Малькольм чуть не подавился на этом слове.

— …большую ошибку в рассуждениях, — поправилась Глория. — Но не писай за это на меня. Ты должен писать на Мэра и Ламонта. Они — настоящая команда, эти двое. Потрясающий дуэт.

Малькольм так и сел. Он не мог сдержать дрожь.

— Но почему ты ничего не сказала мне, Глория?

— По правде говоря, Малькольм, я сказала это тебе. Я отчетливо это помню. Мой рот был занят твоим, хм, членом, — она выговорила это слово с жутким акцентом, — и я на момент освободила губы, чтобы сообщить тебе, что мы изменили позицию. Должна заметить, милок, ты выглядел изрядно довольным, но может быть, ты не совсем понял, что я сказала… — Глория скосила на него уголок глаза.

Малькольм стиснул голову руками, прижав пальцы к глазам. Он ничего не помнил. Он еще мог вспомнить интимную близость, но не помнил никаких разговоров. Придя домой к Кандиде, он уже едва держался на ногах, а когда они закончили ужинать, едва ли был способен вспомнить, как его зовут.

— Может быть, ты не хочешь говорить Большому Джеку, что я рассказывала тебе об этом? — почувствовал он у себя на шее руку Глории. — Может быть, нам лучше не упоминать о том, что здесь происходило прошлым вечером? — Глория толкнула ногой мусорную корзину. — Может быть, ты выкинешь бутылку из-под виски из мусорницы?

Малькольм застонал.

— Может быть, сейчас мне начать закрывать позицию? Как насчет этого, босс?

— Да. Конечно, ты права. Закрывай позицию. Продай ее всю. Продай эти чертовы стерлинги, пока дела не пошли еще хуже. Какой сейчас курс?

Глория перегнулась через него, чтобы взглянуть на экран. Даже находясь в таком потрясенном состоянии, Малькольм почувствовал возбуждение от ее терпкого солоноватого запаха.

— Курс около 2,65, но рынок очень тощий, — сообщила Глория. — Не знаю, удастся ли мне спустить все. Кажется, основная активность идет вокруг кроны, франка и иранской валюты. Все они двигаются на юг — падают.

Малькольм сидел, обхватив голову руками.

— Делай все, что хочешь, Глория, — безнадежно сказал он. — Продавай все, что можешь. Мне нужно подумать о том, что я скажу Джеку.

Малькольма удивляло, почему Глория обо всем говорит так спокойно. Он знал, что она потеряет работу, да и она наверняка это знала, но все-таки вела себя так, будто проиграла в игру «Счастливый случай». Чепуха. У него не было времени переживать из-за Глории. Пусть она сама заботится о себе. Ему следовало побеспокоиться о собственной шее.

Казалось, прошло совсем немного времени, когда Джек примчался в его кабинет. Малькольм взглянул в бледное, осунувшееся лицо Джека и выдавил нервную улыбку. Он почувствовал приступ раскаяния.

— Малькольм! Один из сотрудников отдела только что сказал мне, что в настоящее время у нас есть два миллиарда стерлингов, купленных по средней цене 2,793. Я чуть не уволил его с позором. За гнусное чувство юмора. — Джек говорил очень тихо, его тон был скорее угрожающим, чем злым. — Не будешь ли ты так добр объяснить мне, почему по нашему отделу летают такие дикие слухи?

Малькольм не смел посмотреть Джеку в глаза.

— Это правда, Джек, — пробормотал он. — Боюсь, что это правда.

— Ты, наверное, совсем сошел с ума. Как это может быть правдой?

Малькольм зашуршал бумагами на столе.

— Как ты помнишь, у нас была позиция на миллиард фунтов стерлингов, мы играли на повышение…

— Продолжай.

— Ну, вчера после обеда, мы — то есть Глория — решила ее удвоить.

— Глория решила ее удвоить? — Джек медленно повторил слова, тщательно выговаривая каждый звук.

— Это так. Она считала, что главный подъем курса произойдет сегодня утром.

В комнате наступило молчание.

— Только этого не случилось, — тупо добавил Малькольм.

— Но, Малькольм, я предполагал, что после объявления об отступлении с рынка ты приказал Глории продать позицию в Нью-Йорк?

Малькольм не ответил.

— Малькольм, будь добр, взгляни на меня. — Джек, увидев покрасневшие глаза и виноватое выражение лица Малькольма, догадался, в чем было дело.

— Ты продал позицию, Малькольм?

— Ну, не совсем. Не полностью. Нет еще.

Джек оперся руками на стол Малькольма, наклоняясь вперед, пока его лицо не оказалось в нескольких дюймах от лица Малькольма.

— Почему — нет? — задал он прямой, открытый вопрос.

— Меня не было в офисе. Я ничего об этом не слышал до сегодняшнего утра.

Джек отстранился от стола. Ему хотелось ударить Малькольма. Он еще никогда в жизни не хотел избить кого-нибудь сильнее.

— Понятно. — Джек уставился в окно, выходящее на Каннон-стрит. — Малькольм, будь добр, представь мне все торговые отчеты, все документы о сделках за вчерашний день, и попроси Глорию подойти к нам. Вы ведь еще не прослушивали магнитофонные ленты?

— Ленты? — смутился Малькольм. — Нет, мне это не пришло в голову. Здесь нет никаких уловок, Джек. Глория подтвердила сделку. Все оформлено и записано должным образом.

— Я бы хотел немедленно просмотреть записи, Малькольм, — в голосе Джека прозвучало ледяное презрение.


Джек изучил деловые отчеты перед разговором с Глорией и Малькольмом. Бумаги были в полном порядке. На документе было ясно написано — три пятьдесят семь после полудня, количество равнялось одному миллиарду фунтов, по курсу 2,778, самому низкому из возможного курса фунта на рынке. Факты подтверждали рассказ Малькольма. Бровь Джека поднялась вверх, когда он увидел, что противной стороной сделки является «Стейнберг Рот», но это было вовсе не удивительно. Банк был крупным игроком на рынке, одним из немногих учреждений, способных заключить подобную сделку, а у Глории, конечно, там оставались знакомьте со времен ее работы в «Стейнберге». Только две вещи вызвали недоверие Джека. Во-первых, он не мог поверить, что Малькольм так рано ушел из офиса в Черную Среду, как прозвали этот день газеты. Еще он не мог поверить, что Глория была достаточно убеждена в правильности своих рассуждений, чтобы купить второй миллиард стерлингов. Она брала на себя огромный риск для получения сравнительно небольшой прибыли в случае успеха. И она вопиюще ошиблась.

— Глория, ты обсуждала сделку с Малькольмом до ее заключения? — уточнил у нее Джек.

Глория опасливо покосилась на своего босса и быстро ему подмигнула.

— Нет. Я считала, что могла ее заключить, верно?

— Верно, могла.

— Это не значит, что сделка незаконна? Мы не можем отменить ее? — встрепенулась Глория.

— К несчастью, нет. Таковы установки торговли. Ты заключила сделку, с разрешения руководства, или без разрешения, а «Хэйз Голдсмит» — не такое учреждение, которое отказывается от сделок. Я мог бы вступить в переговоры со «Стейнберг Рот» и объяснить, что сделка такого размера превосходит твои лимиты, но они совершенно резонно могут мне ответить, что считали, что она заключена с разрешения руководства. Не такое уж необъяснимое предположение. — Джек хмуро взглянул на Малькольма. — Я мог бы также приказать провести расследование, на основании того, что считаю эту сделку мошеннической, и не уверен, что это не наилучший способ действий. Тем не менее, пока мы должны рассчитаться со «Стейнбергом», а затем попытаться договориться с нашими страховщиками. Я подозреваю, что нам предстоит выдержать очень трудную схватку, чтобы вернуть деньги. У нас нет страхового полиса, защищающего от безумия или идиотизма некоторых торговцев. Как у нас текущее положение? Сколько вы продали?

— Около четырехсот миллионов.

— Значит, у нас на длинной позиции еще полтора миллиарда стерлинга, правильно?

— Плюс-минус фунт. — Глория выглядела почти довольной.

— Хорошо. Малькольм, прикажи Марку Митчелсу принять позицию Глории и закрыть ее. Продавайте по любой цене. Глория, я хочу, чтобы сегодня ты ушла из офиса.

— Меня выгоняют? — она дерзко уставилась на Джека, тот хладнокровно встретил ее взгляд.

— Нет. На данный момент я подозреваю тебя в недозволенной торговле, — он обернулся к Малькольму. — Это правильно, Фиачайлд? Торговля была недозволенной?

— Ох, да-да. Абсолютно. Да, — поспешно забормотал Малькольм, избегая смотреть на женщину.

Джек медленно повернулся к Глории и заметил полный презрения взгляд, которым она наградила Малькольма. Такой взгляд мог означать только одно — Малькольм одобрил действия Глории, а теперь подставляет ее в качестве козла отпущения. Этот человек был ему омерзителен.

— Глория, ты пока задержана. Вероятнее всего, твой рабочий контракт будет расторгнут, но сначала мне нужно ознакомиться с формальностями. Оставь свой контактный телефон секретарю, а я позвоню тебе в ближайшие несколько дней.

— С удовольствием, Джек.

Глория неспешной походкой вышла из комнаты. За ней последовал Малькольм, нервно загребая ногами. Он догнал ее у лифта.

— Глория? Глория, подожди!

Она обернулась и благословила его самой широчайшей и натуральнейшей улыбкой.

— Да, дружок?

— Я всего лишь хотел сказать… Я всего лишь хотел сказать… — он взял ее руку в свои. — Я всего лишь хотел сказать, что сделаю для тебя все, что в моих силах — все что угодно — стоит тебе только произнести слово.

— Хи-хи, как это мило с твоей стороны, Мальк. — Глория, казалось, глубоко задумалась. — Знаешь, дружок, кое-какую мелочь ты можешь сделать…

— Скажи. Все что угодно. В самом деле.

— Ты можешь поцеловать мою задницу.

Глория сверкнула ему всеми своими безукоризненными зубами и вошла в лифт.


Тедди частым гребнем прочесала контракт ван Бадингена, чтобы предупредить любые оговорки. Ей хотелось уладить это дело. Сегодня ей было немного досадно, что она не принимала участия в грызне и суетне инвестиционных банков. Тедди могла себе представить дрожь и волнение, царившие в комнатах сделок во время этой бешеной обстановки на рынке, и почти сожалела, что, будучи вербовщиком, оставалась за пределами игрового поля.

Но, как сказала Кандида, в конце игры вербовщики возвысятся, словно судьи. Подобный рыночный кризис вызовет в Сити волну реорганизаций, а значит, пойдут наймы и увольнения, у вербовщиков появится больше работы и ЭРК высоко поднимет голову на поле битвы. Тедди не совсем была согласна с тем, что вербовщики подобны судьям в этой игре — они гораздо больше напоминали ей грифов, растаскивающих гниющие трупы. Как бы там ни было, это добавляло вкуса ее жизни. Она заглянула в кабинет Кандиды, чтобы задать пару вопросов о пенсионных правах.

Кандида, как всегда, была на телефоне.

— Джоанна? Это Кандида, — она указала Тедди, чтобы та села.

— Я услышала этим утром кое-какую новость и подумала, что тебе она покажется интересной, — хмыкнула она. — Да, мне кажется, что хорошая. Она касается Черной Среды… Допустим, одна маленькая птичка рассказала мне, что вчера, в конце рабочего дня, торговец — пусть он останется безымянным — некоторого банка на Каннон-стрит купил миллиард фунтов, незадолго до объявления Ламонта… Да, это случилось на Каннон-стрит, дом двадцать два. Ну, скажу тебе, они потеряли весьма значительную часть капитала. — Кандида рассмеялась. — Ты можешь все проверить сама. Джо, я не могу этого сделать, но я уверена в этом, да. Ты можешь добавить еще такой факт, что никто из обоих старших директоров — Фиачайлд и Делавинь, если ты хочешь знать их имена — не был на месте во время кризиса. Нет, я не знаю, где они были, откуда мне это знать? Я подумала, что тебе это понравится. Нет, за это ты мне ничего не должна. Это просто так. Хорошо, пусть будет ленч. Ты идешь на ленч в Гильдию? Да, я по глупости согласилась рассказать по шестой форме о карьере женщин в Сити. Ну, пока.

Кандида с сияющей улыбкой повернулась к Тедди.

— Это Джоанна Френч из ежедневника «Таймс». Мы с ней вместе учились в школе.

— Неужели? Вы разговаривали о «Хэйз Голдсмит»?

— Вот именно. Я о нем такое слышала, Тедди, что тебе его и палкой потрогать не захочется. В общем, как я представляю, нам нужно сделать распечатку из базы сведений о всех сотрудниках «Хэйза» — возможно, кому-то из них потребуется найти работу, а нам нужно ковать железо, пока горячо.

— Что там случилось?

— Вчера они промахнулись с фунтом. Твоя знакомая Глория Мак-Райтер. Я всегда говорила, что она — тупица. Бог знает, почему они наняли ее. Давай мы с тобой просмотрим после обеда эту распечатку, а там подумаем, с кем мы можем начать предварительные переговоры. Ранняя птичка…

— …червячка поймает, — Тедди закончила за нее поговорку, а затем стала задавать вопросы о пенсионном обеспечении.

Тедди вышла из кабинета Кандиды с неприятным чувством. Она уважала своего босса, даже обожала, но все-таки чувствовала, что очевидный восторг Кандиды вызван бедственным положением «Хэйз Голдсмит». Конечно, Кандида ненавидела Джека, и Тедди без труда понимала, почему, несмотря на то что Джек ей самой нравился — и даже очень. Смерть Томми была трагедией того рода, от которых женщины часто не оправляются, и если Кандиде было легче оттого, что она ненавидела Джека, у нее было такое право. Было очевидно, что Джек признавал это право, почему бы Тедди не сделать то же самое?