– А… – Бьянка кивает, уверенная лишь в том, что почти ничего не поняла из этого объяснения.

Амалия мягко берет ее за руку.

– Закрой глаза.

– Зачем?

– Доверься мне. – Она гладит Бьянку по голове. – Доверься себе самой.

Бьянка закрывает глаза, но все еще не верит в происходящее, словно потеряла связь с реальностью.

Амалия кладет ей руки на плечи – в этом прикосновении как будто присутствует волшебство.

– Сделай глубокий вдох, освободи разум от мыслей, – ее голос звучит подобно музыке. – Еще один глубокий вдох, чтобы найти потаенную, истинную часть себя. Следуй за сердцем. Задержи дыхание на несколько секунд.

Бьянка мало-помалу ослабляет сопротивление, освобождается от мысленных препятствий; кровь по жилам бежит быстрее.

– Теперь подними эту руку. – Амалия мягко берет ее левую руку, направляя ее. – И ощупай баночки, остановившись на той, которая кажется тебе самой подходящей.

Бьянка пробегается пальцами вперед и назад, медлит, затем останавливается на одной из них, в центре ряда.

– Это твой выбор? – вполголоса спрашивает Амалия.

– Думаю, да.

– Не спеши.

Бьянка ждет несколько мгновений, но не убирает руку.

Амалия спрашивает снова:

– Уверена?

– Да, – и на этот раз она твердо произносит это слово. На какое-то мгновение ей думается: хорошо бы и вся жизнь была как эта игра, где ты сам выбираешь то, что хочешь.

– Хорошо, а теперь открой глаза.

Бьянка медленно приподнимает веки, будто пробуждаясь от долгого сна.

Амалия берет баночку, поворачивает и читает написанную от руки этикетку:

– МО7. Helichrysum. Побег. Перерождение. Открытие.

От этих слов сердце Бьянки подскакивает и начинает бешено стучать. Амалия замечает это, но молчит. Она не привыкла давить и никогда не задает вопросов. Открыв баночку с маслом, она подходит к Бьянке и при помощи пипетки капает три капли ей на запястье, втирая и массируя до самого предплечья.

– Если хочешь, понюхай.

Бьянка подносит запястье к носу и вдыхает.

– Мне нравится! Пахнет лакрицей.

– Бессмертник – один из самых ароматных настоев. И лечит он не только покраснение… – отвечает Амалия со странным блеском в глазах. – Позволь ему сделать свое дело. Через несколько минут ты увидишь первые признаки его действия. Уже сейчас ты почувствуешь, как жжение проходит.

– Отлично. – Должно быть, это просто самовнушение, думает Бьянка. Но потом вдруг решает покончить с предрассудками.

– Закончив снаружи, масло начнет проникать вглубь, ища то, что вызвало твое беспокойство.

Амалия прижимает руку к ее сердцу, как будто поняв, от чего бежит Бьянка и что ей нужно найти. – Это центр, от которого исходят все вибрации. Капни три капли на сердце, массируя по часовой стрелке. Затем – три на плечи и разотри руками: правой рукой – левое плечо, левой рукой – правое, как будто обнимаешь себя.

– А какая связь между сердцем, плечами и покраснением на руках и лице?

– Увидишь.

– Можно я возьму его себе? – спрашивает Бьянка, указывая на баночку МО7.

– Конечно! Оно твое, ты же его выбрала, – в ее устах это звучит почти как комплимент.

– Советую тебе втирать масло каждый день, пока твоя кожа его принимает. Когда необходимость в нем пропадет, твое тело само даст тебе знать.

– Спасибо, – благодарит Бьянка, сжимая баночку.

– Не за что. – Амалия подходт к стеллажу, накрывает тряпочкой горшочек на последней полке. Затем поворачивается к Бьянке.

– А теперь пора возвращаться, не то наш ужин останынет…

Бьянка с улыбкой следует за ней. С тех пор, как она приехала, у нее уже разыгрался аппетит.

– А ты права: жжение на руках уже меньше.

– Я и не сомневалась. – Амалия, закутанная в свой пестрый балахон, закрывает синюю дверь потайной комнаты и выходит в коридор.

Луна сделалась огромной, и кажется, что она близко-близко. Ее белый свет отражается от морской глади, отбрасывая блики на веранду.

После ужина они переместились наверх, чтобы выпить настоя ройбуша и подышать свежим воздухом. Совсем немного – и тот барьер, что мешал Бьянке говорить, растворился сам собой. Должно быть, все дело в масле, или ройбуше с нотками шоколада, или же шали с бахромой, что Амалия набросила ей на плечи, а может быть, в этом удивительном свете, льющемся с небес. Но теперь дамба прорвалась, высвобождая поток невысказанных слов, от которых у нее перехватывало дыхание.

Она вкратце рассказала Амалии о последних восемнадцати годах своей жизни: о школе танцев, о том, как отказалась от карьеры за рубежом, о жизни с Себастьяно, о его перегонном заводе, его амбициях и подарках, его навязчивых идеях – все до того мерзкого конца в проклятом «Порш-Кайен».

– И вот я здесь, одна и в отчаянии. – Она вдруг ловит себя на мысли, что улыбка на лице не сочетается с тем, что она только что рассказала.

Несколько часов в обществе Амалии стали для нее настоящим лекарством. Она медленно потягивает вторую чашку настоя. Говорит не спеша, словно человек, который прошел через ад, а теперь видит свет в конце тоннеля.

– Я больше не могла там оставаться, и мне внезапно показалось, что это единственное место на земле, где я обрету покой.

– Маленькая моя, – Амалия гладит ее волосы, – ты такая храбрая, приехала сюда, даже не зная, что найдешь. Здесь ты в безопасности.

– Не знаю почему, но как только я переступила этот порог, тут же почувствовала себя дома… Так странно! Почувствовала, что здесь меня поймут и защитят.

Вот и теперь она знает, что Амалия понимает ее, словно умеет читать ее мысли. Только с матерью у нее возникало такое чувство.

– Я очень рада.

Бьянка ставит на стол тибетскую чашечку.

– Но не хочу быть обузой. Всего пару дней, а потом я уеду. Обещаю…

– Я тебе уже сказала, никакая ты не обуза, можешь оставаться столько, сколько захочешь. Нельзя торопить лечение, особенно если ты не знаешь, от чего лечишься.

– Это да… Ран у меня много…

Амалия кладет ей руки на плечи, смотрит на нее глазами, которые в свете луны поблескивают, как самоцветы.

– Забудь о Себастьяно, о своей прежней жизни, обо всем плохом. Только мы решаем, жить ли на этой планете в гармонии или дисгармонии. Только мы. Сделай паузу, Сара, и реши, кто ты и кем хочешь быть.

Бьянка невольно улыбается.

– Что такое? – спрашивает Амалия. – Моя проповедь тебя рассмешила? Прости, не хотела на тебя давить…

– Нет, просто ты только что назвала меня Сарой…

– Правда?

– Ага.

– Прости, родная, но в этой одежде и с этим кулоном, который ты все трогаешь, ты просто копия мамы.

Бьянка тронута, глаза у нее блестят.

– Наверное, это она подтолкнула меня к тому, чтобы приехать сюда.

– Я в этом уверена… – Амалия хочет сказать что-то еще, но умолкает. – Прости, забыла, что хотела сказать…

– Мы говорили о лечении ран, – напоминает ей Бьянка, немного подтрунивая над самой собой.

– Все можно вылечить, а когда это не получается, нужно уметь отпустить ситуацию. – Амалия делает паузу. – Ты вот сказала, что чувствуешь себя одинокой и отчаявшейся.

– Именно.

– Я знаю, каково это: Жером был любовью всей моей жизни, а десять лет назад его не стало. – Амалия возводит глаза к небу.

– Прости, я не знала. – Бьянка догадывалась, но ей не хватило смелости спросить напрямую.

– Это правда, нелегко привыкнуть к одиночеству, но поверь мне, это возможно, – уверяет ее Амалия голосом, полным надежды. – Вначале было тяжело, думала, что не смогу жить без него. А потом поняла: он здесь, со мной, даже если я не вижу его и не слышу. Тогда я засучила рукава и за пару лет осуществила свою мечту: основала на этом острове специализированный центр по внутреннему исцелению. И назвала его «Каса де л’алма» – «Дом души».

– Какая невероятная история! – Бьянка испытывает внезапный прилив восхищения. – Ты учишь пользоваться алхимическими маслами?

– Не только. Мы много чем занимаемся, и все наши занятия основаны на серьезных научных исследованиях – чего, к сожалению, нельзя сказать о других подобных организациях на острове.

В ее голосе проскальзывает горечь, но почти без осуждения.

– У нас есть курсы йоги, восстановления энергетического баланса, еще мы проводим сеансы иглоукалывания, шиацу, пранотерапии и многое другое. Завтра, если хочешь, можешь поехать со мной.

– Конечно, хочу! – Бьянка старается отвечать бодро, но глаза сами собой закрываются от усталости.

– А теперь тебе лучше пойти поспать. Сегодня у тебя был насыщенный день – это еще мягко сказано…

– Это точно. – Бьянка зевает – впервые за два дня. – Спокойной ночи, Амалия. – Она порывисто обнимает ее и целует в обе щеки. – Спасибо.

– Это тебе спасибо. – Амалия крепко обнимает ее в ответ. – Я серьезно. Твой приезд гораздо важнее, чем ты думаешь… Спокойной ночи и приятных снов.

Глава 15

Амалия берет палку и пару раз ударяет в тибетский гонг, висящий на двух деревянных перекладинах рядом со стойкой ресепшен. Спустя несколько мгновений появляется темноволосый парень лет тридцати, в шортах и белой льняной рубашке. У него большие темные глаза, по-восточному раскосые, волосы собраны в пучок на затылке.

– Эй, chico[40]! – приветствует его Амалия.

– ¡Hola Amalia! ¿Qué tal?[41] – он здоровается с Амалией, но взгляд, его любопытные и глубокие глаза с густыми ресницами целиком обращены к Бьянке.

– ¡Muy bien![42] – отвечает Амалия, затем поворачивается к Бьянке. – Это Хавьер, мой ангел-хранитель, – с улыбкой объясняет она. – Именно благодаря ему мне удается поддерживать на плаву этот центр. Он помогает мне во всем.

Хавьер, который, видимо, понял, довольно улыбается. Он выглядит очень ухоженно – явно из тех, для кого внешность не на последнем месте: стройный торс, мускулистые, но в то же время утонченные руки. Над бровью пирсинг в виде капельки, придающий ему экзотический вид.

– Хави, это Бьянка, – представляет ее Амалия.

– ¡Hola! Encantada[43]. – Бьянка протягивает молодому человеку руку. Хавьер пожимает ее обеими руками.

– Здравствуй, дорогая. – Он приветливо улыбается ей. – Добро пожаловать в «Каса де л’алма».

У него чудесный акцент; Бьянке хочется, чтобы он говорил и говорил.

– С ним можно говорить по-итальянски, – вмешивается Амалия. – С виду не скажешь, но этот молодец способен соблазнить тебя на пяти языках, – замечает она, смеясь.

– Потрясающе! – восхищается Бьянка, испытывая огромное облегчение оттого, что больше не придется позориться из-за ее незнания испанского.

– Это моя хорошая подруга, – продолжает Амалия, подмигивая Бьянке. – Покажешь ей центр?

– Конечно! – радостно отвечает Хавьер. Он знает ее всего несколько секунд, но Бьянка уже ему нравится. От нее исходит позитивная энергетика. Он уже собирается взять ее за руку, как вдруг звонит телефон.

– Секундочку, извините меня… – Он спешит взять трубку. – «Casa de l’alma», buenos días[44], – отвечает он. Затем совершенно естественно переключается с испанского на английский.

– Good morning, Jane! How are you? Everything’s fine? And Mrs Hathaway?[45]

Амалия фыркает:

– Должно быть, это секретарь той американской актрисы, что уже несколько дней собирается записаться на занятие по йоге, но в последний момент звонит, чтобы сказать, что у нее изменились планы.

– Кто? Неужели Энн Хэтуэй? – Бьянка не верит своим ушам.

– Да, кажется, так ее зовут. А что, она очень знаменита? – спрашивает Амалия. Выражение лица у нее такое, будто она только что свалилась с луны.

– Черт!.. – Бьянка ошарашенно прикрывает рот рукой. – Она мегазнаменита, к тому же это одна из моих любимых актрис!

– Ну, к нам периодически заходят денежные мешки, но я их почти не знаю, – отмахивается Амалия. – К тому же, дорогая, запомни: на этой планете мы все равны. Они так же, как мы, едят, пьют и какают. – Она снова улыбается. – Однажды сюда приехала итальянская актриса, не помню, как ее зовут, мне только потом сказали, что в Италии она очень известна… Но как же у нее воняло изо рта – куда там моей бабушке! А все из-за того, что у этих актрис постоянные волнения, стрессы… Я полдня потратила, чтобы хоть немного привести ее в порядок!

Бьянка невольно испытывает восхищение: Амалия такая прямая, без всяких фильтров. Интересно, что это за актриса такая, со зловонным дыханием. Хотя, учитывая, сколько в местные блюда кладут чеснока, ничего удивительного… Она инстинктивно поднесла руку ко рту, чтобы проверить собственное дыхание. Хотя так сразу и не скажешь – ведь часто самих себя мы воспринимаем совсем не так, как воспринимают нас другие. Вот и с ней то же самое: из зеркала смотрит какая-то страшила, а другие говорят – красавица, хотя самой Бьянке не кажется, что в ней есть что-то особенно сексуальное или привлекательное.