Привет, — сказала Рита и замолчала в ожидании. С лица сына не сходила улыбка.

— А мы тоже здесь гуляем. Познакомься, это Светлана.

— Очень приятно.

— А это моя мама. Я тебе про нее рассказывал… Девушка кивнула в ответ.

— И что же такое ты про меня рассказывал? Как я по утрам иногда тебя водой холодной обливаю, чтобы ты наконец проснулся и пошел на работу? — поинтересовалась Рита.

— Нет, — рассмеялся в ответ Сергей. — Про это не рассказывал еще. Не успел.

— А что рассказывал?

— Да не помню уже. Разные истории из жизни.

— Понятно, — ответила Рита, прислушиваясь к своим ощущениям и пытаясь понять, какие чувства вызывает в душе эта встреча.

И радость, и тревога, и еще какое-то чувство, которое она так и не сумела разгадать. Только гадать было некогда — от Набережной до здания третьей областной больницы почти полчаса ехать на троллейбусе.

— Мне пора. На работу опаздываю. Счастливо вам, ребята.

Что-то было не так. Что-то не отпускало Риту. Она прислушалась к себе: «Ах да. Цепочка, вот в чем дело…» На шее у Светланы висела тонкая золотая цепочка. Только цепочка не смыкалась в круг, как обычно, а свисала двумя тонкими прямыми линиями. Цепочка была разорвана.

— У вас цепочка порвалась.

Девушка опустила глаза вниз и потянулась руками к тонкой золотистой линии.

— Надо же, а я и не заметила. Наверное, в троллейбусе пока ехала, зацепила. Спасибо вам… Кажется, одно звено потерялось.

— Не за что, — улыбнулась Рита. Теперь на душе было спокойно, и она, махнув рукой на прощание, стала торопливо подниматься наверх, к троллейбусной остановке.

— Ну не расстраивайся, сейчас я попробую ее починить, — донесся издалека уже едва различимый голос сына.

— Вот так… Нет, подожди, опять не держится. Сейчас, сейчас…

Сергей все пытался зафиксировать звенья цепочки. Колечки были настолько тоненькими, что он с большим трудом продел одно в другое. Но вот сомкнуть накрепко не получалось.

— Да брось, не надо. Давай сниму, а завтра отдам в мастерскую…

— Нет, подожди.

Он был готов чинить ее цепочку вечно…

Впервые невзначай прикоснувшись к ее коже, он уже ни за что в жизни теперь не хотел расставаться с этим удивительным ощущением живого шелка под пальцами. Впервые ощутив прикосновение ее дыхания, он навсегда забыл нежность прикосновений самого теплого и ласкового ветра. И еще тысячи новых, захватывающих, удивительных ощущений щедро дарила ему эта внезапная близость. Незнакомый аромат каких-то диких полевых цветов исходил от ее волос. Все казалось невесомым и призрачным внутри этого облака-аромата…

— У тебя красивая мама. Ты на нее не похож.

— Спасибо за комплимент — улыбнулся он, не отпуская цепочку.

— Я хотела сказать только, что ты не похож на нее.

— Хотела сказать одно, а сказала совсем другое, — пробурчал Сергей, пытаясь выдать обиженную интонацию. — Проси прощения.

— Прошу прощения, — покорно согласилась она. — Ты ее не починишь.

— Почему ты так думаешь?

— Я не думаю, я знаю. Потому, что ты и не пытаешься…

— Что? — Он поднял глаза и почувствовал, как закружились в медленном танце фонарные столбы и деревья.

— Ты не пытаешься…

— Что? — Голос охрип.

— Вообще ничего.

— Чинить цепочку?

— Ни при чем здесь вообще цепочка. Или ты думаешь, я совсем каменная?

— Не знаю…

— Вот ведь как. Он не знает.

— Прости.

— Неужели не догадываешься? Я ведь тоже самое чувствую. Тоже, что и ты.

— Правда?

— О Господи… Ну сколько же можно…

В тот момент, когда губы его наконец прикоснулись к ее губам, налетел порыв сильного, обжигающего зимним холодом ветра. Она обхватила его руками за шею и прижалась так крепко, как будто и вправду испугалась, что ветер может разлучить их, если захочет. Только какое дело ему, этому ветру шальному и беззаботному, до них двоих, таких неприметных среди огромного мира?

— Я всегда буду с тобой, — прошептал он и снова утонул в ее волосах, снова забыл на время, где он, кто он..

— Никогда, — ответила она спустя вечность. — Ты не будешь со мной, Сережка.

Он отпрянул от удара этих слов. Но она была рядом. Ее глаза, волосы, в которых заблудился солнечный свет.

— Что может нам помешать?

— Ветер, — тихо ответила она, — Неужели ты не чувствуешь, какой сильный ветер… Прошу тебя, давай уйдем отсюда. Я не могу…

— Перестань. Все это глупости. Я ведь люблю тебя.

— Сегодня…

— Что значит сегодня?

— Сегодня любишь. Сейчас.

— Всегда. Сегодня, вчера. Завтра. С того вечера, как я тебя увидел.

— Не бывает.

— Я тоже думал раньше…

Время снова куда-то исчезло. Просто сжалилось, наверное, над ними и решило сделать исключение, обойти стороной, не коснувшись. Незаметно потухло солнце, стало темным и звездным небо.

Он бережно взял в свои ладони ее лицо. Звезды послушно, словно в озера, нырнули в ее глаза и засияли еще ярче. Ярче, чем это было возможно…

— Ты поедешь со мной, — прошептал он, прикасаясь губами к этим звездам. — Со мной?

— Куда?

— Это важно? Со мной…

— Это не важно, правда. С тобой?

— Поедешь?

— Если позовешь. Только ведь не позовешь…

— Зову.

—А если я не услышу.

— Я буду звать, пока не услышишь. Я люблю тебя. Правда.

— Я знаю.

— А ты? Света?

— Цепочка, — выдохнула она в ответ. — Она упала.Где теперь искать ее?

— Ты не ответила.

— Да

— Еще раз скажи.

— Что за глупости. Как маленький ты. Я люблютебя. Я поэтому и убежала.

— Почему ты убежала?

— Потому что страшно мне стало. Таквнезапно случилось все…

—Вот же она. Блестит под ногами. Тыпоедешь со мной?

— Да, да, конечно. Я поеду с тобой. Только, прошу тебя, давай уйдем отсюда. Поедем ко мне. Поедем ко мне поскорее.

Она отстранилась, подняла глаза и добавила:

— Ветер…

— Ты боишься ветра? — шептал он уже в машине, прижимая ее к себе.

— Не знаю. Никогда не боялась. Первый раз такое со мной.

— Глупости все это. Ветер, он же не волшебник какой-нибудь.

— Не в этом дело. Ты не знаешь… Они снова, как в первый раз, чуть было не проехали ее дом.

— Стойте, куда же вы! — окликнула она водителя. — Здесь же нужно было…

— Интересные вы, молодые люди, — начал было тот возмущаться, но слова его уже были неразличимы сквозь смех, заполнивший собой все окружающее пространство. Он пожал плечами, конечно же, не поняв, отчего эти двое на заднем сиденье так хохочут. У влюбленных свой странности…

— Ну вот. А теперь я снова возьму тебя на руки.

— Не придумывай. Это уже было в прошлый раз. Теперь все будет по-другому.

Она взяла его за руку и потянула за собой. Он шел послушно, слегка сжимая ее пальцы и чувствуя, как покалывают ладонь ноготки.

— Кошка.

— Что? — Она обернулась, замерла.

— Царапаешь меня, как кошка.

— Извини.

Снова остановилось время, превратилось в неподвижное облако, окутавшее собой со всех сторон ароматом диких полевых цветов.

— Этот запах твоих волос…

— Пойдем. Ну пойдем же, господи, сколько можно здесь стоять!

— Это все время. Оно исчезает куда-то.

— Да, я знаю. Я чувствую. Вот, снова…

Она открыла дверь ключами, включила свет. Он снова уже целовал ее.

— Не нужно было…

— Что? Свет включать?

— Да. Да, конечно.

Рука его потянулась к выключателю, но застыла на полпути, потому что про свет они оба уже забыли.

Это был сон. Удивительный, ни на что не похожий сон. Никогда в жизни ни один человек, живущий на земле, не видел такого сна.

Сергей знал об этом. Чувствовал, что он единственный, кому посчастливилось испытать то, что невозможно описать словами. Звезды молча смотрели в окно, отстраненно наблюдая за тем, как два человека любят друг друга. И наверное, искренне были уверены, что в эту ночь им не удалось увидеть ничего нового. Ничего такого, что случилось бы на этой далекой голубой планете в первый раз за тысячи долгих лет. Просто два человека любили друг друга. Картина старая, как мир…

— Вот ведь, — прошептал он, коснувшись губами ее волос. — Звезды.

Она молчала. Тихо и задумчиво гладила его по спине нежными и влажными пальцами.

— Ты думаешь, они нас видят?

— А черт его знает. Может, и правда видят. С тобой все не так. Даже в такую чепуху верить хочется. Ветер, звезды. Все оживает.

— Почему так.

— Я люблю тебя. Наверное, поэтому. А может, наоборот. Люблю, потому что звезды. Знаешь, если бы не порвалась цепочка…

— Если бы не порвалась цепочка, — задумчиво повторила она. — Я бы так никогда и не узнала, наверное…

Он не дал ей договорить. Снова качнулись за окном звезды, изменив свое привычное положение, беззастенчиво нарушив законы расположения небесных тел. А некоторые, совсем безрассудные, и вовсе впорхнули прямо в комнату, заметались по потолку в поисках пристанища, попадали на пол…

— Звезды, — шептал он, — ты видишь, звезды…

— Вижу. Господи, сколько же их… Даже не верится.

Каждое прикосновение зажигало внутри тысячи искр. Почти до самого утра длился этот фейерверк — до тех пор, пока они оба, истратив последние силы, случайно не посмотрели в окно и не увидели, что на небе ни одной звезды не осталось.

— Солнце, — мечтательно прошептала она, подражая его интонации, и рассмеялась.

Он рассмеялся вместе с ней. А потом она снова сказала:

— Ветер.

— Брось, Света. Это похоже на сказку. Помнишь сказку. Про домик, который унес ветер. Там еще собака какая-то была.

— Была собака, — покорно согласилась она.

— Сказки всегда заканчиваются хорошо.

— Не все. Бывают и другие.

— Какие?

— Которые не заканчиваются.

— Так это же замечательно, когда не заканчивается сказка.

— Замечательно, — согласилась она — А теперь спи. Уже утро, пора спать. — Она прикоснулась губами к его щеке и повторила: — Спи.

Как будто волшебное слово сказала… Бросила пригоршню золотого песка на веки, и они отяжелели сразу. Скрылось солнце, снова наступила звездная ночь.

Звезды мелькали, кружились перед глазами. Здесь, в своем странном сне, он мог дотронуться до них руками, ощутить величественный холод, который притягивал к себе как магнит. Эта неподвижная и неживая прохлада дарила спокойствие, неведомое здесь, на земле, она тянула за собой, обещала так много…

Какая-то тревога зарождалась в душе. Он вдруг понял, что звезды его обманывают. Они манят, зовут за собой, как огоньки на болотах, парализуют волю, подчиняют себе сознание. Только нельзя, ни в коем случае нельзя покоряться этому обману, нельзя слушать песни сирен, какими бы сладостными они ни казались. Нужно сделать над собой усилие.

Он никак не мог проснуться. Звезды мешали ему, пчелиным роем мелькали перед глазами, застилая дорогу обратно. Каждый шаг давался ему с трудом, ноги проваливались в тягучей и липкой золотой трясине. Не было вокруг ничего, кроме звезд. Эта золотая пыль была кругом — ад небе под ногами. Зыбкая грань, отделяющая сон от реальности, уже была почти пройдена, и все же сок не отступал, несмотря на то что Сергей боролся с ним так отчаянно, как никогда в своей жизни.

И вдруг он увидел кошку.

Черную кошку с белыми пятнами. Ее силуэт промелькнул где-то вдалеке, и все же он успел узнать эту кошку. Он знал, что в этой кошке и спасение его, и погибель; Оставалось сделать последнее усилие, чтобы догнать ее. Непременно догнать…

Он открыл глаза. Сон еще боролся с реальностью, делая ее зыбкой и призрачной. И этот тихий шепот, который он услышал теперь, был одновременно принадлежностью двух миров.

Вот только смысл. Смысл ускользал куда-то. Нужно было увидеть ее лицо, чтобы понять, наконец, в чем же дело. Он повернулся и увидел ее лицо. Лицо было залито слезами, глаза закрыты.

А она, не заметив, что он проснулся и смотрит уже на нее, продолжала шептать:

— И потом кошка увидела большую птицу. Она увидела птицу и заговорила с ней, думая, что птица ей ответит. Она сказала: я, кошка черная с белыми пятнами, заблудилась в этой странной деревне. Я вернуться хочу обратно, потому что здесь никому не нужна. Отнеси меня, птица, на своих крыльях…

Здание третьей областной больницы, в которой Рита работала уже пятнадцать лет, напоминало иногда ей старый, заброшенный корабль со сломанными мачтами. Когда-то давно он потерпел крушение в далеких морях. Кончились на этом его долгие плаваниями решили сделать из корабля больницу.

Рита улыбнулась своим детским фантазиям и вошла в здание. Поздоровалась с вахтершей, поднялась в ординаторскую, переоделась и спустилась вниз, в приемное отделение.

Возле двери, в креслах, обитых потрескавшимся от времени дерматином, сидели двое — мужчина и женщина. Встревоженные, бледные лица — по лицам их Рита сразу догадалась, что в приемном отделении находится очередной пациент.