– Ванесса, – сказала она наконец. – Послушай меня. Во-первых, я не люблю, когда на меня кричат по телефону. Во-вторых, несмотря на то, что ты чрезвычайно прилежный работник и ведущая сила сети вот уже долгое время, на самом деле ты ретировалась, когда надо было помочь выбить деньги, и в другой критической ситуации, когда ее необходимо было исправить на месте.

Ванесса прислонилась к стене, закрыв глаза, пока Терри продолжала.

– А теперь, я ни чуточки не верю, что этот человек, который живот положил, каждый день защищая права женщин и детей, может быть виновен в причинении зла ребенку. Но, Ванесса, прости меня, даже если он и виновен, он все равно очень влиятельная сила в Сенате, и он нам нужен. Понимаешь? Что ты хочешь? Отказаться от единственного защитника, который на нашей стороне, потому что какой-то поганый ребенок сказал о нем что-то неприятное?

– Представь себе, да, – сказала Ванесса. – По крайней мере, я надеюсь, что ты позаботишься о том, чтобы узнать правду.

Она повесила трубку, не дожидаясь ответа Терри, и стояла, уставившись на телефонный аппарат. Сколько мостов она сожгла этим звонком?

Она посмотрела на часы микроволновой плиты. Десять тридцать. Пора ложиться спать, но вместо этого она приготовила себе чашку чая и отнесла ее в гостиную, где уселась на софу с кипой журналов. Она не станет ложиться спать. Сон только принесет ей карусель, и она понимала, что будет лучше, если она вообще не заснет этой ночью.

24

Джереми, штат Пенсильвания

1962 год


Большую часть лета двери амбара были закрыты, потому что Винцент был болен. Время от времени он умудрялся выбраться в мастерскую, и Клэр с Ванессой присоединялись к нему там. Но несмотря на уют и теплые знакомые запахи, мастерская была совершенно не такой, как раньше. Винцент, казалось, был не расположен к разговорам, и в воздухе часто слышалось его хриплое дыхание, когда он строгал или красил, или склеивал куски дерева вместе. Он все еще держал во рту трубку, хотя уже больше никогда не курил.

Почти все лето рядом был молодой заместитель шерифа, помогая Винценту с механической частью карусели. Зэд. Паттерсон.

– Он гений по части того, как заставить ее вращаться, – обычно говорил Винцент, а потом прибавлял со смешком: – Он не понимает значения карусели, этот мальчишка. Говорит, что мне нужно заменить музыку в органе. Что же он ждет – отрывок из Моцарта, что ли? Шопена? Только не на моей карусели!

Однажды, а это была не пятница – Лен Харти появился без предупреждения. Он вошел в кухню, где Клэр и Мелли сидели за столом, перебирая клубнику, пока Дора раскатывала тесто для пирога.

Лен прошел через кухню прямо туда, где сидела Мелли, и ударил ее рукой по лицу. Голова Мелли отклонилась назад, и от руки остался след на ее щеке, такой же красный, как клубника.

Дора охнула, а Клэр уронила ягоды, которые перебирала, на пол. Она никогда раньше не видела, чтобы папа бил кого-нибудь. Он даже никогда не шлепал ни ее, ни Ванессу, даже если они того заслуживали.

– Боже мой, Лен. – Мелли встала, прижав свою бледную руку с розовыми ногтями к щеке. – В чем…

– Где Ванесса? – проревел Лен. Он посмотрел прямо на Клэр, которая подобрала ноги на стул и прижала колени к телу.

– Наверху, – сказала Клэр едва слышно. Ванесса была наверху почти все утро. Она сказала, что плохо себя чувствует.

Лен двумя шагами преодолел кухню, и топот его ног послышался на лестнице. Мелли посмотрела на мать.

– Почему он так поступает? – спросила она. Дора пыталась прижать мокрую тряпицу к щеке Мелли, но она отбросила ее руку и последовала вверх по лестнице за своим мужем, Клэр не отставала.

С лестничного пролета они могли слышать захлебывающиеся рыдания Ванессы.

– Сейчас же, – орал Лен на Ванессу. – У тебя всего три минуты.

Поднявшись по ступенькам, Мелли оглянулась на Клэр.

– Иди вниз, дорогая. Все будет хорошо. Ты просто спустись вниз и подожди с бабушкой, а я все тут улажу сама.

Щека Мелли все еще была красной, но она улыбалась. Она все уладит, если что-то не так.

Клэр пошла медленно вниз по ступенькам. Она снова уселась за стол, а в это время Дора все раскатывала тесто скалкой. Тесто было уже таким тонким, что со своего места Клэр казалось, что она просто катает скалку по пустой стойке. Дора болтала о ярмарке в штате, пока Клэр возилась с клубникой на блюде. Дора говорила очень громко, как будто хотела перекричать шум и голоса, исходящие сверху, и каким-то образом уберечь от них Клэр, чтобы она ничего не услышала.

Положив тонкое, как бумага, тесто в форму, Дора вытащила книжку-раскраску и коробку цветных карандашей из дальней дверцы буфета и положила их перед Клэр.

– Ну-ка, покажи мне, как ты раскрасишь что-нибудь красивое, – сказала она, и Клэр послушно раскрыла книжку на картинке с двумя малиновками и червяком.

Прошло не очень много времени, когда по лестнице прогрохотали шаги, и Лен пронесся через кухню. Клэр оторвалась от раскрашивания только на столько, чтобы увидеть, что он тащил Ванессу за руку и нес чемодан другой свободной рукой. Ванесса так сильно плакала, что давилась своими слезами, спотыкаясь и спеша поспеть за ним. Потом Клэр вернулась к своим раскраскам, изо всех сил стараясь не залезать за линии. Она больше не посмотрела на свою сестру. И все продолжала раскрашивать, когда, что-то крича, Мелли побежала за Леном и Ванессой во двор. Это было очень не похоже на Мелли. Клэр сломала красный карандаш, когда трудилась над выпуклой грудкой малиновки. Дора говорила еще громче. Она сказала, что на ярмарке штата будет в этом году еще больше пирогов с клубникой. Погода самая подходящая для клубники. А Клэр все раскрашивала, а когда выкрики и рыдания достигли высшей точки, она подняла картинку, чтобы бабушка полюбовалась.

Машина Лена с ревом отъехала от дома и понеслась на всей скорости, выезжая на шоссе. Прошло некоторое время, прежде чем Мелли опять вернулась в дом. Ее глаза покраснели, но она уже больше не плакала. Дора и Клэр посмотрели на нее.

Мелли подтащила один из кухонных стульчиков поближе к Клэр и села. Она взяла обе руки Клэр в свои.

– Твой папочка и я решили пожить раздельно некоторое время, – сказала она спокойно.

– Что это значит? Вы что, теперь в разводе? – спросила Клэр. У нее была подружка по имени Барбара, чьи родители были в разводе. Барбара встречалась с отцом каждые выходные.

– В разводе! – Мелли засмеялась, как будто Клэр сказала что-то очень забавное, и Клэр улыбнулась неопределенно. – Конечно, нет. Иногда семейным парам необходимо просто пожить некоторое время раздельно. В этом-то и дело. И папочка решил взять с собой Ванессу, чтобы ему не было слишком одиноко. А ты останешься со мной, чтобы и мне тоже не было одиноко.

Мелли встала и закурила сигарету. Она подошла к стойке, где Дора клала полоски теста поверх клубники в форме для пирога.

– Полагаю, это самый великолепный из всех пирогов, которые ты на моей памяти когда-нибудь пекла, мама, – сказала Мелли. – Ты выиграешь первый приз в этом году, я уверена.

25

Вена


Каждый раз, когда Клэр поднимала глаза от бумаг на своем письменном столе, кабинет вращался вокруг нее, а окна тут же начинали танцевать по стенам, прежде чем встать на свои места снова. Она ничего не могла с этим поделать. Они с Джоном плохо спали этой ночью и мало разговаривали, когда ехали на работу. Были ли они оба утомлены, или же оба чувствовали, что – если она сказала ему, что хочет продолжать свою дружбу с Рэнди – о чем еще говорить? Этим утром он обнял ее за плечи в машине и положил свою руку на руку ей, и она почувствовала грусть в этом легком прикосновении, странное чувство смирения, от которого у нее на глазах выступили слезы. Джону больно, и причиной этому была она сама.

В десять часов она выпила уже третью чашку кофе и встретилась с двумя врачами-реабилитаторами – Келли Филдинг и Энн Шорт, чтобы поговорить о трудном пациенте, которого они обе лечили. Келли лучше справлялась с пациентами мужского пола. К ней приходила уверенность в себе, и она в основном вела встречу сама, что было само по себе справедливо, потому что внимание Клэр рассеивалось.

Клэр почти всю встречу раздумывала о своем выборе. Она пробовала представить свою жизнь без Рэнди. Невозможно, как будто ей перекрыли воздух. «Прекрати комедию», – сказала она себе. У тебя прекрасный муж, потрясающая жизнь и никаких финансовых проблем – что же, черт побери, тебе еще нужно? Может быть, Джон прав, и воспоминания умрут сами собой, если рядом больше не будет Рэнди, который их растревожил. Может быть, она снова станет прежней, какой была раньше, до Марго, женщиной, которая может встретить любые трудности, обернуть любую напряженную ситуацию в праздник. А может быть, и не получится. Трудно представить, что она может чувствовать себя хорошо. Она больше не ощущала себя счастливой, довольной или же просто самой собой. Как будто шла по длинному коридору, и за ней захлопывалось слишком много дверей, чтобы повернуть назад и оставить все как есть. Рэнди держал ключ от последней двери, а Джон сидел посередине коридора, и его инвалидная коляска была слишком большой, чтобы она смогла обойти ее, не задев его или себя.

Представить жизнь без Джона? Невозможно даже подумать. Непереносимо.

В полдень она отнесла обед к Джону в кабинет. Он удивился, увидев ее, и оторвал взгляд от работы.

– Можно мне войти? – спросила она.

– Конечно. – Он отодвинул свои бумаги в сторонку на столе и взял бумажный пакет. Они молчали, когда наливали яблочный сок в пластиковые стаканчики и снимали упаковку с салатов.

Джон нажал на пакет с приправой и выдавил ее в свой салат, а потом посмотрел на нее.

– Маргарет приняла наше приглашение быть ведущими докладчиками на итоговой конференции, – сказал он.

Фантастика. Ей было все равно, кто будет ведущим. Ей было все равно, будут ли вообще докладчики. В прошедшие годы итоговая конференция по реабилитации инвалидов поглощала их обоих целиком. В этом году она казалась событием чьего-то усталого воображения.

– Я приняла решение, – сказала она. Джон поднял брови.

– Какое?

– Я больше не буду встречаться с Рэнди. – Она посмотрела на него. – Я сегодня же пойду к нему в ресторан и скажу ему об этом лично. Я изо всех сил постараюсь пережить этот месяц, и я продумаю, что можно предпринять, чтобы отвлечься. И распланирую отпуск, если ты все еще хочешь. Я люблю тебя, Джон. Прости, что в последнее время тебе было со мной так трудно.

Джон отложил вилку. Он подъехал на коляске к двери и закрыл ее, а потом потянулся к ней.

– Иди сюда, – сказал он.

Она встала и позволила ему усадить себя на колени. Не говоря ни слова, он спрятал голову у нее на плече, и она почувствовала его облегчение и любовь. Она прижалась к нему ближе, стараясь разделить с ним эти эмоции, но скоро пришла в оцепенение.

Наконец он заговорил.

– Как я могу тебе помочь?

– Будь со мной терпеливым, – сказала она. – Я надеюсь, что эти проблески воспоминаний уйдут, когда уйдет Рэнди, как ты и сказал.

– А если нет, Клэр? Тебе нужно посоветоваться с психологом.

– Возможно. – Она предположила, что это будет следующим логическим шагом, но не могла представить, что сможет пройти через все эти образы с кем-нибудь, кроме Рэнди.

Джон положил руку ей на колено, поверх шерстяной юбки.

– Знаешь, – сказал он медленно, – предполагается, что ты – профессиональный утешитель, но я не думаю, что ты когда-нибудь обращала внимание на самое себя.

Его слова заставили ее выпустить свои иголки. Она встала с его колен и заняла место за письменным столом.

– Я уже проходила однажды курс лечения, – сказала она.

– Да, помню. Но это было только для того, чтобы научиться обращаться с мужем-инвалидом или найти общий язык с дочерью-подростком. Ты никогда не обращала внимания на себя, Клэр.

Она перекладывала крышку так и неопробованного салата, и когда он закончил, встала.

– Я не думаю, что хочу обращать внимание на такую Клэр. – Явный гнев в тоне ее голоса испугал ее. Джон тоже не хотел бы, чтобы она обращала внимание на такую Клэр. Эта Клэр была слишком обидчивой. – Я собираюсь снова носить счастливую улыбку на лице – ведь мне всегда это прекрасно удавалось, не так ли? И тогда мы оба можем сделать вид, что ничего такого не произошло.

По шее Джона разлилось красное пятно, и он так сжал руками колеса своей коляски, что побелели костяшки его пальцев. Клэр проскользнула мимо него и отворила дверь. Она пошла по лабиринту коридоров так быстро, чтобы другие подумали, что у нее нет времени для разговоров.

В своем кабинете она села и положила голову на руки, сложенные на столе. Ну, все идет так, как она и запланировала. Джон прав. В то время, когда она проходила курс лечения, она дала понять психоаналитику, что с ней все в порядке, просто тем, кто был рядом с ней, необходимо ее участие. «Я – очень счастлива. У меня удивительный, превосходный брак. Мой муж – любящий, великодушный и внимательный; моя дочь – красавица и умница. Немного своенравная, но я рада, что у нее есть это качество. А что касается моего детства. Меня окружали смех и любовь». Это прошло с двумя разными психоаналитиками. Потому что она в то время была в этом так убеждена и так глубоко верила этим словам сама. Теперь она больше в это не верит.