— Перестань, Кеннеди, — потребовала Ровена.

Он ослабил шарф, и она заморгала от яркого солнца.

— Ты слишком рассеянна, Ровена, идешь и ничего вокруг не видишь. Можешь попасть в неприятную ситуацию.

Она потянулась к шее и сорвала шарф.

— Что ты здесь делаешь?

Он поднял бровь.

— Да то же, что и ты. Поддерживаю Сэма и его парней. — Он кивнул в сторону лодки Крайстчерч. Сэм Уилсон, капитан, и его команда ожидали очереди. — Ты ведь пришла поболеть? Да?

— Конечно, — холодно ответила Ровена.

Черт побери! Почему он на нее так смотрит? Оглядывает с ног до головы, будто она скаковая лошадь. И что ей делать? Сказать: «Эй, слушай, ты же встречаешься с Топаз»?

— Я уверен, ты здесь не ради сбора голосов, — пошутил он. — Впрочем, здесь все избиратели, только руку протяни…

— Уверена, и ты пришел не ради возрождения былой славы, — сказала она.

В прошлом году капитаном был Питер Кеннеди. И привел Крайстчерч к блестящей победе. Поговаривали даже об Олимпийских играх. Но Кеннеди решил бросить спорт и сосредоточиться на выпускных экзаменах. Сейчас Сэм Уилсон держался с таким видом, будто мог привести команду к победе, а олимпийские тренеры выискивали новых звезд вроде Джонни Сиела.

— Ты знаешь, как ударить по больному месту, — сказал Питер, не отводя взгляда. Он произнес это так, что ей почудился грязный намек. — Гребля для меня много значила. Да и сейчас тоже.

— Понимаю, — ответила Ровена, плохо соображая, что говорить дальше. Она еще никогда не стояла так близко к Питеру: широкая загорелая грудь, обтянутая белой майкой, всего в нескольких дюймах от ее лица. Да уж, Питер Кеннеди мог бы украсить любой пляж в Калифорнии.

— Ну и как? — спросил Питер, перехватив взгляд ее зеленых глаз.

Смешно, но у Ровены перехватило дыхание. «Где эта проклятая Топаз?» — подумала она. И холодно посмотрела на Питера.

— Может, тебе стоит пофлиртовать со мной? Ну, поцеловать, например, — Питер улыбнулся. — Ты же хочешь, чтобы я помог, так ведь?

— Не настолько.

— Ну ладно, расслабься, я шучу. — Он обнял ее за талию и повел к эллингу. — Топаз не понравится, если мы поссоримся.

Вопреки желанию, Ровена напряглась от его прикосновения. Питер Кеннеди улыбнулся.

— Ровена, Питер! Скорее! — крикнул Джеймс Ган, их приятель, и потащил обоих в толпу Крайстчерч. — Вы пропустите старт!

Ровена оказалась среди студентов, одетых в цвета колледжа. Здесь несколько сотен человек. И все рвались к берегу. Они вопили и хлопали в ладоши. Кто-то обнял ее, кого-то обняла она. Колледж неистовствовал.

Уже отвязывали лодку. Ровену зажали среди голубого цвета. Вместе с толпой ее швырнуло к причалу.

— Ничего не вижу! — пожаловалась она сама себе.

Вдруг Ровена почувствовала, как кто-то сзади легко поднял ее, будто куклу, и вознес над толпой. Удивленная, она глянула вниз — Питер нырнул между ее ног и усадил к себе на плечи. Теперь Ровена видела отлично и лодку, и реку — все, все.

Шея Питера Кеннеди плотно прижалась к ее белым хлопчатобумажным трусикам.

Приятнейшее ощущение.

— Опусти меня, — неуверенно попросила Ровена.

Он улыбнулся и посмотрел на нее снизу вверх:

— Потом.

Под крики толпы лодка Крайстчерч рванула от причала, гребцы работали синхронно. Восемь пар рук действовали в полной гармонии. Весла взбивали воду с потрясающей скоростью, преследуя лодку Ориела. Болельщики встрепенулись и побежали по берегу, громко вопя, подбадривая своих и беззлобно ругая чужих. Питер бежал с Ровеной на плечах, его руки намертво впились ей в бедра, он не обращал внимания на ее протесты. Похоже, ее вес для него пустяк.

Испуганная, Ровена орала вместе со всеми. Было весело. И еще — она понимала — абсолютно все видят: Ровена Гордон пришла болеть за свой колледж, ее нельзя не заметить — она сидит верхом на Питере Кеннеди, а длинные волосы развеваются на ветру, словно знамя.

Победный вопль — лодка Крайстчерч безжалостно врезалась в хвост лодки Ориела.

— Бам! — завопил Питер, и одной рукой аккуратно снял Ровену с плеч.

Она коснулась ногами земли, поправила платье, внезапно смутилась, не зная, что сказать.

— Мы снова выиграли, — объявил Питер.

— Спасибо, Питер, — сказала она.

Он поднес ее руку к губам и осторожно поцеловал.

— А неплохо, да? Давай как-нибудь повторим, — предложил он.

Ровена Гордон вспыхнула, кивнула как можно холоднее и пошла прочь по дорожке.


В «Червелл» все гудело. До выборов оставалось две недели, всего ничего. Каждый колледж отлавливал голоса днем и ночью, дебаты с противниками походили на настоящее сражение. Каждый день приносил урожай слухов — новые предательства, грязные сплетни, кандидаты-соперники устраивали потасовки друг с другом. Топаз все это нравилось. Мечта редактора!

Конечно, самой удивительной сенсацией было то, что Питер Кеннеди и Ровена Гордон, похоже, готовы заключить сделку. Если такое случится — полетят все ставки. Ровена легко добьется своего и станет первой женщиной-президентом «Юнион» на пять лет. Джилберту Докеру Питер до зарезу необходим, чтобы выстоять.

Как только Ровена или Джилберт приближались к Питеру, новость тотчас летела в «Червелл». Топаз хотела помочь своей лучшей подруге и старалась переключить внимание читателей на идеи сексизма, которые исповедовал Джилберт, и на бандитскую тактику его сторонников. Один из авторов Топаз, малый из Сент-Энн, принес в то утро статью о кандидате в секретари Джилберта, известном в колледже шотландце, изучавшем право, который всадил десятидюймовый мясницкий нож в дверь своего соперника — женщины из команды Ровены. Топаз просто зашлась в экстазе. Это же динамит! Гвоздь пятничного номера!

Себастьян был малахольный, безалаберный, но талантливый журналист, обладающий воистину собачьим нюхом на стоящие сюжеты. Именно Себастьян первый поздравил ее с успехом в «Таймс». Единственный из всех сотрудников «Червелл» он понимал — такая публикация ценнее чека на полторы сотни баксов.

Единственное, чего она по-прежнему не желала, — лично вмешиваться. На этой неделе Ровена раза три просила ее взять на себя Питера. Топаз отбивалась. Она знала, что такое президентство для Ровены, но рисковать любовником не собиралась.

— Ты не видела макет моей полосы? — спросил Руперт, махнув рукой с полной чашкой кофе в сторону фотокопировального устройства. — Я оставил его у себя на столе…

Топаз покачала головой, погрузившись в мысли о ноже… Его уже вынули из двери Лизы, и Топаз думала, нельзя ли воткнуть точно такой, чтобы заснять.

— Ты просто кошмарный тип, Руп, — сказала Гэрет Келли, — на той полосе у нас объявление от Маккинси, это две тысячи фунтов стерлингов.

— Да я найду ее, — бодро пообещал заместитель редактора, но в голосе слышалось беспокойство.

— А, вот эта несчастная полоса! — закричала Джейн Эдвардс, редактор отдела очерков.

Руперт с благодарностью перегнулся через стол, схватил макет, прижимая к плечу телефонную трубку, беседуя с кем-то, кофе плескался на бумаги.

— «Червелл». Да. А кто это? — Передал трубку Топаз и подмигнул: — Джеффри Стивенс из «Таймс».

Топаз выхватила трубку, перекинула длинные ноги через стол, чтобы оказаться поближе к телефону. Мужчины дружно вздохнули…

— Мисс Росси? — спросил вежливый голос.

— Да, я, — ответила Топаз, пытаясь говорить развязно и независимо. Она послала статью по почте два дня назад. А вдруг им не понравилось?

— Говорит Джеффри Стивенс. Вчера мы получили вашу статью о студенческих стипендиях и подумали, может, вы не будете против, если мы распорядимся ею иначе?

Сердце Топаз екнуло. Значит, очерк не годится для приложения по образованию.

— Что вы имеете в виду? — спросила она.

— Видите ли, материал слишком хорош, чтобы засунуть его в приложение. Я показал его редактору отдела очерков, он согласился. Мы хотели бы дать статью в основном выпуске.

Топаз оперлась рукой о стол. Сообщение так ошеломило, что она не могла выговорить ни слова.

— Я знаю, о чем вы думаете, — продолжал Стивенс. — Вы думаете, когда мы ее дадим. Вы правы, конечно, но это проблема. Все забито. Если подождете две недели, то в понедельник напечатаем. Вас устроит?

— Прекрасно, — сказала Топаз, стараясь сдержать отчаянную радость в голосе.

— Вот и отлично. Я надеялся, что мы можем на вас рассчитывать. Присылайте еще материалы, нам нужны новые таланты.

— Спасибо, пришлю, — сказала Топаз. Она положила трубку, оглядела шесть лиц, выжидающе уставившихся на нее.

— О Боже мой! — воскликнула она. — Взяли!


Ровена планировала свою избирательную кампанию с такой тщательностью, как если бы это была военная операция. В каждом выступлении должна быть четко обозначена проблема. Каждый туалет должен выглядеть сексуально. Каждый сборщик голосов в ее пользу имел конкретное задание и строго выполнял его. Ровена выяснила все слабые звенья и исключила их. Усилия своих поклонников направила на небольшие колледжи. Ровена Гордон не собиралась рисковать.

Она хотела быть президентом «Оксфорд юнион».

Очень хотела.

И ради этого готова была почти на все.

А вот тут-то и подстерегала опасность. В данном случае «все» включало и Питера Эдварда Кеннеди, любовника лучшей подруги, от которого зависел успех Джилберта. Питер Кеннеди мог вручить ей желаемое на голубой тарелочке с золотой каемочкой.

Настроение Питера качалось то в одну, то в другую сторону подобно маятнику. Да, он бы поддержал ее. Нет, он же дал слово другому.

Конечно, Джилберт отчаянный сексист и к тому же сноб. Конечно, ее можно бы поддержать. Да, безусловно, но он не уверен…

Ровена понимала, она не должна упустить случай, надо подавить раздражение, не показывать сумятицу, царившую в душе. Уж что-что, а держать себя в руках она умела. Если бы ей удалось победить Питера Кеннеди, остальное — пустяки, и ради этого стоит ходить к нему по четыре раза в неделю.

Но в этом-то и состояла настоящая проблема.

Ровена Гордон, известная всем как холодная неприступная девица, столкнулась с чем-то совершенно новым. Сперва она даже не догадалась, что это. Ровена с каждым днем все больше влюблялась в Питера, как ни старалась держать себя в руках.

С каждым днем ей было все труднее справляться с собой. Он заставлял ее сидеть у него в комнате и говорить о политике — предмете, всегда воодушевлявшем ее. Но с Питером Кеннеди, замечала Ровена, она отключается, не слушает, а просто следит за движением его губ, не может отвести глаз от сильного квадратного подбородка. Какие густые соломенные волосы… Какие сильные мускулы перекатываются под свежей здоровой кожей…

При Питере она впадала в транс. Такой умный, такой уверенный в себе и такой… ну, словом, настоящий мужчина. Обычно Ровена презирала мужчин своего класса — этих слабых, бесхарактерных мечтателей. Питер Кеннеди — другой: джентльмен, но сексуальный. Сильный, способный постоять за себя. Спортсмен и очень образован. Он интересовал ее. Он возбуждал ее.

— Чего ты хочешь от жизни? — спрашивал Питер.

— Всего! — отвечала Ровена. — Я хочу всего.

— Ну что ж, когда ты умрешь, на могильном камне выбьют: «Мечтательница», — сказал Питер, глядя на нее с обожанием. — Слушая тебя, я вспоминаю одно высказывание Генри Форда: «Можешь ты или не можешь — думай как хочешь, но ты все равно всегда прав».

Ровена засияла от удовольствия.

Она понимала — это опасно. Понимала — это неправильно. В конце концов, Топаз в него влюблена! Но как ей быть? Без помощи Питера она может проиграть. А проигрыш — не для Ровены Гордон.

Она начала сердиться на Топаз. Ну почему, почему? Ведь Питер ее любовник, и, если бы подруга поговорила с ним, ей не приходилось бы мучиться. Но она напрочь отказалась посредничать. В их отношениях возникла первая трещина, Топаз и слушать ни о чем не хотела, с головой окунувшись в свою проклятую газету, сердито думала Ровена. Лучший журналист года. Лучший молодой редактор года. Будущий автор «Таймс».

И вот, пожалуйста: Ровена ходит к Питеру четырежды в неделю, потому что Кеннеди не собирается отпускать ее с крючка. Он хотел, чтобы за ним бегали, уговаривали, он уверял Ровену, что наслаждается ее обществом — умной, очаровательной девушки, и, поскольку он хозяин положения, Ровена вынуждена ему потакать.

Ровена пыталась убедить себя — встречи с Питером ее только раздражают.


Шелк. Атлас. Струящийся шифон. Над лужайками перед Сент-Хилд парят бальные платья. Блестящие ткани туго обтягивают юные тела, в глубоких и не очень разрезах мелькают крепкие стройные ножки. Царственные старомодные кринолины позволяют ниспадать до земли и призывно шуршать подолам платьев, касаясь низко подстриженной травы. Единственный женский колледж Оксфорда готовился к балу в «Оксфорд юнион».