— Если ты пойдешь на собеседование с ним, тебе необходимо узнать немного больше о том, что случилось. Наш брак распался, когда умер мой сын. Это был несчастный случай — он утонул, когда мы были в отпуске в Мексике. Я очень долго никому не говорила об этом, — она закрыла глаза рукой. — Джек взялся присматривать за ним, и Томми утонул.

Тедди положила свою руку на руку Кандиды в знак симпатии. Кожа Кандиды была холодной как лед.

— Все нормально, Тедди, это давным-давно прошло. С тех пор я была не в состоянии видеть его, и не знаю, смогу ли разговаривать с ним сейчас.

— Ну конечно, вы не можете! Все это, наверное, было для вас ужасным!

— Это было ужасно. Кроме того, это было моей ошибкой. Мне никогда не следовало доверять Джеку, и я знала это задолго до несчастного случая. Совершенно очевидно, это была моя ошибка. И я заплатила за нее всем, что имела.

— А Джек?

— Джек не заплатил ничем. Мужчины никогда не платят. Джек решил погрузиться в работу, он так и не понял, почему я больше не хочу его видеть. Думаю, что он опасался, что смерть Томми и развод повредят его карьере. Конечно, в этом он ошибался. Это карьера женщин рушится с замужеством и появлением детей — даже если дети умирают и замужество распадается. Даже если дети не умирают и замужество сохраняется. Мужчины же только двигаются от победы к победе. Я думаю, Джеку повезло буквально во всем — Дик Белтон-Смит так дьявольски симпатизировал ему, что не затягивал с продвижением.

Тедди ласково сжала руку Кандиды. — Я понимаю ваши чувства.

— Понимаешь? — отчужденно взглянула на нее Кандида.

— Да. Я разорвала помолвку с Майком. У него была связь с Глорией Мак-Райтер.

— Ах, это, — пренебрежительно сказала Кандида. — Не беспокойся об этом, Тедди. Это мелочь. Я всегда знала, что мужчинам нельзя доверять и в мелочах, но беспокоиться нужно о серьезных вещах. А что они вытворяют своими членами, не имеет отношения ни к тем, ни к другим.

Тедди чувствовала себя задетой недостатком симпатии Кандиды — она надеялась на ответное дружеское пожатие в знак женской солидарности, но Кандида промолчала, и Тедди отвернулась в окно. Обе женщины погрузились в воспоминания.


19 января, 1981


Коттедж Мистри был маленьким, крытым соломой строением недалеко от Норфолкского побережья. В то утро Кандида и Джек прибыли туда, чтобы провести выходные с друзьями Джека — Мэри и Стивеном Малинсон. Джек и Стивен вместе обучались в Нью Колледже, и Джек был свидетелем на свадьбе Стивена и Мэри. Стивен не мог ответить тем же, когда проходила свадьба Джека и Кандиды, так как Мэри в то время ждала четвертого ребенка и роды начались в день их бракосочетания.

Кандида вздохнула с облегчением, узнав, что Малинсоны не смогут прийти. Она не хотела, чтобы трое маленьких детишек разрушили торжественность события, хотя понимала, что не может запретить пригласить их. Джека очень огорчило бы отсутствие лучших друзей на свадьбе, а Мэри, определенно, была из тех, кто отклоняет любые приглашения, не распространяющиеся на всю семью. Но Бог смилостивился над Кандидой, избавив ее от этой проблемы посредством плодовитости и — как бы повежливее выразиться? — католицизма Мэри.

Ужин этим вечером прошел в невозможной суете. Начало вечера они провели на просторной семейной кухне, пытаясь помочь Мэри и Стивену накормить их пятерых детей — то есть, увертываясь от кусков хлеба, швыряемых годовалой Люси, и уговаривая старших детей не поджигать хвост собаке. Это было не самым лучшим способом провести субботний вечер. Около девяти вечера Мэри наконец уложила детей спать и занялась приготовлением ужина для взрослых. Джек и Стивен уселись в удобной гостиной у камина, потягивая марочное виски «Теско» и обсуждая предполагаемые реформы профсоюзного законодательства. Стивен был адвокатом, он выражал несогласие с правительством в случае, если реформы будут принудительными. Кандида, заскучав, унесла свой бокал на кухню под предлогом, что Мэри может понадобиться помощь.

Кандида села у сельского стола, элегантно положив ногу на ногу и покачивая гладкой кожаной туфелькой, и от скуки стала наблюдать за Мэри у плиты. Хозяйка носила потрепанные джинсы, босоножки с линялыми носками и, видимо, старый свитер Стивена, с заплатами на локтях и заметно изъеденный молью. Ее длинные темно-русые волосы были стянуты сзади розовой бархатной лентой, до жути не подходящей к свитеру. Мэри отклонила вежливое предложение Кандиды помочь, сказав, что прекрасно справляется сама, хотя в кухне явственно пахло горелым. Кандида не повторила предложение, она добавила вина в бокал и зажгла сигарету.

— Боже, как вы обходитесь без няни, Мэри?

— Ох, знаете, в Лондоне у нас есть помощь, но это же так весело — приехать сюда на выходные только своей семьей! — Мэри неодобрительно уставилась на дымящийся соусник и вывалила туда загадочное содержимое своего стакана, добавила вина и еще нечто, похожее на полфунта муки. Соусник угрожающе зашипел.

— Но пятеро детей в возрасте до восьми лет! Не представляю, как вы справляетесь!

— Ох, скоро вы сами увидите — они же очень милы! Топот маленьких ножек и тому подобное. Кролик Питер, утка-грязнуля Джемайма. Мыльные ванны. Походы в зоопарк. И вершина всего — мама и куча малышей, — Мэри разговорилась вовсю. — Если бы у нас была постоянная няня, я никогда бы не проводила столько времени с ними. По-моему, очень важно, чтобы родители были вовлечены в этот процесс развития детей, ведь так? И мне очень не хотелось бы затеряться во всяких возвышенных отговорках.

— Возможно, так, — с сомнением согласилась Кандида. Она смотрела на рваную одежду и встрепанные волосы Мэри, на пластиковые кубики и детали конструктора, разбросанные по кухонному полу, на засохшие огрызки сыра, которые Мэри вывалила на стол. Кандида сняла несколько собачьих волос со своего безупречно чистого шерстяного свитера.

— Главное — это расслабиться и радоваться всему, — Мэри откинула лезущие в глаза волосы, другой рукой яростно размешивая содержимое соусника. Ее лицо взмокло от усердия. — Не наполните ли вы мой стакан, Кандида? Спасибо.

— Ну, должна сказать, что я восхищаюсь вами. Для меня было бы тяжело решиться на подобное.

— Но зато так весело! — ответила Мэри. — Сейчас мне противно и подумать о возвращении на свою работу.

— А чем вы занимались до появления детей?

— Ох, всем понемногу. Частично в адвокатской конторе Стивена, частично в магазине «Оксфам» — по полдня два раза в неделю. Ничего непосильного. В «Оксфаме» было весело, потому что люди были приличные и я обновила там всю свою одежду.

Кандида преодолела соблазн сказать, что это совершенно очевидно, так как Мэри все еще носит ее.

— Но когда родился Чарли, я не могла себе и представить, чтобы вернуться на работу. Стивен проявил такую безмерную доброту и понимание, он сказал, что я могу остаться сидеть с ребенком. Я считаю, что нельзя делать хорошо сразу два дела, не правда ли? Поэтому мы решили, что он будет работать, а я — растить детей.

— И вы никогда не жалели об этом?

— Ни на миг. — Мэри поставила на стол большую кастрюлю, наполненную коричневыми комьями и странными плавающими черными кусочками.

— Ну, я восхищаюсь вами, — повторила Кандида. — Не знаю — все эти годы беременности, боль, кормление грудью — я слишком опасаюсь за фигуру…

Каждая из женщин бросила взгляд на талию собеседницы. Живот Мэри выпирал из-под огромного свитера, Кандида, затянутая в облегающие кожаные брюки, была плоской, как доска.

— Да, действительно. Но это компенсируется, — обронила Мэри. — Не позвать ли нам мужчин? Вы не возражаете, если мы поедим на кухне? Так гораздо уютнее… Ужин готов! — выкрикнула она в коридор.

Ужин был готов, но Кандида едва прикоснулась к нему. Стряпня была и клейкой, и подгоревшей одновременно. Кусочки, казавшиеся Кандиде такими подозрительными, оказались горелыми грибами. Картошка была недоварена, а цветная капуста расползлась в тарелке зеленоватой лужицей.

— Ах, беф-бурджинон, знаменитый беф-бурджинон Мэри! — заговорщически подмигнул Кандиде Джек. Мэри вспыхнула, очень польщенная, но тут же пустилась в длительные извинения, пока остальные не начали единогласно уверять ее, что все невероятно вкусно. Джек и Стивен дочиста опустошили тарелки. На десерт Мэри предложила оставшееся от детей малиновое желе, которое она попыталась улучшить перемешиванием со взбитыми сливками и добавлением нескольких веточек мяты. Больше всего оно напоминало детскую блевотину. Кандида, закурившая, чтобы подавить голодное урчание в желудке, изумленно наблюдала, как ее муж это с удовольствием ел, запивая 72-градусным «Сотурнэ», принесенным в подарок.

После отвратительного кофе, оставившего темный осадок на дне чашек, Мэри и Стивен пошли спать.

— Дети встают в шесть даже по воскресеньям, — извиняющимся тоном произнес Стивен. — Вы можете идти спать, когда вам удобнее.

С различными странными ухищрениями, включавшими хождение на цыпочках, сверхосторожное закрывание двери и воздержание от смывания в туалете, чтобы не разбудить детей, хозяева удалились, оставив Джека и Кандиду у камина допивать «Сотурнэ».

Дождавшись, пока затихнет скрипение половиц в комнате над ними, Кандида возвела глаза кверху и, откинувшись, несильно ударилась головой об стену, изображая обморок. Джек засмеялся, они оба зашикали друг на друга и сжались на диване, подавляя хихиканье.

— Никогда! — прошептала Кандида. — Ноги моей больше здесь не будет! Во-первых, я голодна…

— Если хочешь, я принесу тебе шоколада из машины…

— Нет, я лучше выпью вина. Это единственная вещь во всем доме, в которой нет собачьей шерсти или детских слюней.

Джек привлек ее к себе, они сидели, глядя на огонь.

— Ты действительно считаешь, что они так ужасны? — спросил он шепотом.

— Нет — по крайней мере, он. Он вполне приятен. Но Мэри! Что за поденщица!

— Это сейчас, а так она — прекрасная женщина, и очень веселая. Это из-за тяжелой работы по воспитанию и присмотру за детьми. И кстати, она мне кажется красивой.

— Что? Ну, ты сказал это только потому, что она напоминает тебе маму… Боже, она выглядит точь-в-точь, как моя мать. Очевидно, что она моет голову раз в неделю и бывает у парикмахера раз в год. Она совершенно вымотана и печется о своих детях, словно в жизни нет ничего другого… хотела бы я ее поставить на место!

— Стервочка, — любовно прошептал Джек. — Если серьезно, Кандида, я им немного завидую. Согласись, в семейной жизни есть что-то ужасно привлекательное.

— Есть семейная жизнь и семейная жизнь, — искривила губы Кандида. — Я считаю, что если есть один ребенок, то есть и семья, и время на другие дела в жизни. Возможно ведь жить и так. Например, с помощью контроля над рождаемостью.

Они пошли в постель, вздрагивая при каждом скрипе половицы и замирая, словно статуи, у дверей детской комнаты, прислушиваясь к дружному сопению, доносившемуся оттуда. В их спальне, расположенной под самым карнизом дома, стоял ледяной холод. Кандида села на кровати, завернувшись в одеяло, и ткнула Джека в ребра, обращая его внимание на туманное облачко от ее дыхания.

— Они могли бы дать нам хотя бы по бутылке с горячей водой, — пробормотала она сквозь сжатые зубы.

Джек начал растирать ее для тепла, пока она дрожала, прижавшись к нему. Ее маленькие груди были ледяными, соски съежились, она забилась в одеяла по уши, бессовестно стянув их со своего мужа. Он уткнулся лицом в ее шею, тепло и тихо дыша около ее уха.

— Боюсь, что есть только один способ немножко согреться, дорогая…

— Делай это быстрее, ради Бога. Я умираю от холода, и если ты не поторопишься, надену на себя всю твою одежду и свой дорожный костюм. Вряд ли ты найдешь это привлекательным…

— При чем тут привлекательность, я не хочу забираться внутрь всего этого, — пробормотал Джек около ее левой груди.

— Я уверена, что ты найдешь способ.

— Было бы желание… — Джек забрался на нее, и Кандида взвизгнула.

— Прочь! — прошептала она. — Ты словно кусок льда! Я бы лучше предпочла на себе ту отвратительную собаку!

— Иногда я просто дивлюсь, какая ты извращенка, моя возлюбленная жена… — Джек упорно оставался на ней, прижимая ее плечи к неровному матрацу.

— Если у меня и есть грязные мысли о собаке, то только потому, что на ней больше волос, чем на тебе, и потому, что твои чертовы друзья содержат дом как холодильник… коттедж Мизери, дьявольски подходящее имя — ужасная еда, богомерзкая кровать, и холод как на северном полюсе…