Поджидая рождения ребенка, она была счастливее, чем когда бы то ни было в ее жизни. Наконец у нее будет что-то, что принадлежит только ей, кто-то, кого она будет любить и кто непременно будет любить и ее, и кто не оставит – не сможет оставить ее.

Она крала вещи для младенцев и украла одеяльце и сумку с пеленками. Погремушки было легко красть, и у нее была целая коллекция погремушек разных цветов и разнообразных форм. Приданое для новорожденного было значительно увеличено с помощью воровства в магазинах, ей помогали в этом двое молодых людей, которые думали, что могли быть отцами ее младенца. Однако Ванесса догадывалась, что отцом ребенка был другой, который на короткое время заехал в Сиэтл, а теперь был в пути куда-то еще.

Она могла представить, что у нее будет только девочка, и лежала без сна по ночам, придумывая ей имя. Анна. Конечно, Анна. Старомодное имя, которое побуждало ее представлять поля с полевыми цветами и бабочками, и покой, и защищенность, которые казались частью этих образов.

Когда у нее начались схватки, одна из ее подружек отвезла ее к входу в больницу. Одинокая и перепуганная, чувствуя большую боль, чем, она считала, может вынести человек, она позволила персоналу больницы позвать ее отца. Он находился в приемном покое, когда родилась Анна с помощью кесарева сечения. Анна. Доношенная, но весом всего пять с половиной фунтов. Бледная, худенькая, круглоглазая маленькая девочка с шелковым пушком на головке.

Сказали, что у Анны трудности с дыханием, и ее держали в специальной палате. При каждой возможности Ванесса с трудом тащилась по длинному коридору, чтобы подержать на руках свою дочку. Она садилась на жесткий деревянный стул и качала ее, обнимала, не обращая внимания на косые взгляды, которые посылали ей сестры, и шепоток за спиной. Медсестры не любили ее. Они сообщали ей с довольными лицами, что ей пора возвращаться в свою палату и силой отбирали Анну из ее рук.

Друзья посещали ее в больнице, воруя для нее пиво и сигареты, и несколько раз они наделали столько шума, что персонал пригрозил выставить их вон.

На четвертый день пребывания Ванессы в больнице появилась в ее палате социальный работник из округа и сказала, что ей не дадут возможности взять Анну.

– Ты не можешь заботиться о ней, – сказала служащая. – Ты ведь даже о себе не можешь позаботиться.

Сначала Ванесса не поверила. Разве могут они отобрать ребенка у матери? Она была в отчаянье. Обещала прекратить пить, перестать курить. Вернуться в школу. Она переменит друзей, уедет с отцом. Она была готова на все, если Анну не станут забирать от нее. Но решение работника социальной службы было твердо, и медсестры смотрели на Ванессу с самодовольным чувством возмездия. Ей хотелось знать, которая из них позвонила, чтобы у нее отобрали ребенка. Однажды, когда она бранилась со своей ночной сиделкой и швырнула в нее пустым лотком для рвотных масс, сиделка нанесла ответный удар.

– Ты почти убила своего младенца в себе. Неужели ты ожидаешь, что тебе позволят довершить это дело?

А, может быть, это ее отец устроил так, чтобы у нее отняли Анну. Ребенок в его доме определенно был бы помехой его образу жизни «перекати-поле».

Только после того, как прошло много-много лет, она поняла, что они все были правы. Медсестры, работник социальной службы, ее отец. С этой ситуацией расправились жестоко и глупо, но действительно Анну необходимо было защитить от нее. В возрасте семнадцати лет Ванесса Харти стала бы очень опасной матерью.

Много времени спустя после рождения Анны Ванесса изучала влияние алкогольного синдрома на плод в медицинском колледже. В то время она страдала от приступов нервозности и бессонницы, а ее волосы, которые всегда были блестящими и кудряво-волнистыми, начали расти совершенно прямыми. Ее преследовали расплывчатые образы Анны, когда она пыталась вспомнить крошечные черты своей малышки. Не было ли у Анны маленькой головы, вздернутого носика, отвисшей нижней губы младенца, страдающего от фетального алкогольного синдрома? Или же просто лицо младенца переменилось в ее памяти за эти годы бесплодных воспоминаний?

День, когда Анну перевели в другую неизвестную больницу, был днем, когда Ванесса в первый раз порезала себя. Она случайно разбила стакан с водой, уронив его о край подноса на кровати, уставилась на осколки и смотрела на них долгое время, прежде чем выбрать один из них и провести им медленно и ровно длинной линией вниз по ноге от бедра. Боли не было. Только зачарованность, когда она наблюдала, как невидимая линия превращалась в тонкую красную нитку. Она сделала второй и третий надрезы шире и глубже. Потом удрала из больницы без разрешения врача, чтобы никто не обнаружил этих ран. И кроме того, ей позарез нужно было выпить.

В течение двух лет она жила у друзей, время от времени возвращаясь домой, чтобы выпросить денег, которые отец давал ей все с большей неохотой. Она ненавидела просить у него и делала это, только когда все другие средства были исчерпаны, включая продажу наркотиков и своего тела.

Однако в ее девятнадцатый день рожденья все переменилось.

Она сидела за рулем автомобиля своего дружка, проехала на стоп-сигнал и протаранила «фольксваген» в форме жука. Она сама не получила никаких повреждений, но сквозь пьяный туман видела, как маленькую девочку – возраста почти как Анна – вытащили в бессознательном состоянии из покореженного автомобиля и поместили в карету «скорой помощи». Ванесса не сводила глаз со «скорой помощи», когда та поехала вниз по улице с воющими сиренами. Она почти убила маленькую девочку, такую же, как Анна. Несчастный случай протрезвил ее настолько, как ничто другое не могло на нее подействовать.

Суд присудил ей пройти программу лечения от алкоголизма, и она участвовала в ней охотно, ее ночные кошмары с каруселью и Анной перемешались теперь с кошмаром этого несчастного случая. С новой решительностью она переживала синдром отвыкания от алкоголя и насмешки своих друзей, которые забегали, или писали, или звонили ей в больницу. Однако она нашла в себе силы, думая о маленькой девочке Джей Ти Грэй.

После двух недель пребывания в программе – и с разрешения родителей Джей Ти – ей был дан пропуск на посещение ребенка в палате детской больницы «Ласистер».

Она навещала Джей Ти ежедневно. Малышка все еще была на вытяжке, но быстро поправлялась от травм, хотя она будет всегда – всю жизнь – хромать. Ванесса часами занимала Джей Ти в больнице и быстро полюбила ее. Джей Ти со своим детским незнанием роли Ванессы в ее несчастьях еще быстрее полюбила свою молоденькую сиделку. Нэд и Сара, родители девочки, вероятно, увидели в Ванессе нечто, что остальные не замечали. Ее понятливость. Ее сострадание. Или же, может быть, они впервые увидели ее трезвой и ясномыслящей, какой она не была вот уже долгое время. Они смогли увидеть в ней хорошие задатки, которые можно было развить.

Когда Джей Ти выписали из больницы, Нэд и Сара наняли Ванессу помогать им ухаживать за ней дома. Они были небогаты, но предоставили Ванессе комнату и стол, и обеспечили ее гораздо лучшей семейной жизнью, чем она знала с тех пор, как ее отец привез ее в Сиэтл. Нэд привел ее на заседание Общества анонимных алкоголиков, и только тогда она поняла, что и он тоже боролся с бутылкой. Ее тоска и одиночество начали исчезать. Она проводила все дни с Джей Ти, а вечера со всем семейством, читая, или болтая, или работая по дому. Иногда у нее были целые недели или даже больше без ночных кошмаров.

Сара была помощницей учительницы, и она настояла, чтобы Ванесса держала экзамены, соответствующие выпускным экзаменам за среднюю школу, которые она сдала с легкостью. После этого она по вечерам посещала в течение двух лет колледж братства анонимных алкоголиков, присматривая за Джей Ти днем.

Но потом Грэи переехали, и Ванесса осталась с чувством, как будто маленькие ангелы залетели в ее жизнь, сделали свое доброе дело, а потом снова улетели. Но она уже способна была заботиться о себе сама. У нее появились новые друзья из колледжа и общества анонимных алкоголиков, новые силы, чтобы противостоять алкоголю, и цель в жизни. Она хотела стать врачом.

Ее отец с облегчением обеспечил ее необходимой суммой для учебы. Ее отношения с ним переросли в обоюдную терпимость, что, казалось, устраивало обоих. Лен Харти так и не научился быть хорошим отцом, не научился сдвинуть центр собственного существования от себя к своему ребенку. Все, что он мог сделать, – это обеспечить Ванессу деньгами, чего в ее жизни больше всего и не хватало.


Ванесса замедлила шаг, когда бежала вдоль дорожки рядом с кладбищенской стеной. Ей бы нужно написать Джей Ти и ее мужу, и Нэду и Саре, рассказать им, что она и Брайан наконец-то поженились. Грэи порадуются за нее, возможно, несколько расстроятся, что она не сообщила им о дне свадьбы. Но они все поймут.

Она свернула на аллею, чтобы срезать угол к больнице. Она почувствовала неодолимую тягу вернуться домой, к той жизни, которая теперь у нее была. И к своему мужу, человеку, который знал все о ней и все-таки дал клятву не оставлять ее никогда.

32

Вена


Джон посмотрел на Пэт Виковски, когда она вкатила свою коляску к нему в кабинет, и уронил скоросшиватель на стол.

– Я говорила с Марго Салли этим утром, – сказала она, – и она передумала. Она хочет говорить в своем приветственном слове на итоговой конференции о социальных аспектах вместо темы о том, как жить, чтобы не зависеть от других.

– Какой сюрприз. – Он улыбнулся Пэт. До сентября Маргарет еще раз пять передумает. Она была чрезвычайно несобранной, но лектор – отличный. – А Том Ферри собирается провести семинар по уходу за кожей, – добавил он.

Он разговаривал с Томом час назад, и уже готов был спросить его об ожоге на своей ноге. Но было ясно, что Том очень спешил повесить трубку, и поэтому Джон проглотил свой вопрос. Этим утром он сделал повязку на обожженной ноге, едва посмотрев на все еще красную кожу. Если она неправильно заживает, он не хотел об этом знать.

– Итак, что же это такое важное, что не может подождать до обеда? – спросила Пэт.

Было десять часов утра, четверг, и он позвонил Пэт, чтобы спросить – не найдется ли у нее времени, чтобы встретиться с ним. Если бы она отказалась, он бы настоял. Ему необходимо было наконец объясниться.

Он сказал Джилл, секретарше Клэр, что она больна, но теперь в первый раз он был почти готов рассказать правду. Правду. Он все же не был уверен, что расскажет всю правду. Во всяком случае, достаточно, чтобы дать Пэт ясное представление о ситуации, но не настолько, чтобы унизить себя.

– Не могла бы ты закрыть дверь? – попросил он. Пэт выразила некоторое удивление, подняв вверх брови, и еще шире улыбнулась в знак согласия. Она закрыла дверь, а затем подъехала в своей коляске, чтобы видеть его лицо, и остановилась, сложив руки на коленях.

– Мы с Клэр расстались, – сказал он. Слова показались настолько смехотворными, что он чуть не рассмеялся.

Пэт на мгновенье посмотрела на него неопределенно, а потом рассмеялась сама.

– Это ведь шутка, правильно?

Он покачал головой.

– Боюсь, что нет.

– Джон! Ты с Клэр?

– У нас некоторое время были проблемы.

– У вас с Клэр? – повторила она. – Но вы же все делали вместе. Мне не доводилось знать какую-нибудь другую супружескую пару, которая могла бы так справляться с консультациями с таким… здравомыслием и каждый раз делать это великолепно.

– Но не в этот раз.

– Это ваше взаимное решение?

Он глубоко вздохнул, наклоняясь вперед за столом.

– Я хочу проконсультироваться с тобой, Пэт, – сказал он. – Я не знаю, как рассказать об этом другим, может быть, ты поможешь мне найти слова.

Она откинула густую прядь светлых волос с виска, обнажив глубокие морщины на лбу. Он раньше никогда не видел этих морщин. Он хотел бы расправить их, и ему очень хотелось увидеть ее кривую усмешку. Серьезный вид Пэт Виковски было почти невозможно вынести.

– Что все-таки произошло? – Пэт положила руку на его стол.

– Я попросил ее оставить меня, – сказал он.

– Ты что? Почему?

– Она последнее время стала совсем другой, с тех пор, как увидела, как та женщина спрыгнула с моста. Это переменило ее.

Он не станет рассказывать Пэт об ее обрывках воспоминаний. Она стала бы задавать слишком много вопросов.

Пэт приняла то выражение лица, какое она обычно приберегала для тех пациентов, которые делали или говорили то, что она находила отвратительным.

– Но Джон, – сказала она осторожно. – Такое потрясение изменит кого угодно. Возможно, Клэр нуждалась в тебе больше, чем всегда. Разве ты не мог быть более терпеливым с ней? Это не продлилось бы долго.

Он был несколько смущен, когда понял, что Пэт думает, что он был всему причиной. В какой-то мере так оно и есть.

– Она сама хотела уйти. – Он потрогал папку, которую Пэт бросила ему на стол. – Видишь ли, она встретилась с братом этой женщины, которая спрыгнула, – сказал он, – и она стала… привязалась к нему. Он помогает ей разобраться в том, что произошло.