— Ну, как тебе? — спросила Топаз, принимая дерзкую позу возле дуба, оплетенного цветущим шиповником.

— Очень сексуально, — сказала Ровена.

На Топаз было маленькое голубое бархатное платье, прелестно контрастирующее с рыжими волосами и здоровой загорелой кожей. Платье обтягивало ее шикарную грудь и на шесть дюймов не доходило до колена, открывая взору упругие бедра. Полный нокаут — даже старики-дворецкие не могли отвести глаз.

Ровена попыталась скрыть неодобрение — ну и Топаз! Выглядит как проститутка. Лоскут ткани едва прикрывал нижнее белье. И как мог — она попыталась справиться со снобизмом, но безуспешно — настоящий джентльмен Питер Кеннеди встречаться с ней? Она такая вульгарная.

— Ты не думаешь, что немного коротковато? — холодно добавила Ровена.

— Ну и что? Я тебя смущаю? — Топаз засмеялась. — Интересно поглядеть на Питера, когда он увидит меня в этом.

Ровена покраснела.

— Эй, да я шучу, — сказала Топаз. — Слушай, в последние дни ты какая-то напряженная.

— Все из-за выборов, — вздохнула Ровена, сама себя стыдясь, что позволила ревности омрачать дружбу с Топаз.

— Ты выглядишь прекрасно, — тепло улыбнулась Топаз. — Фантастика! Правда, на мои вкус слегка консервативно, но я уверена, ты завоюешь сотни голосов. Кто не захочет проголосовать за такую девушку?

Ровена выбрала старинное семейное платье времен Регентства, из бледно-розового шелка с вышитыми веточками вереска на груди. Прямые волосы каскадом падали на спину, прикрывая плечи. Атласные туфельки на каблуках от Шанель, в руках новенький веер и элегантная сумочка, длинные перчатки касались локтя. Золушка могла бы гордиться таким туалетом.

— Спасибо, — улыбнулась Ровена. — На то и рассчитываем.

Топаз еще раз оглядела ее, медленно и неспешно.

— Ну ты и хитрая бестия, — сказала она с обожанием. — Вообще-то твои фотографии можно помещать в словаре рядом со словом «леди». Короче, этот туалет — часть большого плана, я права? Выглядеть женственно и говорить о феминизме? Женщин ты заловишь в свои сети через уши, а мужчин — через глаза.

Ровена рассмеялась:

— Для иностранки ты слишком быстро соображаешь.

Шаркая ногами по безупречной лужайке, к ним спешил дворецкий.

— Мисс Росси. Такси, — доложил он.


— Ну и когда же ее напечатают?

— Через две недели, — сказала Топаз. Такси преодолевало Магдален-бридж, замечательное сооружение в готическом стиле справа от колледжа. Студенты в вечерних туалетах спешили по Хай-стрит, но Ровене не хотелось идти пешком. Не потому, что все будут обращать внимание; каждое лето происходит этот ритуал с бальными платьями, вечерними костюмами, пьяными студентами. — И попросил меня написать еще, они, видишь ли, постоянно ищут таланты…

В голосе ее бурлило радостное возбуждение.

— Стало быть, сразу после выборов, — заметила Ровена. Значит, скоро. Волнение стиснуло желудок. Она должна выиграть. Должна! Президент «Юнион» — вот пока ее главное достижение. А после окончания учебы она все бросит и целиком окунется в рок-музыку. Ее герои — там. Но это немного подождет. Целеустремленность — главное в характере Ровены Гордон, и если она решит выйти из игры, то только как победитель. А президентство станет главным призом.

— Ага, — согласилась Топаз. — Значит, я вышла на свою дорогу. Знаешь, никак не могу переварить — ты ведь такое для меня сделала, попросив отца заставить Джеффри Стивенса посмотреть мой материал. Теперь я смогу и дальше писать для «Таймс».

— «Таймс»? — смутившись, спросила Ровена. — Ты не собираешься обратно в Нью-Йорк?

— Я собиралась, но теперь нет, — сказала Топаз и, с удовольствием потянувшись, добавила: — После встречи с Питером.

Машина повернула направо, на Корнмаркет, в сторону «Юнион». Воздух раннего вечера был мягкий и теплый, самая лучшая погода для бала. Все билеты проданы, и студенты, занимающиеся политикой, будут агитировать толпу. Ровена мысленно оторвалась от Питера Кеннеди. Сейчас есть кое-что поважнее.


— Джеймс! — воскликнула Ровена, протискиваясь через толпу нарядной молодежи, заполнившую вестибюль, волоча за собой Топаз.

— Познакомься, это Джеймс Уильямс. Наш казначей.

— Как будто я не знаю, — и Топаз протянула руку красивому молодому второкурснику в военной форме.

Джеймс Уильямс — восходящая звезда, очень популярный красавчик. Он учился на военную стипендию в Оксфорде и даже среди левацки настроенных студентов пользовался завидным уважением.

— Я просто восхищен, — Джеймс крепко пожал руку Топаз. — От недели к неделе «Червелл» становится все лучше. И говорят, ты уже собрала кучу наград.

— Знаешь, как обаять репортера, — сказала Топаз. — И любого другого, как я слышала.

— В чем дело, Уильямс? — строго спросил Питер Кеннеди, подходя к ним сзади. — Болтаешь с моей девушкой? Этого мы не позволим. Так ведь?

Джеймс улыбнулся, Питер был на год старше его по Итону.

— Когда ты наконец будешь вести себя как следует и поддержишь нас, Кеннеди? — спросил он.

— Это покрыто мраком тайны, — как бы извиняясь, сказала Ровена. Питер улыбнулся ей, повернулся к Топаз и поцеловал руку.

— Не платье — сенсация!

«И ты почти голая», — молча закончила за него Ровена. Смотреть, как Питер Кеннеди поедает глазами Топаз, — Это чересчур. Ровена сгорала от зависти, похоже, она не в его вкусе. Боже мой, Топаз состояла из одних округлостей, а она — палка палкой. В постели Топаз, наверное, мечта Питера, она же — презренная девственница. И как ей могло прийти в голову соревноваться с шикарной американкой! Единственное, что в ней интересовало Питера, — политика. Но не она сама.

— И какова Ровена! Ну-ка отойди, дай поглядеть, — сказал Питер.

Ровена отступила на шаг, беспокоясь, что толпа наблюдает за ней, в том числе и несколько сторонников Джилберта Она разволновалась, заметив дружеский взгляд Питера Кеннеди. И тут же изобразила сияющую улыбку.

— Дух захватывает, — признался Питер после паузы, показавшейся ей вечностью. — Джеймс, а тебе, дьявол, везет.

Дрожь восторга пробежала по Ровене. Кажется, он говорит искренне.

— Ну что, дорогой, пойдем, у них дела, — улыбнулась Топаз. «И у нас тоже, — подумала она. — Где-нибудь, где потемнее и безлюднее».

— Это точно, — сказал Питер, ласково сжав ее руку. Он кивнул Ровене. — Но попозже нам надо будет встретиться с мисс Гордон. Я принял решение.

— Пошли, Ровена, выпьем шампанского, — предложил Джеймс.


Топаз веселилась вовсю. Гремела музыка, еды полно, и рядом Питер, как же не наслаждаться! Они побывали в видеозале, у прорицателя, у графолога, сказавшего, что Питеру можно доверять и на него надеяться, а у Топаз он обнаружил отличное чувство юмора.

— Интересно, а почему не предсказывают ничего плохого? — размышляла потом Топаз.

— А в тебе нет ничего плохого, — засмеялся Питер. Они наткнулись на совершенно пьяную группу соотечественников Топаз, которая безуспешно попыталась научить Питера песне «Звездный флаг» и танцевать щека к щеке под музыку камерного квартета.

— Ну наконец-то тебе понравился один американский обычай, — пошутила Топаз.

— О, мне много чего правится американского. — Питер Кеннеди запустил руку под платье Топаз.

Потом целовал ее у костра, а она чувствовала, как ее захлестывает неподдельное счастье. Когда она отчаянно билась в Нью-Джерси, пытаясь привлечь к себе внимание семьи, добиться популярности в школе, что-то сделать в жизни, она и не мечтала о таком. Здесь у нее друзей — не счесть, и англичан, и американцев. Она возглавляет студенческую газету, у нее есть лучшая подруга, на которую можно полностью положиться, и парень, в которого она по уши влюбилась.

— Ты для меня целый мир, — сказала она, еле дыша, когда они перестали целоваться.

Питер ласково погладил ее по волосам.

— Ты невероятная, — сказан Питер.

Она более невинна, чем кажется.

— Пойдем внутрь. Мне надо найти Ровену, и я не хочу, чтобы ты здесь простудилась.

— Хорошо, — согласилась Топаз, с обожанием глядя на Питера.

Ему такой взгляд не понравился. Почему она смотрит на него так преданно? Он же не отец ей в конце концов.


Смех. Улыбки. Аплодисменты. Шутки. Ровена включила автопилот. Уже три часа она выслушивает всякую чепуху, уши вянут от комплиментов — какая она сегодня потрясающая, но Ровена держалась стойко.

Всем женщинам-политикам приходится терпеть то же самое. Мужчинам куда проще, не надо надевать туфли на высоких каблуках.

— Хочешь пить? — Крис Джонсон через толпу новичков пробирался к ней.

Крис был в ее команде, умный, хороший парень с гривой каштановых волос, придававших ему сходство с молодым Альбертом Эйнштейном.

— О, ты просто спас мне жизнь, — с благодарностью сказала она, глотнув освежающего напитка. — Как там дела?

— Все о'кей, — закивал он. — Наши наливают двойную дозу…

Ровена улыбнулась. Такая щедрость — старый способ добиться популярности у избирателей.

— Не мои же деньги, — хором сказали они с Крисом и рассмеялись.

Ровена медленно допила, радуясь передышке, и расправила нежный шелк платья. Одному Богу известно, как она не порвала его в толпе. Она любила это платье, сохранявшееся несколькими поколениями семьи. Хотелось бы увидеть и свою дочь на таком же балу в нем. Это лучше, чем появиться в полуголом виде, как Топаз.

— Ровена! — окликнул Питер Кеннеди.

Она резко повернулась и увидела его возле колонны, перевитой золотистыми узкими лентами и листьями плюща. Он прислонился к стене, черный пиджак для торжественных случаев слегка помялся от объятий с Топаз.

— Привет, Питер, — сказала Ровена, вспыхнув. — Ну как, развлекаешься?

Он рассеянно кивнул.

— А ты не могла бы мне уделить минут пять? — спросил он.

Боже, какая она красивая, подумал Питер. И совершенная противоположность Топаз. Ровена так отчаянно смущалась, краснела, избегала его, что он уже ощущал знакомую дрожь… Ровена Гордон — это вызов для него, и гораздо больший, чем ее подруга. Девственница. Преданная Топаз. Или, во всяком случае, так говорят.

Она боролась с собой. Она хотела его.

— Конечно, — кивнула Ровена. Огляделась, посмотрела на веселящихся студентов, заполнивших каждый дюйм главного здания. — Может, пойдем в кабинет? — она жестом пригласила Питера за собой.

Ровена завела его под лестницу и набрала код. За дверью оказалась комната-шкаф — этакое архитектурное излишество, закрытое от глаз публики. Место для библиотекаря, казначея, секретаря организации, и только здесь они могли сейчас поговорить.

Питер закрыл дверь и тихо присвистнул.

— Пещера Али-Бабы, — протянул он.

Ровена покачала головой:

— Едва ли. Здесь даже не обогревается. Несколько компьютеров, папок для бумаг и банки из-под пива. Вряд ли они свидетельство несметных богатств.

Ровена не могла смотреть ему в лицо, внезапно оказавшись не в толпе, а наедине с ним. С мужчиной своей лучшей подруги.

«И как ты только можешь быть с Топаз! — сердито думала Ровена. — Ты ведь совсем другой!»

— Ты сказал, что принял решение, — проговорила Ровена старательно холодным тоном.

— Да, — согласился он. И подошел к ней ближе. Девушка почувствовала слабый запах туалетной воды. — Ты меня уговорила. Я, конечно, не смогу активно поддерживать тебя, но перестану — Джилберта. Завтра сообщу ему.

У Ровены гора свалилась с плеч. Он вручал ей победу на выборах. У Джилберта Докера нет ни малейшего шанса без помощи Питера Кеннеди. Бесталанный, несобранный, с дурацкими взглядами. На следующей неделе, во время дискуссии по феминизму, она покажет, что он такое.

— Я не знаю, как тебя благодарить, — Ровена сияла от счастья.

Питер еще на шаг подошел к ней.

— Но я знаю. — Он наклонился и легонько поцеловал ее в губы.

Через секунду Ровена отпрянула. Но секунда оказалась слишком долгой, достаточно долгой, чтобы Кеннеди успел почувствовать вкус ее мягких губ, обрадовавшихся поцелую. Сквозь свою рубашку и ее платье он ощутил, как напряглись ее соски. Глаза Ровены предательски сияли, дыхание прерывалось. Желание пронзило Питера. Топаз Росси — опытная страстная любовница, но робость Ровены, неуверенность — нечто иное. Ему хотелось обладать ею, научить сексу. Он никогда не имел дела с девственницами, и одна эта мысль невероятно возбуждала.

— Что ты делаешь? — прошептала Ровена. — А как же Топаз?

Питер чуть не сказал: а что Топаз? Но вовремя остановился.

— Я знаю, что виноват, — признался он, раздевая ее взглядом. О Боже, она краснеет с головы до ног. Как мило. — Топаз замечательная девочка, я обожаю ее. Но… но я не могу справиться с чувством к тебе.