— Абсолютно, — согласился он, поднялся и осторожно улегся на кровать. На расстоянии дюйма от меня. Мы лежали полностью одетые, но это не помешало мне возжелать его больше, чем когда бы то ни было. Несмотря на только что сказанное.

Я лежала, чувствуя, как стучит сердце, пересохшие губы горели, в паху заболело; все тело, казалось, требовало, чтобы я сказала Симону, что передумала и очень даже не против заняться с ним любовью. В конце концов, никто не знает, что принесет завтрашний день, не так ли? Из живой бывшей жены я, например, могу превратиться в мертвую, и на этом все кончится.

Да, решила я. Мы должны использовать предоставившийся шанс. Это, может быть, последняя возможность телесно познать друг друга.

Не говоря ни слова, даже не глядя в его сторону, я встала, сняла с себя всю одежду, убрала в шкаф (пренебречь этим я просто не могла) и повернулась к нему во всей своей обнаженной страсти.

— Симон! — хрипло прошептала я.

В ответ — ни слова, ни жеста.

— Симон! — повторила я чуть менее хрипло.

Ответа не было.

Я прошла на цыпочках к сумочке, вынула мои бифокальные очки, нацепила на нос и присмотрелась к нему более пристально.

Его глаза были плотно закрыты. Тело расслаблено. Рот приоткрыт, причем челюсть отвисла под странным углом, тоненькая ниточка слюны стекала из угла рта на подушку. Через некоторое время он всхрапнул.

Ах ты мой телохранитель, подумала я и пошла надевать ночную рубашку.

Я выключила телевизор, потушила свет, как можно тише улеглась в постель и осторожно прижалась к нему. Он очнулся всего лишь на какую-то долю мгновения. Но этого хватило, чтобы я прошептала: «Я тебя люблю». И хватило ему пробормотать: «Я тоже тебя люблю».

День седьмой

Суббота, 16 февраля 

23

Симон разбудил нас около семи, когда начал поворачиваться на другой бок и, к своему удивлению, наткнулся на мое тело.

— Ох, прости, пожалуйста! — воскликнул он, подбирая руки и ноги и соображая, что спал в рубашке и брюках. Не могу сказать, что он испытал, поняв, что до сих пор полностью одет, — облегчение или разочарование.

— Простить за что? — полюбопытствовала я, протирая глаза и надеясь, что Симону будет не очень противно мое утреннее дыхание. Мне по крайней мере его было ни чуточки не противно. Наоборот; и я бы сказала, что мое желание за ночь не уменьшилось ни на йоту, особенно если учесть, что обычно я просыпаюсь рядом с моим кейсом.

— Прости за то, что не сдержал обещания, — пояснил Симон. — Я же собирался не ложиться и сторожить тебя.

— Какая ерунда! Все уже прошло. И я, как видишь, в целости и сохранности.

Он бросил взгляд на мою ночную рубашку.

— Пожалуй! — От его многозначительного взгляда меня окатила жаркая волна. — Я, наверное, заснул на полуслове. Совершенно ничего не помню.

— Совсем ничего? — решила уточнить я, интересуясь, разумеется, прежде всего фразой «я тоже тебя люблю».

— Полный ноль! — подтвердил он.

Я встала и прошлепала к телефону. Я позвонила Джеки, потом Пэт — удостовериться, что они тоже в целости и сохранности. Слава Богу, они были в полном порядке и собирались идти завтракать. Пэт еще спросила, хорошо ли мы с Сэмом провели вечер.

— Очень хорошо, — сказала я.

— Это замечательно, — обрадовалась она, после чего сосредоточилась и перешла к делу. — Кстати о Нассау. Мы прибываем в одиннадцать тридцать. Джеки уже договорилась с доктором Йоханссоном встретиться без четверти двенадцать у госпиталя. После чего они отправляются гулять. Алберт пригласил меня…

— А может, вам с Албертом присоединиться к нам? — прервала ее я, опасаясь оставлять Пэт наедине с Муллинзом под занавес всего этого мероприятия. — Так замечательно! У нас будет свидание вчетвером!

— Сначала ты не хотела, чтобы я общалась с Албертом. Теперь хочешь. У меня такое впечатление, что ты совсем о нем не думаешь.

Естественно, хотелось сказать мне. Я думаю о тебе.

— Не говори глупостей! Все в порядке.

— Ладно, если ты так считаешь. Значит, будем гулять вчетвером. А где и когда встретимся?

Прикрыв микрофон ладонью, я посоветовалась с Симоном как с опытным путешественником, где нам четверым удобнее всего назначить рандеву.

— Скажи, что встречаемся на площади Парламента, у статуи королевы Виктории. Когда они сойдут с корабля, им надо будет пересечь площадь Роусона и идти по улице Залива. Они выйдут прямо на площадь Парламента. Это большой квартал исторических зданий желтого цвета с зелеными ставнями.

Я повторила все это Пэт и предложила встретиться около двенадцати. Положив трубку, я вернулась к кровати и присела рядом с Симоном.

— Сейчас всего полвосьмого, — сказала я. — Можно пойти на пробежку, если у тебя есть такое желание. Можешь сходить к себе в каюту, переодеться, я присоединюсь к тебе на прогулочной палубе.

Симон покачал головой.

— Понятно. Значит, сегодня бегать не будем, — согласилась я, предполагая, что его мысли по-прежнему заняты решением детективной загадки из серии «кто это сделал».

— Я еще успею набегаться, — сказал он.

— Да, конечно, — согласилась я, не поняв значения его фразы. — Я просто подумала…

Он заставил меня умолкнуть, крепко стиснув мою ладонь пальцами. Потом пристально посмотрел мне в глаза и произнес с неподдельным драматизмом:

— Убийца может появиться сегодня. Самый крайний случай — завтра рано утром. Я, возможно, не сумею тебя защитить, Струнка. Ты это понимаешь?

— Симон, — потянулась я к нему с поцелуем. — Мы уже это проходили. Ты не несешь за меня никакой ответственности. Если окажется, что наемный убийца преследует меня, то в тот момент, когда он подойдет ко мне на фут, я преподам ему урок, который он запомнит на всю жизнь. Тебе может казаться, что я скромница и вообще мне пора в тираж, но это только видимость, уверяю тебя. — И скромно потупила очи.

Он рассмеялся.

— Что ж, если мне не удастся тебя спасти, — уступил он, — то, может, удастся хотя бы подарить тебе любовь. — Он придвинулся ближе. — Здесь. Сейчас. Пока еще никто никого не убил.

Неплохая идея!

— Принимается, — ответила я, довольная уже тем, что он все-таки обо мне думает. — Здесь. И сейчас!

Он разделся, не сводя с меня глаз, даже когда полез в карман за кондомом. Я не могла не вспомнить, что именно из-за такого же безвредного кусочка латекса (а точнее, из-за того, что Симон ушел в ванную натягивать его) совсем недавно мне пришла в голову мысль о том, что именно он является убийцей, и я в слезах вылетела из его каюты.

На этот раз все обошлось без театральщины. Он быстро и уверенно натянул резинку, потом подхватил подол моей ночной рубашки, стянул ее через голову и швырнул на пол, на свою одежду. Одежда наша соединилась раньше, чем мы.

Что ж, наконец-то это произойдет, Элен Циммерман. Пускай тебя потом убивают. Ты встретишь смерть со счастливой улыбкой на устах!


Потом, когда мы уже лежали в объятиях друг друга, а мое тело еще подрагивало от напряжения, которого я не испытывала много лет, я приподняла руку и провела пальцами по его лицу. Какое лицо, восхищалась я! Какой мужчина! Какой любовник! Я буквально кричала от наслаждения — и люди из каюты под нами колотили в потолок, требуя, чтобы я заткнулась.

Симон, похоже, тоже был доволен, судя по тому, как он сказал, когда уже все кончилось:

— Ты просто нечто, Струнка!

Полагаю, когда мужчина говорит тебе такое, это надо расценивать как комплимент, правда?

Занимаясь любовью, мы не разговаривали. То есть я несколько раз в момент наивысшего экстаза выдохнула «я тебя люблю», а Симон только постанывал с придыханием: «О Боже!»

Ничего, подожди, успокаивала я себя. Наступит время, и он произнесет эти три коротких слова. Непременно!

Я все еще размышляла, почему люди, женщины в особенности, придают такое значение этим «я тебя люблю», когда Симон сказал, что проголодался. Я собралась вставать, решив, что пора идти завтракать в «Стеклянный башмак», но он притянул меня к себе.

— Я говорю не о еде, — сверкнул он своей сексуальной улыбкой. — Я говорю об этом.

Это оказалось гораздо лучше, чем кукурузные лепешки и кофе без кофеина, можете мне поверить.


«Принцесса Очарование» ошвартовалась у причала Нассау без четверти двенадцать, немного выбившись из расписания. По небу бежали легкие облачка, дул ветерок, но воздух был теплым и приятным. Мы с Симоном сошли с трапа, миновали причал и двинулись по направлению к площади Роусона. Наш корабль оказался не единственным из пришедших сюда сегодня, так что площадь и улицы были заполнены громкоголосой и многоязычной толпой туристов. Я уже забеспокоилась, что нам никогда не найти в этом столпотворении Пэт и Алберта, но Симон уверенно подхватил меня под руку и повел по улице Залива к площади Парламента. Там, под памятником королеве Виктории, уже стояла моя подруга со своим сопровождающим.

— Элен! Сэм! — радостно приветствовал нас Алберт. (Мы с Симоном договорились, что для моих подруг на время круиза он останется Сэмом.)

— Здравствуйте, Алберт! — сухо откликнулась я, потом обняла Пэт и поинтересовалась, как ее больная лодыжка.

— Уже лучше, — ответила та, по-прежнему опираясь на тросточку, — хотя марафон бежать, пожалуй, я бы не согласилась.

Пэт не согласилась бы бежать марафон, даже если бы все ее лодыжки были в прекрасном состоянии. Она и ходить-то быстро не любила.

— Ну что, у вас появились какие-нибудь идеи, куда мы можем пойти? — спросила я, обращаясь к Пэт с Албертом.

— Если мы пойдем по улице Залива на запад, — кивнул Алберт, — то попадем на Чиппингемскую дорогу.

— А что хорошего на Чиппингемской дороге? — спросила я.

— Ну как же! — воскликнул он и посмотрел на меня как на безнадежную невежду. — А сады Ардастры? Там великолепные тропические птицы! Мы уже опоздали на одиннадцатичасовое шоу, но следующее в два часа, и мы вполне можем успеть.

— О каком шоу ты говоришь, Алберт? — подала голос Пэт.

— Шоу розовых фламинго, — пояснил он. — Эти прекрасные длинноногие птицы выстраиваются в линию и маршируют вместе. Три выступления ежедневно.

— Как кордебалет в Вегасе, — пробормотала я.

— На самом деле фламинго — национальный символ Багамских островов, — заговорил Симон.

— Совершенно верно, — подхватил Алберт. — Просто прекрасные птицы. Если мы решили пойти на двухчасовое выступление, надо подумать, как убить пару часов.

Я тут же обратила внимание на слово «убить» и подумала, не преднамеренно ли он его произнес.

— Группа Джинджер Смит Болдуин днем собирается на арт-сафари на Райский остров, — заметила Пэт. — Мы могли бы к ним присоединиться.

— Сомневаюсь, — возразил Симон. — Райский остров слишком далеко, если вы хотите вернуться к двум часам в сады Ардастры. Пожалуй, нам лучше оставаться в этом районе. Как насчет того, чтобы прогуляться по магазинам вдоль Залива? У них тут совершенно удивительные наручные часы.

— Прекрасно! — обрадовалась Пэт. — Я бы не прочь прикупить ребятишкам часики в качестве сувениров, если они, конечно, недорогие.

— А потом можно посидеть в ресторанчике «Рыбья стайка» на улице Нассау. Его меню вполне соответствует названию — там подают вареную рыбу и маисовые лепешки, — продемонстрировал свои знания Симон.

— Сэм, вы говорите об этом острове так, словно уже побывали здесь, — удивилась Пэт. — Это правда?

— Нет, я просто прилежный читатель туристических журналов, — пояснил Симон и подмигнул мне.

— «Куда глаза глядят» в особенности, — съязвила я и взяла его под руку, до сих пор не отойдя от нашей утренней близости. — Ну хорошо, Пэт. Так на чем мы остановились? Бросок по магазинам, потом рыба с маисовыми лепешками, затем — танцы фламинго, так?

Она ответила не сразу, но я и не торопилась, учитывая ее общеизвестную медлительность в принятии решений. Пока она думала, я решила поинтересоваться мнением Алберта.

— Меня устроит все, что захочет Пэт, — произнес он, приглаживая усы.

— Отлично! Очередь за тобой, Пэт, — обернулась я к подруге, стараясь не выказывать своего нетерпения. Хочу сказать, нам все-таки предстояло выходить не на китобойный промысел. — Пэт! — окликнула я, когда она снова не ответила.

И поняла, что она меня вряд ли слышит вообще. Оцепенев, она остекленевшим взглядом смотрела куда-то вдоль улицы, в сторону пирса, по направлению «Принцессы Очарование». Губы ее дрожали, а щеки покрылись красными пятнами.

— Пэт! — помахала я рукой перед ее носом. — Ты где? Что с тобой?

— Это… это Билл, — выдохнула она, схватившись рукой за сердце.