– ¡Hola, guapa! – затем наклоняется и шепчет ей на ухо, глядя на Маттиа: – ¿Y el, quién es?[82]

И действительно: кто? Она и сама хотела бы знать. Друг? Случайный знакомый, с которым она попрощается через несколько дней? Редкий и загадочный сюрприз, от которого захватывает дух?

– Es un amigo[83], – отвечает она наконец и представляет его: – Маттиа – Пабло. Пабло – Маттиа.

– Encantado[84]. – Они пожимают друг другу руки и легонько хлопают друг друга по плечу.

– Ну что, куда пойдем ужинать? – спрашивает Маттиа, окидывая всех троих взглядом.

– Vamos a La Torreta[85], – предлагает Пабло. – Вон там, наверху. – Он машет в сторону каменной арки, открывающейся в древних стенах.

– О да, там очень вкусно кормят! – воодушевленно подхватывает Хавьер. Бьянка и Маттиа улыбаются и кивают: эти двое – просто душа компании, уникальная пара, и им ничего не остается, как только следовать за ними по улочкам старинного города Дальт Вила.

По пути они встречают гитариста, выступающего прямо на улице. Звуки гитары отражаются от стен, обволакивая их сладостной грустью, а узенькие улочки служат естественным усилителем.

– Soy el fuego que arde tu piel, soy el agua que mata tu sed[86]… – начинает подпевать Маттиа.

– Ты знаешь эту песню? – удивленно спрашивает Бьянка. – Кто бы мог подумать, что ты такой знаток музыки! – улыбается она.

– Да прекрати! – смеется он в ответ. – Просто это саундтрек к сериалу «Нарко», я его смотрел по Нетфликс.

– А, американский, из тех, где всех убивают? – Она качает головой. – Я такое не смотрю – потом всю ночь спать не буду.

– Это потому что ты слишком чувствительная. – Он ловит ее взгляд и непроизвольно берет за руку. Бьянка не отдергивает руку, и они идут дальше. Какая у Маттиа сильная и нежная рука. От нее исходит такое спокойствие, которого она давно не испытывала рядом с мужчиной. Этот жест для него сильнее, чем поцелуй, это ощущение из тех, что проникают до глубины души и приносят за собой тысячу других эмоций. В последний раз он испытывал такое рядом с Ларой. Ради нее он готов был убить, совершенно потерял голову от любви. Но теперь он стал совсем другим и ничего не хочет знать о любви. Слишком много ему пришлось страдать, и все впустую. И так же мягко, как прежде взял ее руку, Маттиа ее отпускает, ослабив хватку.

Затем поворачивается и с улыбкой смотрит на нее, но в глазах – грусть.

«Почему он отстранился? И почему у него такой печальный взгляд?» – думает она. Может, ей все привиделось?

Да, Бьянка, потому что это удивительно. И все хорошо.

Маттиа

Это сильнее меня. Если бы только мог освободиться от этого горького воспоминания, вычеркнуть из памяти тот кусок жизни, который больше мне не принадлежит… Я пытаюсь, но ничего не выходит. Эта глубокая рана еще открыта, и сколько бы ни старался, она все никак не зарубцуется, нет-нет да и раскроется и снова начнет кровоточить. Незаживающая рана, которую оставила мне Лара. Я был уверен, что это женщина всей моей жизни, но она разрушила мою жизнь в один момент. Всякий раз, думая о нашем последнем ужине, чувствую себя идиотом. Я все приготовил – полдня стоял у плиты. Хотел, чтобы все прошло на высшем уровне, а не в бездушных стенах ресторана; выбрал искренность моей мансарды на виа Спалато – она стала нашим миланским гнездышком.

Она, как обычно, вернулась из редакции женского журнала, где работала директором отдела моды. Красивая, безупречная, с идеально гладким каре, четким контуром помады. Отбросив туфли в угол у входа, она босиком подошла ко мне – как раз когда я в гостиной зажигал свечу с ароматом малабарского перца – ее любимым – в центре столика, накрытого на двоих.

– Что празднуем, Мэтт? – спросила она этой своей снобистской интонацией. Стройная и нервная, типичная «жертва моды». У нее была привычка в каждую фразу вставлять английское словечко.

– Ничего особенного, princess[87]. Просто хотел сделать тебе сюрприз. – Без всяких объяснений я принялся накладывать закуску из тунца.

– М-м-м, надеюсь, ты не собираешься за что-нибудь попросить прощения? – С улыбкой подмигнула она, явно не подозревая, о чем я собирался ее попросить.

– Кто знает… – уклончиво ответил я.

Потом Лара принялась поглощать еду со своей обычной поспешностью, слегка рассеянная и погруженная в свои мысли. Самое главное – мне и это в ней нравилось. Итак, спустя полчаса мы уже приступили к десерту. Я достал из холодильника шоколадный пудинг и, прежде чем вернуться к ней, проверил: кольцо все еще лежало в кармане хлопкового кардигана, что был на мне. После второй ложечки десерта решил, что готов к атаке. Пальцем слегка коснулся ее предплечья.

– Лара…

Она отвлеклась от стаканчика.

– Да? What’s up, darling?[88] – спросила она, чуть склонив голову.

– Знаешь, я много об этом думал, – голос мой предательски задрожал, я не мог сдержать эмоций. – Мы живем вместе уже почти два года…

– И что? – улыбнулась она.

– Ну, в общем, подумал… – я сделал глубокий вдох, вынул коробочку цвета морской волны и поставил перед ней на стол. Кольцо «Тиффани Инфинити» поблескивало в свете свечи. – Ты выйдешь за меня замуж?

Мой голос против желания превратился в шепот. В моих словах было заключено предложение бессрочного проекта, бесконечной любви.

– Oh, God[89]. – Губы Лары скривились уголками вниз; глаза внезапно наполнились грустью. – Мэтт, ты же знаешь, что я думаю о браке… – Она закрыла коробочку и отодвинула, словно возвращая отправителю нежеланный подарок. Я мало-помалу начал понимать то, что понимать отказывался.

– Ну, да… Мы никогда не обсуждали это всерьез, но был уверен, что эта идея не была тебе так уж неприятна… – Я хохотнул, стараясь разрядить обстановку, но смеяться совсем не хотелось.

– Я пока не готова к этому шагу. – Лара накрыла мою ладонь своей. – Но дело не только в этом…

– А в чем еще? – Я совершенно был сбит с толку.

– Дело в том… что я тебя больше не люблю.

Мне как будто кулаком в живот ударили. Правильно ли я расслышал?

– Что, прости?

– Мэтт, прошу тебя, – глаза у Лары увлажнились. За два года я ни разу не видел, чтобы она плакала. – Не заставляй меня повторять. Не усложняй.

– У тебя появился другой?

Лара не ответила. В этот момент я думал, что умру. Как я раньше не заметил? В голове вдруг словно вспыхнула яркая искра, и все стало ясно – даже то, чему я сам прежде старался не придавать значения: как она не приходила к обеду под предлогом, что в редакции полно срочной работы, как зачем-то сменила прическу, как просиживала по полчаса в туалете (разумеется, переписывалась с ним!), и секс – все реже и все короче, и этот странный запах, который с недавнего времени появился у ее кожи. Каким же я был кретином, что не разглядел, кто рядом со мной. Я вдруг испытал такую ярость, какой никогда прежде не чувствовал, схватил коробочку с кольцом и швырнул об стену гостиной. И поклялся себе, что это будет последний жест любви в моей жизни. Вот почему в эту волшебную ночь на Ибице я не могу взять тебя за руку. Потому что, Бьянка, ты уже много для меня значишь.

Глава 24

– Невероятное место. – Маттиа оглядывается вокруг, как будто только что высадился на Луне. Расстилает полотенце на гладкой скале. Берет Бьянку за руку и помогает ей лечь.

– Я не был здесь с 1995 года. В тот раз пришел пешком. – Он поворачивается и кивает в сторону обрывистой песчаной тропинки, усыпанной камнями. От одного взгляда на нее становится дурно.

– Вот видишь, Матти, сегодня уже вышло лучше. – Ей нравится так его называть, и он, похоже, не против. – Приплыть сюда на лодке – совсем другое дело.

Она улыбается, убирая назад влажные волосы, от которых во все стороны разлетаются брызги, и вытирает руки о полотенце. Потом осматривается вокруг, очарованная невероятным пейзажем.

Атлантис. Место, которого нет на картах. Амалия рассказывала о нем, но Бьянка даже не подозревала, что оно так прекрасно. Это не обычная бухта, в ней есть что-то волшебное: оазис между морем и пустыней. Замки из скалы, выстроившиеся по диагонали один за другим, со стенами, которые, кажется, сделаны из сахарной бумаги, и естественными бассейнами, в которых плещется изумрудно-зеленая вода.

– В древности здесь был карьер, – объясняет Маттиа, закатывая шорты. – Кажется, именно здесь добывали камни для строительства Эйвиссы. Видишь, куколка, я не только красив, но и образован!

Бьянка смеется. Ей безумно нравится эта его черта: ему всегда удается ее рассмешить.

– А все эти скульптуры? Графити на скалах? – Она сбрасывает мини-парео и остается в одном бикини. Его взгляд мигом переключается на ее тело. Но Маттиа тут же старается взять себя в руки и сосредоточиться.

– Это работа хиппи и всех, кто здесь побывал после них. – Он поправляет на голове очки «Уэйфаре», кислотно-зеленые, с зеркальными стеклами, и смотрит на нее.

Он изучил это тело во всех подробностях, но никогда не устанет им любоваться. Оно такое знакомое, что пугает его. Маттиа внимательно разглядывает стену, исписанную граффити.

– Сколько их здесь! Я не помню, чтобы раньше их было так много.

Она видит их впервые. Невероятное зрелище, проникающее в глубь души. На этих скалах – все: рыбы, сердца, Будда – на этом острове он вездесущ, думает Бьянка, – человекообразные фигуры, загадочные знаки, надписи о мире, имена людей, которые любили друг друга и, может быть, все еще любят, – а может, и нет.

А вокруг – сотни пирамид из камней, как та, что она сама построила в своей любимой бухточке.

Это Маттиа придумал приехать в Атлантис, и она счастлива, что поехала с ним. Это произошло как-то само собой, как и все, что было между ними до сих пор. Никакой натужности или враждебности, лишь легкость и радость – то, в чем они оба так нуждаются.

В Кала д’Орт они взяли на прокат резиновую лодку и всего за двадцать минут, обогнув островок Эс Ведра, очутились в этом раю чувств, как раз к самому закату.

Бьянка не может отделаться от мысли, что Маттиа по-прежнему похож на безумного художника. Но чем больше она смотрит на него, тем больше вынуждена признать, что ей нравится в нем все: глаза, рот, волосы, руки, мускулы. Он точно ходит в спортзал, но в то же время тело у него не из тех перекачанных, до фанатизма. К тому же он высокий, тем не менее рядом с ним она не чувствует себя коротышкой.

Сейчас он смотрит на вершину скалы, возвышающейся над морем как доисторическое животное. Она пробегает пальцами по его спине, легонько лаская:

– Куда ты смотришь?

Маттиа чувствует, как по всему телу разливается жаркая дрожь.

– На наш трамплин, – отвечает он нарочито серьезно.

– Только не говори, что хочешь оттуда спрыгнуть!

– Только вместе с тобой. – Он берет ее за руку, помогая подняться со скалы, на которой они сидят. – Давай вместе. – Он будто умоляет ее взглядом.

Взрослый мужчина с глазами бесшабашного подростка. Бьянка стоит как вкопанная.

– Ты совсем сбрендил? – Она словно рассекает воздух перед его лбом. – Там же метров тридцать!

– Да ладно тебе! Не преувеличивай… – подтрунивает он. – Ты просто трусиха, – тут он смотрит на нее с выражением маньяка и смеется. – Но должен уточнить: самая сексуальная трусиха, каких я когда-либо видел.

Она испепеляет его взглядом и делает вид, что не слышала его шутки.

– Ничего я не боюсь! – это неправда: страхов у нее много. – Только псих решится прыгнуть оттуда!

– Ну, мы ведь с тобой чуточку сумасшедшие? – головокружительно улыбается он в ответ.

– Может, и так.

– Ты мне доверяешь? – и снова этот свет в глазах.

– Нет. – Качает она головой, но улыбается в ответ.

– Отлично. – Маттиа берет ее руку и решительно поднимает. – Идем.

«Это безумие», – думает она, ведь она панически боится высоты, но все равно идет за ним. Теперь это самый настоящий вызов. Ему, ей и ее тормозам. Вызов между телом и душой.

Мелкими шажками они доходят до скалы. Вокруг – ни души, все разошлись. Солнце уже садится за горизонт, его красные лучи отражаются на лазурной глади моря. Чем выше они поднимаются, тем сильнее кружится голова и дрожат ноги, но, вцепившись в горячую руку Маттиа, она чувствует себя в безопасности. Вот они уже и на самой вершине. Он подходит ближе, а она не решается посмотреть вниз.

– Готова? – спрашивает он.

– Не знаю, – ей страшно, вид у нее, как у мокрого котенка.

Он берет ее за подбородок и жадно целует, погрузив язык ей в рот и притянув к себе за еще влажную прядь волос. Затем одна его рука скользит по ягодицам и пытается проникнуть под купальник, но она шлепает его.

– Ладно, ладно… не буду… пока. Но слушай: когда мы нырнем, отпусти меня, а то сделаем друг другу больно. Поняла?

– Да. – Она уже не владеет собой, но знает, что вернуться было бы еще хуже.