Кристи Келли - Каждая ночь – твоя

На цыпочках подойдя к столу, Бэннинг бросил любопытный взгляд на лист бумаги, тот самый, на котором лежала ее голова. На нем большими буквами было написано всего одно слово – СТРАСТЬ. А под этим были жирно зачеркнуты какие-то слова и обрывки фраз – вероятно, то, что сама она подразумевала под этим словом. С трудом разобрав кое-что из зачеркнутого, Бэннинг с трудом подавил смешок. Да, похоже, эта очаровательная женщина хочет его до безумия!

Бэннинг, наклонившись, нежно поцеловал ее в макушку.

– Что ты делаешь? – возмутилась она.

– Я делаю только то, что мне подсказали твои собственные щеки.

– Подсказали мои щеки?! Ты с ума сошел?

– Ничуть. Вот тут так прямо и написано, – хмыкнул он, кончиком пальца коснувшись ее щеки. – П-О-Ц-Е-Л-У-Й! Ах, прошу прощения, я ошибся – не поцелуй, а поцелуи, во множественном числе. Но это легко исправить.

И снова склонился к ней, явно собираясь поцеловать ее снова. Однако прежде, чем он успел это сделать, Эвис, вывернувшись из его рук, вскочила.

– Что случилось? Твои глаза вдруг потемнели и цветом сейчас похожи на море во время шторма, – сказала Эвис.

Эти слова вернули Бэннинга к действительности, разогнав любовный туман, в который он было погрузился.

– Вряд ли тебе захочется это узнать, – подмигнул он.

– Вот как? – с лукавой улыбкой переспросила она. – Что ж, возможно, попозже я расскажу тебе, о чем мы сегодня беседовали с миссис Хатауэй!

– Попозже – это когда?

В ответ она только загадочно улыбнулась. Вид у Эвис был такой, словно она приготовила ему потрясающий сюрприз, и Бэннинг вдруг почувствовал, как его будто налившаяся свинцом плоть подрагивает от сладкого предвкушения. Но сейчас не время – нужно как-то обуздать себя, иначе он окончательно потеряет голову. А ведь на террасе их ждет восхитительный обед тет-а-тет. Женщины обожают все романтическое, и Бэннинг был твердо настроен сделать все, чтобы Эвис запомнила этот обед на всю жизнь.

– Ну так как, пойдем обедать? – негромко спросил он. Эвис окинула взглядом свое измятое коричневое платье и тяжело вздохнула.

– Похоже, стоит все-таки переодеться, – хмыкнула она.

– Не стоит так переживать, Эвис. И переодеваться к столу тоже не обязательно. Это не Лондон. В этом помятом платье и с растрепанными волосами ты выглядишь совершенно очаровательно!

Эвис улыбнулась:

– Ладно, тогда не буду переодеваться. Пошли обедать. Предложив Эвис руку, он повел ее на террасу. Взгляд Эвис упал на накрытый к обеду стол, и она, споткнувшись на пороге, застыла как вкопанная. Ароматные лепестки роз вместо скатерти покрывали стол и были разбросаны по полу. А на столе под серебряными крышками исходили аппетитным паром какие-то очередные кулинарные шедевры, приготовленные заботливыми руками миссис Хатауэй.

– Как очаровательно! – промурлыкала Эвис. Поднеся к лицу пригоршню лепестков, она уткнулась в них лицом, вдохнула нежный аромат, а потом подставила ладони ветру, который тут же подхватил лепестки и закружил их в воздухе.

– Садитесь, миледи. И позвольте мне прислуживать вам. – Бэннинг с поклоном отодвинул для нее стул.

Она тихонько рассмеялась и села. Аромат ее духов, смешавшись с запахом роз и соленым морским ветром, ударил Бэннингу в голову. Он с невозмутимым лицом сел за стол напротив нее, мысленно представляя себе, как прижмет ее к стене террасы и одним мощным толчком войдет в нее.

Стиснув зубы, он задушил свою не к месту разгулявшуюся фантазию и приступил к исполнению обязанностей хозяина. Окинув взглядом стол, он приподнял серебряные крышки, под ними обнаружились еще теплый, только что выпеченный хлеб, истекавшая соком ветчина и ароматный пудинг.

– Бэннинг, почему ты так стараешься для меня? – не выдержала Эвис.

Он бросил на нее взгляд через стол, и на губах у него вспыхнула улыбка.

– А почему бы и нет?

– Потому! – сердито ответила Эвис. – Скажи честно – ты помнишь, чтобы за последние восемь лет ты хоть раз попытался быть со мной милым?

Да, тут она права, с раскаянием в душе подумал Бэннинг. Годами делая все, чтобы избежать брачных цепей, он, в конце концов, решил, что пришло время обзавестись семьей, и выбрал ее, поскольку подумал, что более подходящей жены ему не найти. Нет, он остановил свой выбор на ней вовсе не потому, что любил Эвис, конечно, нет! Просто он был уверен, что, если его женой станет Эвис, то брак, возможно, окажется не таким уж тяжким ярмом, каким он мог бы стать, если он выберет в жены одну из дам лондонского света.

– Ну? – нетерпеливо спросила она.

Ах да, спохватился Бэннинг. Ей интересно, – почему он вдруг старается быть милым…

– Потому что сильно сомневаюсь, что смогу заманить тебя к себе в постель, если снова стану бесить тебя, как делал это всегда, – невозмутимо ответил он.

– Это уж точно. Но я всегда считала, что шантажист просто обязан быть грубым, нахальным и злым. Разве не так? – пряча улыбку, сказала Эвис.

– Я вовсе не шантажировал тебя! – взвился Бэннинг. – Я просто пытался защитить тебя от… – Он закусил губу, вовремя остановившись. Еще немного, и он бы выложил ей все.

– Защитить меня? Но от чего? – удивилась Эвис. Возможно, если она узнает хотя бы часть того, что известно ему, это пойдет ей на пользу, подумал Бэннинг.

– От возможности быть обманутой Эмори Биллингсуортом, – резко бросил он. – Этот человек понятия не имеет в том, что такое честь! Он не видит ничего плохого, чтобы обсуждать всех женщин, которые имели несчастье пустить его в свою постель. Очень сомневаюсь, что ты бы обрадовалась, узнав, что твое доброе имя треплют на каждом углу, ведь тогда твоя репутация была бы погублена навсегда. – «Не говоря уже о том, во что могло бы превратиться твое прекрасное тело», – мысленно добавил он.

Эвис, нахмурившись, проглотила кусочек ветчины. По ее лицу было заметно, что она ему не верит.

– С чего ты это взял?

– Ты мне не веришь? Хорошо. Тогда, может, хочешь послушать о леди Сьюзен Хайд и ее манере вести себя в постели? Биллингсуорт позаботился, чтобы об этом стало известно.

– Леди Сьюзен была его любовницей? – Эвис в раздумье закусила губу, словно гадая, правда это или нет. – Но почему я должна тебе верить? Откуда мне знать, может, ты только что это выдумал?

– По словам нашего «писателя», она предпочитает заниматься любовью с двумя мужчинами одновременно, а у него нет ни малейшего желания участвовать в этих оргиях, потому как его, мол, просто тошнит от подобных женщин.

Вилка Эвис со звоном упала на тарелку. Брови ее поползли вверх, рот приоткрылся. Увидев потрясенное выражение ее лица, Бэннинг едва не рассмеялся.

– С двумя мужчинами?! Одновременно?! Господи, спаси и помилуй… вот уж никогда бы не подумала! Да как такое вообще возможно?!

– Ну… я тебе как-нибудь объясню. В другой раз, хорошо? – давясь смехом, пробормотал Бэннинг.

Нет, все-таки она удивительная женщина, с нежностью думал Бэннинг. Он просто не мог дождаться, когда сможет показать ей, какая страсть скрывается в ней самой.

Проведя весь вечер наедине с Бэннингом за разговорами об искусстве и литературе, Эвис по-прежнему терялась в догадках, что же он за человек. Ей казалось, она знает двух Бэннингов. Один – старший брат ее ближайшей подруги, с которым она знакома без малого восемь лет и все эти годы ссорилась и пререкалась. И другой, совершенно незнакомый ей мужчина – с ним ей было легко, удобно и никогда не было скучно. Она гадала, догадывается ли Бэннинг, что с каждым часом, проведенным в его обществе, ее все сильнее и сильнее тянет к нему, а узы, связывающие их, становятся все крепче. С каждой минутой Эвис открывала в этом человеке все новые, до сих пор неизвестные ей качества, о которых раньше она и подумать не могла. И по мере того как она узнавала его, он все больше ей нравился.

Она свернулась калачиком на оттоманке возле окна и любовалась морем, а он играл для нее на фортепьяно. Ей и раньше доводилось слушать чужую игру, но Бэннинг играл так, что она впервые пожалела, что ее никогда не учили музыке.

– Это Моцарт?

Он улыбнулся и покачал головой, а его пальцы еще быстрее забегали по клавишам. Эвис сдвинула брови и задумалась.

– Тогда Гайдн?

– Нет.

Ей стало стыдно. Она даже представить не могла, до каких пределов простирается ее невежество.

– Сильно сомневаюсь, что тебе удастся угадать автора, – проговорил он. Доиграв до конца, он повернулся и с улыбкой посмотрел на нее.

– Ладно, сдаюсь, – пожав плечами, улыбнулась Эвис.

– Это один малоизвестный английский композитор, имени которого никто не знает. Возможно, потому, что его произведения звучат только в этой комнате, – ухмыльнулся Бэннинг.

– Неужели ты?! – выдохнула она.

– Да. Ты удивлена? Это мое любимое хобби, чтобы как-то скоротать вечера, которые я провожу здесь в полном одиночестве, – объяснил он.

– Но это же просто… просто великолепно! – восторженно воскликнула Эвис. – Почему ты никогда не исполняешь свои произведения?

Встав, Бэннинг подошел к открытому окну и некоторое время молча любовался морем.

– Но ведь я – граф, Эвис, ты забыла? – тихо проговорил он. – Это моя главная роль в свете. А музыка… музыка – просто увлечение.

Она сорвалась с дивана и подбежала к нему.

– Не просто увлечение! Это то, что ты любишь! У тебя талант.

– Возможно, это и так, – согласился он. И, наклонившись к ней, легко поцеловал ее в щеку. – Но мой долг и мои общественные обязанности для меня превыше всего. А сейчас для меня на первом месте ты.

Схватив Эвис в объятия, он крепко прижал ее к себе и поцеловал долгим, страстным поцелуем. Потом отодвинулся.

– Почему бы тебе не переодеться к ужину?

Эвис молча кивнула. Сегодня вечером она готова сделать для него все, что он только пожелает, лишь бы доставить ему удовольствие. Она не будет отталкивать его – наоборот, станет с радостью принимать его ухаживания. Твердо решив соблазнить Бэннинга, она вытащила из саквояжа единственный наряд, подходивший для этой цели.

Изумрудно-зеленое платье самым выгодным образом подчеркивало ее прелести, во всяком случае, так уверяла ее портниха. Миссис Хатауэй, охая и ахая от восторга, помогла ей застегнуть его, но потом отправилась на кухню присмотреть за приготовлением еды. Поскольку она не привезла с собой свою горничную, которая могла бы помочь ей причесаться, выбор у Эвис был невелик. Она могла бы, как обычно, заколоть волосы тугим узлом на макушке или оставить их распущенными. Поразмыслив, она предпочла последнее, вспомнив, что Бэннинг всегда восхищался тем, как они темным водопадом спускаются ей на спину. Благодаря теплому влажному воздуху волосы завились кудрями, поэтому, повертевшись перед зеркалом, Эвис пригладила их щеткой, подкрутила пальцами локоны у висков, чтобы те тугими спиральками обрамляли ей щеки, и решила, что выглядит неплохо.

Низкий вырез платья, до половины открывавший грудь, придавал ей кокетливый вид, она чувствовала себя привлекательной и готовой к любовным подвигам – и она решила, что сегодня вечером ни в коем случае не позволит, чтобы подобное настроение пропало даром. Ей страшно хотелось чувствовать себя соблазнительной, а еще больше ей хотелось, чтобы Бэннинг нашел ее желанной.

Она чинно спустилась по лестнице и прошла в маленькую столовую в передней части дома. Кроме рассчитанного лишь на четверых стола и миниатюрного буфета в углу, тут не было ничего – по мнению Эвис, столовая как нельзя лучше подходила для интимного ужина вдвоем.

Услышав легкий стук ее каблучков, Бэннинг обернулся как раз в тот момент, когда Эвис проскользнула в комнату. При виде ошеломленного выражения его лица она едва удержалась, чтобы не рассмеяться. Но вместо этого она просто послала ему улыбку – улыбку, полную невероятного соблазна.

– Ты выглядишь… потрясающе! – пробормотал он.

– Благодарю. Просто я вдруг вспомнила, как ты говорил, что мне очень идет это платье… что я тебе в нем нравлюсь, – пробормотала она.

– Ты понравилась бы мне ничуть не меньше и без платья, – буркнул он.

Эвис не нашлась, что ответить, она внезапно обнаружила, что пересохшие губы отказываются ей повиноваться. Бэннинг смотрел на нее таким взглядом, что она не знала, куда девать глаза, – ей казалось, что платье куда-то исчезло и она стоит перед ним совершенно обнаженная.

– Думаю, нам лучше сесть за стол, – хрипло проговорил он.

Несколько минут прошли в молчании. Потом, наконец, завязался разговор – о важных и не очень важных проблемах. К сожалению, им не удалось прийти к согласию по поводу необходимости как можно скорее отменить Закон о торговле зерном, но они с удовольствием отметили про себя, что во время спора оба умудрились оставаться в рамках вежливости. Понемногу это начинало сводить Эвис с ума. Бэннинг и говорил и держался так, словно это был обычный званый ужин, один из тех, на которых им часто доводилось присутствовать, бывая в свете. Эвис же не терпелось поскорее покончить с едой. Она умирала от желания броситься в его объятия, вновь почувствовать на губах его поцелуи.