Тогда он еще не знал, что больше всего на свете Кнопка любила врать…

Он тогда вообще ничего не знал о Кнопке. Потом день за днем он открывал ее для себя снова и снова, но каждый раз понимал, что какая-то часть ее души все равно остается для него закрытой. И не только для него, но и вообще для всех, в том числе — он был уверен — и для самой Кнопки тоже.

Потом, позже, выяснилось, что врала Кнопка только отчасти. Что влюбленность была ее хроническим состоянием, и эти бесконечные влюбленности перетекали одна в другую, проходили чередой сквозь ее жизнь. В свободное от влюбленностей время Кнопка читала Барбару Картленд и Даниэлу Стилл и на этой почве даже слегка подружилась с Сережиной мамой, которая, несмотря на стойко сформировавшийся с течением лет образ интеллектуалки, тоже, как оказалось, грешила иногда чтением подобных романов.

Это выяснилось, кстати, в первый же вечер пребывания Кнопки дома у Сергея. Пока он заваривал на кухне, чай, Кнопка за закрытой накрепко дверью его комнаты зашивала свои джинсы, выбрав для этой цели совершенно неуместные ярко-оранжевые нитки. Корявый оранжевый шов, по диагонали пересекающий голубую штанину, выглядел очень впечатляюще.

— Ты сама додумалась до этих оранжевых ниток? Или в модном журнале прочитала? — поинтересовался он, скептически оглядывая результат ее долгих бдений за закрытой дверью.

— Ты ничего не понимаешь, — отмахнулась Кнопка, присаживаясь за столом. — Не видишь разницу между заплаткой и декоративным элементом. Если бы я шила голубыми нитками — была бы заплатка.

— Прости, — рассмеялся он. — Подобная оригинальность мышления для меня недосягаема. Но ты права: в этом что-то есть. Даже с точки зрения психологии: голубые нитки означают, что ты пытаешься замаскировать следы своего преступления. Что тебе ужасно жалко разорванные джинсы и ты пытаешься вернуть назад что вернуть назад невозможно…

— Ты о чем? — Спросила она серьезно, шумно хлебнув из чашки горячий чай.

— О джинсах. Они ведь уже никогда не будут целыми, — пояснил он, немного смущенный ее серьезностью. Она тут же рассмеялась в ответ, давая понять, что он попался в очередную ее ловушку.

— А оранжевые?

— Оранжевые нитки… Прекрати смеяться, пожалуйста! Оранжевые нитки означают, что тебе на джинсы наплевать и ты не жалеешь о своем поступке…

— Совершенно верно, — подтвердила Кнопка, довольно улыбнувшись. — На джинсы мне наплевать, и о своем поступке я не жалею. Если бы я не залезла на дерево, я бы с него не свалилась. А если бы я с него не свалилась — кто знает, может, и не встретились бы мы тобой никогда. Правда ведь?

— Правда, — согласился Сергей, чувствуя, как это замечательно — то, что Кнопка полезла на это дерево. И черт с ними, с джинсами. Оранжевый шов, хоть и кривоват немного, на самом деле придает им шарм неповторимый…

В этот момент они услышали, как открывается входная дверь. Кнопка притихла, нырнула взглядом в чашку и не поднимала глаз до тех пор, пока не услышала:

— Здравствуйте…

— Привет, мама. Познакомься, это Кнопка.

Он даже не понял сначала, отчего это мать удивленно так вскинула брови. Потом только догадался, что не совсем традиционно он представил ей свою новую знакомую. Кнопка в этот момент поднялась из-за стола, смело выставив напоказ оранжевую дорожку на джинсах. Улыбнулась и сказала:

— Здравствуйте. Я — Кнопка.

— Здравствуйте, — отозвалась мать. — А я просто тетя Рита.

— Очень приятно. — Кнопка искренне улыбнулась и снова села на табуретку, а мама вдруг сказала:

— Ты, Кнопка, похожа на Зою. Я все время так себе представляла княгиню Зою из романа…

Она внезапно замолчала на полуслове. Сергей сначала не понял, в чем дело, но вовремя подоспевшая Кнопка выдала свою собеседницу с головой:

— Из романа Даниэлы Стилл? Вы тоже читали?

— Читала, — смущенно улыбнулась мать и бросила взгляд на сына.

— Мама, — рассмеялся он. — Неужели правда? Тебе оказывается, не чужд этот мусор, который гниет на книжных прилавках? А как же нелинейная проза, как же Павич и Теннеси Уильямс?

— Мне не чуждо ничто человеческое, — вздохнула мать и опустилась на табуретку. — И мне совсем не стыдно в этом признаться!

— Я правда похожа на Зою? — вставила Кнопка.

— Правда, — вступил Сергей. — Уверяю тебя, как две капли…

Они рассмеялись все вместе. Уже потом, позже, Сергей убедился, что эпизод на кухне был неслучайным. Кнопка в тот вечер легко «расколола» его мать, заставив ее признаться в том, что для всех было секретом. Такой уж у Кнопки был талант — заставлять людей раскрывать свои секреты… Только свои собственные она держала при себе. Предпочитала сочинять разные небылицы.

И еще одна удивительная способность была у Кнопки: она очень легко сходилась с людьми. Так случилось с самим Сергеем, с его матерью и даже с отцом, который значительно позже познакомившись с Кнопкой, тоже потом отзывался о ней очень тепло. Она легко сходилась с людьми, но только с теми, которых интуитивно воспринимала как хороших. Таких было большинство, но встречались и исключения. Так, например, невзлюбила с первого взгляда она одного Сережкиного приятеля — Жорика, того самого, который налепил на стену в съемной квартире портрет Анастасии Волочковой. При знакомстве сказала ему «привет» и замкнулась сразу, не произнесла ни слова за весь вечер. Потом, когда они возвращались домой, Сергей поинтересовался:

— У тебя температура, Кнопка?

— Это у тебя температура, — огрызнулась она. — Не понравился мне этот хмырь.

Сергей вздохнул: обсуждать Кнопкины вердикты было делом бесполезным. Но в то же время снова удивился этой чудовищной ее проницательности, потому что и сам в глубине души Жорика недолюбливал, в чем сам себе признался уже достаточно давно.

Кнопка вообще часто его удивляла. С первого дня их знакомства так и повелось: она обязательно преподносила какой-нибудь сюрприз. Порой безобидный, а порой вытворяла такое, что ему снова хотелось открыть ее паспорт и убедиться своими глазами в том, что этой дурехе действительно скоро стукнет восемнадцать. Первым сюрпризом в бесконечной череде последующих были эти ее косы.

В тот первый вечер, выпив три чашки чая и обсудив с Сережкиной мамой три любовных романа — по одному на каждую чашку, Кнопка заторопилась домой. Зашнуровывала в прихожей кроссовки, бормоча под нос:

— Поздно. Мамочка будет ругать… Сергей уже снял с вешалки куртку, собираясь проводить Кнопку до остановку Она замахала руками:

— Не надо меня провожать. Я сама дойду, мне здесь недалеко. Спасибо тебе, Сережа. И вам спасибо, тетя Рита…

— Заходи к нам, Кнопка, — услышал Сергей из-за спины голос матери.

— Заходи, обязательно, — добавил он, только теперь догадавшись, что совсем не хочет прощаться с этой прикольной Кнопкой навсегда.

— Правда? — Она улыбнулась, запрыгали снова веснушки на носу. — Зайду обязательно. Завтра же.

На следующий день она пришла снова и притащила под мышкой видеокассету.

«Ничего себе — Кнопка!» — присвистнул Сергей, прочитав на обложке название — «Догвилль». Совершенно непонятно, каким образом могли уживаться вместе в ее душе дамские романы и фильмы Триера. Это то же самое, что заправить винегрет сгущенкой.

— Ты пробовала когда-нибудь заправлять винегрет сгущенкой? Или добавлять ее вместо майонеза в салат оливье? — поинтересовался он, почти не сомневаясь, что Кнопка обожает подобные кулинарные извращения.

Но она его разочаровала:

— С ума сошел. Это ж нужно было до такого додуматься!

Они посмотрели фильм, потом пошли прогуляться. Как-то неожиданно оказались возле Кнопкиного дома, и та позвала его в гости:

— Пойдем, выпьем по чашке чая. Мамочки нет дома, никто нам не помешает.

В Кнопкиной квартире его поджидал очередной сюрприз. Там на стенах сплошь и рядом висели копии картин Сальвадора Дали. Даже на потолке в Кнопкиной комнате висело несколько штук. И в кухне, ив прихожей. Едва оказавшись на пороге, Сергей отшатнулся, встретившись взглядом с глазами крестьянки из Кадакеса. Портрет был увеличен почти в натуральную величину.

— Не пугайся. Она нарисованная, — успокоила его Кнопка.

Сергей медленно шел вслед за Кнопкой по этой странной картинной галерее и разглядывал бесконечные натюрморты, развешанные на стенах вперемешку с «Тлеющей птицей», «Тлеющим ослом», «Призрачной коровой»… Возле кухонной двери располагалась экспозиция «Загадка желания: мою мать, мою мать, мою мать».

— Это ты увлекаешься? Или мамочка твоя? — поинтересовался он у Кнопки.

— Нет, что ты. Мамочка у меня нормальная.

— А ты?

— Не знаю, — искренне ответила Кнопка и стала вдруг грустной. Даже жаль стало погрустневшую Кнопку.

— Да брось, с тобой все в порядке. Мне тоже нравится Сальвадор Дали. Особенно вот эта…

Стараясь утешить Кнопку, он ткнул пальцем в первую картину, которая под руку попала. Это были «Кровоточивые розы». Неудачно ткнул, только потом он это понял. Но было уже поздно.

— А мне она кажется страшной, — ответила Кнопка и перевела разговор на другую тему.

В тот вечер они засиделись допоздна. Пили чай и разговаривали. Разговорам, казалось, не будет конца… Сергей и сам себе удивлялся — кто бы мог подумать, что так интересно и легко может быть с этой девчонкой, которая на девять лет его младше. Ему и уходить не хотелось, но Кнопка сама, не пытаясь казаться деликатной, попросила его об этом:

— Ладно, Сережа. Ты иди. Поздно уже. Мамочка скоро придет. Она уставшая, ей не до гостей… Я тебе позвоню завтра. Или послезавтра.

В прихожей они опять о чем-то разговорились. Он протоптался возле двери еще минут пятнадцать, пока Кнопка снова ему не напомнила:

— Все, иди уже. Девять часов, а у неё последняя пара в половине девятого заканчивается. Увидит тебя — начнутся расспросы, что да как… Она у меня, знаешь, строгая.

— Она у тебя что, тоже преподавателем в институте работает?

— Нет, она в институте не работает. Она там учится. Все, иди уже!

— Учится?! Не поздновато ли? Сколько же ей — твоей мамочке?

— Двадцать четыре! — выпалила Кнопка, и подтолкнула его к выходу и захлопнула дверь.

Составив в уме нехитрое уравнение, Сергей без особого труда вычислил: икс равен семи. И понял только одно — что он снова ничего не понимает.

Ни-че-го.

Впрочем, подумал он, вполне возможно, что Кнопка опять его разыграла…

— Да ты меня совсем, что ли, не слушаешь? — Раздался голос из какого-то другого мира. Кнопка, моргнула на прощание зеленым глазом, безжалостно исчезла. Теперь вместо нее рядом стояла совершенно другая девушка. «Вероника», — вспомнил он, не забыв при этом похвалить себя за феноменальную память. Вздохнул и ответил, сильно покривив душою:

— Слушаю.

— Только не слышишь почему-то.

— У меня бывает, знаешь. Слушаю и не слышу. Нужно к врачу обратиться. Ухо-горло-нос… Нос и горло заодно проверю тоже…

Он нес какую-то чепуху, стараясь загладить неприятную ситуацию. Все же нельзя так в самом деле. Но, с другой стороны, он ведь ей в попутчики не навязывался?

Она заметно успокоилась — видимо, простила ему его невнимание. Снова начала щебетать про каких-то своих приятелей, про вечеринки. Сергей взглянул на небо, ожидая, когда же оно наконец разразится дождем. И не потому, что ему хотелось, чтобы пошел дождь. Просто хотелось, чтобы что-то произошло. Чтобы хоть что-то изменилось и он убедился наконец, что время не стоит на месте, что оно идет, движется, а не висит в воздухе, как эта грозная на вид, но столь нерешительная на самом деле туча.

Но туча, видимо, спала. Или решила устроить себе самой проверку на прочность: сколько времени ей удастся продержаться, не проронив ни одной капли? Или еще что-нибудь взбрело ей в голову, этой глупой туче. В любом случае пора, бы, пора бы уже быть дождю!

В этот момент зазвонил в кармане телефон. Сергей вздохнул, заранее уже догадавшись, что звонит кто-нибудь из приятелей, Макар или Жорик сейчас примутся зазывать его на очередную и традиционную по субботам холостяцкую пирушку. В другой ситуации Сергей бы обрадовался и помчался туда, куда звали. И Веронику с собой непременно бы прихватил. И та была бы не против… Но это — в другой ситуации. Или даже — в другой жизни, но только не теперь.

— Предчувствия его не обманули, — продекламировал он вслух, доставая из кармана трубку.

На дисплее высвечивалось: Жорик. Сергей собрался было уже отключить телефон, чтобы не пришлось объяснять приятелю свое странное нежелание разделить с ним нескучный ужин, но вдруг подумал, что встреча с Жориком может стать прекрасным поводом для того, чтобы деликатно отвязаться от Вероники. Можно сделать вид, что это деловой звонок, а Жорик — его коммерческий партнер и в данное время им катастрофически необходимо решить наконец вопрос о слиянии их монополий. Вполне сгодится такой вариант для Вероники. Бизнес — он и есть бизнес, дело серьезное…