Единственным человеком, которому Майк доверял, был Алекс Фицджеральд. Единственным человеком, которому он мог сейчас позвонить, была Глория Мак-Райтер. Майк отбросил волосы со вспотевшего лба и набрал ее прямой телефон. Он долго слушал гудки. Ведь должен кто-то оставаться в «Хэйз Голдсмит» — черт возьми, сейчас только восемь часов вечера, в самый драматичный день за всю историю валютной торговли. Они должны были кого-то оставить дежурить в отделе.

— Дд-а? — голос Глории звучал безжизненно.

— Глория, это Майк.

— Нн-у, знаешь… Как дела, Мичинелли?

— Все хорошо, Глория. Я хотел узнать, как у тебя дела.

— Ну, мы с боссом остались удерживать крепость. Мы немного выпили, чтобы отпраздновать…

— Отпраздновать?! Глория, ты, наверное, свихнулась. Какого дьявола вы празднуете?

— Мой босс празднует баснословные прибыли, которые мы, возможно, получим завтра. Он до того надрался, что думает, будто мы вылезем из этой истории пахнущими розой. У меня не хватает духа сказать ему, что его У-ВО-ЛЯТ. — Глория выговорила слово по складам, будто разговаривала с ребенком. — Лично я праздную свое опьянение.

— Так ты думаешь, что все кончено, Глория? — Майк заговорил, тщательно выбирая слова. Он знал, что их разговор записывается на магнитные ленты, установленные в телефонах комнаты сделок «Хэйза Голдсмита», и следил за каждым оброненным словом.

— Угу, — вздохнула Глория. — Все кончено. Мы пропали. Лучше бы я никогда не уходила из «Стейнберга», Мичинелли. Я сделала огромную ошибку.

— Разве это? А не то, что случилось в четыре часа?

— Четыре часа? — недоуменно спросила Глория. — Да, возможно, — она не могла вспомнить, что случилось в это время. Может быть, он намекал на то, что эти ублюдки решили отступить с рынка?

— Глория, у тебя есть с собой переносный телефон? — спросил ее Майк.

— Конечно.

— Переключись на него, о'кей? Мне нужно поговорить с тобой минутку.


Малькольм видел, как Глория разговаривает по телефону. Он наблюдал за ней сквозь стеклянную стенку кабинета и размышлял о завершении дня. Какая-то насмешка судьбы была в том, что сегодняшний день закончился подобным образом. Малькольм ожидал, что это будет день его триумфа, а тот оказался днем его крушения. У Малькольма не было никаких сомнений, что завтра к обеду его уже уволят. Словно в насмешку, в этот знаменательный день у него получилась лучшая интимная игра за всю жизнь. Словно в насмешку, он получил ее с женщиной, из-за которой теперь лишится работы и вряд ли где-нибудь устроится снова.

Его телефон зазвонил.

— Малькольм Фиачайлд.

— Милый, это я.

— Кандида! — подскочил Малькольм. Кандида никогда не звонила ему в офис. Она вообще очень редко звонила ему.

— Милый, сегодня был такой ужасный день — Бог знает, как я перенесла это напряжение, а ведь для меня это не так близко и не так важно, как для тебя. Как ты себя чувствуешь?

— Кошмарно.

— Знаешь, я подумала, что тебе нужно немножко… подкрепить себя. Я сейчас дома. Готовлю ужин. У меня тут бутылочка шампанского на льду. Бери такси и приезжай сюда.

— Кандида, дорогая, мне это очень приятно, но сегодня вечером я не могу. Я должен следить — вдруг произойдет что-то еще. Я отвечаю за работу отдела…

— Малькольм, тебе нужно поесть. Тебе нужно расслабиться. Ты сможешь лучше заниматься своими делами, если поешь и отдохнешь. Я знаю, что тебе сейчас нужно, — уговаривала его Кандида. — Ты уйдешь из офиса ненадолго. Мы спокойно поужинаем, ты примешь горячую ванну, а я потру тебе спину. Затем ты свеженьким вернешься в офис. Ты будешь в наилучшей форме, я обещаю. Малькольм? Позволь мне помочь тебе. Ты так много мне помогал…

Малькольм не мог сопротивляться этому. Он покосился на Глорию, которая разговаривала уже по переносному телефону, и выскользнул из офиса, оставив пиджак на спинке стула и открытый портфель на столе, чтобы зашедшие люди думали, будто он где-то в здании. Это был старый трюк, но работал безотказно.


Майк быстро затянулся сигаретой. Все получилось прекрасно. Если кто-то прослушает ленту, то подумает, будто Глория заключила сделку с Майком в четыре часа, а затем напилась. Выглядело очень правдоподобно. Он набрал номер переносного телефона Глории.

— Глория, я придумал, как тебе выпутаться из этого. Ты ведь потеряешь работу, верно?

— Держу пари, что да. Ты хочешь предложить мне работу?

— В некотором смысле. Я хочу заключить с тобой соглашение.

— Тебе незачем заключать соглашения, мой сладкий. Просто забери отсюда свою дурочку, и она до конца дней своих будет помнить… — голос Глории сорвался.

— Глория, я хочу, чтобы ты выписала документ о сделке. Скажем, ты купила один миллиард фунтов у «Стейнберг Рот», Нью-Йорк, в три пятьдесят семь после полудня — до объявления — по обменному курсу 2,778.

— Мичинелли, ты кое-что забыл. У меня по документам уже есть миллиард фунтов по средней цене 2,8085.

— Я не забыл, Глория. Именно потому я это и говорю. Тебе нечего терять. Ты, считай, уже за дверью. Даже если ты избавишься от позиции по цене 2,70, в чем я сильно сомневаюсь, ты потеряешь тридцать восемь миллионов фунтов. Я уже вижу, как ты идешь с Уолл-стрит на Ливерпуль-стрит. Завтра утром ты скажешь, что заключила сделку в четыре, до того, как центральные банки удалились с рынка, потому что твердо верила, что завтра с утра цены на стерлинг резко подскочат. Как ты могла предвидеть, что Ламонт отступит с рынка? Ты решила удвоить позицию, чтобы уменьшить среднюю цену. Ну, ошиблась ты. Ну, рискнул «Хэйз» двумя миллиардами, не одним. Подумаешь, большое дело. Ты в любом случае прогораешь. Если ты сделаешь то, что я предлагаю, я выпишу тебе чек на миллион фунтов — или возьмешь деньгами, если тебе так больше нравится — на черный день. Такой, как завтра. Если не сделаешь, то выйдешь за дверь с пустым карманом и бумажкой об увольнении в руке. Я сомневаюсь, что босс даст тебе блестящую рекомендацию. Что ты на это скажешь, Глория?

— Мне нравится это слышать, Мичинелли. Рассказывай дальше.

— Дальше нечего рассказывать, а тебе нечего терять. Выписывай документ, и завтра пойдешь по магазинам. И никаких вопросов. Мы никогда не упомянем этого снова. Я просто вручу тебе чек.

Глория подтащила к себе стопку бланков документов о сделках и взяла ручку.

— Все, что ты должна сделать, моя милая, — Майк все еще уговаривал Глорию, — это заполнить жалкий деловой листочек. Один миллиард стерлингов, куплен у «Стейнберг Рот», Нью-Йорк, в три пятьдесят семь после полудня, время лондонское, шестнадцатое сентября, по курсу 2,778 немецкой марки. Ничего не может быть легче.

— Ты прав, Мичинелли. Я уже выписала его. Это не заняло и минуты.

— А теперь иди в расчетную комнату и оставь его в папке для завтрашней обработки. Затем иди в магазин и купи себе что-нибудь из одежды. Я поговорю с тобой в субботу вечером.

— Я лучше не пойду за одеждой, а останусь здесь.

— Как хочешь, Глория.

— Эй, Мичинелли? Почему ты это для меня сделал?

— Я хочу помочь тебе вылезти из грязи, Глория. Я добрый парень, и ты мне нравишься.

— Ты законченный негодяй, но плевала я на это.


Два документа были выписаны. Так из-за трех телефонных звонков и двух жалких клочков бумаги «Хэйз Голдсмит» потерял более ста миллионов фунтов, и почти половину этой суммы присвоил «Стейнберг Рот».


Кандида не спала, она ждала. Рядом с ней, слегка похрапывая, спал Малькольм. Вечером она стала убеждать его лечь в постель, что оказалось нетрудно, и заняться с ней любовью, что оказалось гораздо труднее, если учесть количество алкоголя, принятого Малькольмом, а затем поспать, что оказалось легче всего. Малькольм всегда засыпал после сношения. Иногда он засыпал и до него.

Кандида ждала, когда зазвонит телефон. Она знала, что Фиц позвонит первым, и держала руку прямо на трубке, чтобы сразу же поднять ее и не тревожить вполне заслуженный отдых Малькольма. Телефон зазвонил.

— Алло? — приветливо сказала она.

— Это я, — раздался в трубке голос Фица. — Все сделано. Как часы. Все твои заботы позади, детка. Ты можешь отдыхать или заниматься всем, что забредет в твою хорошенькую головку. Я хочу поблагодарить тебя за помощь, Кандида. От всей глубины своего сердца.

— Это большое удовольствие — сотрудничать с тобой, Фиц.

— Да? Ну, гораздо больше удовольствия исходит от тебя, детка.

— Приятно слышать.

— Как ты думаешь, могу я прийти к тебе с визитом, чтобы отпраздновать дело?

— Здесь будет немного людно. Я не одна…

— Только не говори мне, что этот придурок все еще у тебя. Ты перевыполняешь долг, моя сладкая. Ты — стопроцентный профессионал, должен заметить.

— Ну, я подумала, что так для нас будет безопаснее. Я не хочу, чтобы он бродил по офису.

— Надеюсь, что ты не совсем попусту потратила время, детка. Надеюсь, ты что-то получила с этого, понимаешь, что я имею в виду?

Слушая Фица, Кандида могла представить выражение его лица — оно расплылось в похотливую ухмылку.

— Нет, Фиц. Я ничего не имела с этого, — твердо сказала она. — Я никогда не использовала этого типа для развлечения, и в сексе, разумеется, тоже. Ты это знаешь.

— Тогда оставь это мне, детка. Будь для меня наготове.

— Буду. — Кандида положила трубку, расслабленно откинулась на подушки и уставилась в ночную темноту спальни. Белая хрустящая простыня плотно облегала ее груди.

Конечно, она не получала удовлетворения с Малькольмом. Кандида не получала удовлетворения и с Фицем, хотя тот не догадывался об этом. Она не могла вспомнить, когда в последний раз получала удовлетворение. Проблема была в мужчинах — по крайней мере, в тех, которых она знала. Они никогда не использовали в близости ничего, кроме членов, никаких частей поприличнее… ни сердец, ни тем более мозгов. Ей было противно, что Фиц не использует мозги, занимаясь любовью. В конце концов, он же был умным человеком. В каком-то смысле, Кандиде меньше претило занятие любовью с Малькольмом. Она подозревала, что тот вообще не имел мозгов, там было не на что жаловаться.

Она взглянула на него сейчас — тихого, мирного, даже улыбающегося. В первый раз Кандида задумалась о том, чем все это кончится для Малькольма. Если трезво рассуждать, он потерпел крах. Возможно, он никогда больше не получит работу. Кандида не держала зла на Малькольма, она не хотела ему ущерба, но не видела, как избежать этого. Значит, быть по сему.

Малькольм продолжал храпеть. Кандида была близка к тому, чтобы выпихнуть его из постели. Он послужил ее целям и больше не мог сделать ничего, что нарушило бы ее тщательно выношенные планы. Она задумалась о следующей стадии плана, пытаясь догадаться, что предпримет Джек. Когда он вернется из Австралии, не только Малькольм, но и весь рынок будет знать, что «Хэйз Голдсмит» понес сокрушительные потери.

Тогда цены на акции «Хэйза» резко упадут, и Алекс Фицджеральд получит огромную прибыль — частью за продажу валюты, частью за прибыль с опционов. Он продолжит скупку акций «Хэйз Голдсмит». Когда у Фица будет достаточно опционов, чтобы стать владельцем контрольного пакета акций торгового банка, он со временем поднимет цены на эти акции до того уровня, какой сочтет нужным. Алекс говорил ей, что остались дни, а не недели до того времени, когда Джек Делавинь назовет его боссом. Эта мысль вызвала улыбку на лице Кандиды.

Кандида вновь взглянула на Малькольма. Она была в добром настроении, ей хотелось сделать жест благодеяния. Так и быть, она даст ему выспаться. Наверное, это последний беззаботный сон Малькольма на долгое время вперед. Может быть, она даже сварит ему кофе завтра утром.

Глава четырнадцатая

Глория сидела на столе Малькольма, покачивая ногой, ее губы сложились в недовольную гримасу.

— Я не могу поверить, что ты это сделала, Глория, — отказывался Малькольм. — Скажи мне, что ты не делала этого. Ты издеваешься надо мной, верно?

— Нет, Малькольм. Я повторяю, что заключила сделку прямо перед закрытием рынка, около четырех, с Майком Мичинелли из «Стейнберга».

Малькольм недоверчиво потряс головой.

— Но я помню, что вчера после обеда мы разговаривали о позиции в миллиард стерлингов. А теперь ты говоришь мне, что у нас два миллиарда? Это невероятно. Я знаю, тебе просто хочется подразнить меня.

— Зачем мне это делать, дружок? Это не шутки для нас обоих. Когда мы разговаривали вчера, у нас был миллиард. Но позже, в четыре часа, я подумала, что курс, скорее всего, поднимется сразу же после закрытия рынка. Я подумала так потому, что валютная интервенция не сработала, а эти Мэр и Ламонт дали рынку «абсолютное обязательство». Поэтому я купила еще миллиард. Я думала, что ночь спустя мы получим прибыль, которая покроет наши потери. Я ошиблась, признаю. Я не предполагала, что они до того отступятся от своих обязательств, что уйдут с рынка. Я сделала ошибку в рассуждениях… небольшую.