Вероятно, ответ понравился Хиен Фону, потому что он от души рассмеялся.

— Мне говорили, что ты умна. Значит, ты меня не боишься?

— Почему я должна тебя бояться? Ведь ты отец всего нашего народа и ты сам позвал меня.

— Иди сюда и ляг рядом со мной. Я начинаю думать, что у тебя на все готов ответ…

Так Е Хо Нала взошла на ложе императора Хиен Фона.

С той ночи началось ее стремительное возвышение, которое привело в смятение двор: никто никогда не видел, чтобы владыки настолько привязывались к одной женщине. Вскоре Е Хо Нала уже безраздельно царила в сердце Хиен Фона. Когда он призвал ее в первый раз, то не отпускал от себя три дня и три ночи, запретив кому бы то ни было входить в его покои, чтобы полностью насладиться счастьем. А потом он призывал ее каждый раз, когда ему позволяли слабеющие день ото дня силы и предсказания астрологов. Е Хо Нала получила самые роскошные апартаменты и самых ловких прислужниц, у нее было множество платьев и несметное количество драгоценностей. А Ли Лиен Ин отныне был приставлен к ней одной.

Подобные милости вызвали бешеную ревность у других женщин — и прежде всего у императрицы Сакоты. Но лишь одна Е Хо Нала знала, какую горькую цену ей пришлось заплатить! Первый любовный опыт не просто разочаровал ее, а пробудил сильнейшее отвращение — и это еще мягко сказано. Молодой император был тяжело болен и вел себя соответственно, а между тем пробудившаяся чувственность сильной и здоровой девушки требовала своего. Ей нужен был совсем другой муж! И теперь, когда Е Хо Нала оставалась по ночам одна, она уже не металась без сна, а горько плакала при мысли о Жон Люе. Инстинкт подсказывал ей, что только с ним, с ним одним могла бы она познать полноту счастья и совершенство любви, которая преображает грубую похоть в высокое наслаждение. Но Жон Люй был недоступен для нее, и ей суждено было оставаться пленницей этого жалкого мужчины, навязанного судьбой…

Первую радость Е Хо Нала испытала, когда поняла, что ждет ребенка. Охваченная счастьем и гордостью, она на какое-то время забыла о своих сожалениях, ибо надеялась родить Хиен Фону сына и тем самым возвыситься до положения супруги. Е Хо Нала не сомневалась, что станет императрицей на равных правах с этой глупой Сакотой, которая только что разрешилась от бремени, но сумела произвести на свет всего лишь дочь. Она чувствовала в себе достаточно сил, чтобы подарить наследника Престолу Дракона.

Действительно, в третью луну весны нового 1856 года Е Хо Нала родила крепкого мальчика, которого торжественно провозгласили наследником трона, устроив по этому поводу пышные празднества. Торжествующая мать увидела свое имя, начертанное огненными буквами в черном небе Пекина, посреди множества разноцветных шутих. Жизнь улыбалась ей. Рана в ее сердце болела по-прежнему, но теперь она могла быть довольна собой: всего лишь за четыре года ей удалось добиться намеченной цели.

Через несколько дней Е Хо Нала была возведена в сан императрицы Западного дворца, тогда как Сакота получила титул императрицы Восточного дворца. Отныне никто не должен был называть Е Хо Нала прежним именем — она стала императрицей Цы Си.

Благодаря своему высокому рангу и пылкой любви Хиен Фона, Цы Си смогла наконец изведать горькую и вместе с тем пленительную радость власти. Занимаясь со своими учителями, она два года посвятила изучению нынешнего положения Китая, и, по правде сказать, положение это оказалось далеко не блестящим. Мало-помалу Цы Си прониклась ненавистью к тем, кого называли «чужеземными дьяволами»; ей не приходило в голову, что китайцы несут свою долю ответственности за ухудшение отношений с Западом. Хиен Фон был никудышным правителем, однако Цы Си из гордости отказывалась признавать это. Она свято чтила традиционные ценности и не могла допустить даже намека на то, что Сын Неба допустил ошибку. Нет, вся вина лежала на проклятых европейцах! Поэтому, несмотря на заключенные договоры, Западу чинили всяческие препятствия в торговле и смотрели сквозь пальцы на зверские расправы с многочисленными миссионерами. На китайской земле свирепствовали никому не подчинявшиеся банды, и страна все больше скатывалась в бездну средневекового варварства.

Наполеон III и королева Виктория, не желая более мириться с подобным коварством, в 1858 году послали к берегам Китая экспедиционный корпус, который 30 мая захватил Тяньцзинь. Местный губернатор, следуя советам Цы Си, чья политика всегда сводилась к четырем словам: «терпеливо выжидать, чтобы напасть», немедленно капитулировал, согласился на все условия и подписал Тяньцзинский договор. Вполне удовлетворенные этим англичане и французы вывели свои войска; между тем в императорском эдикте их уход получил следующее, в высшей степени китайское толкование: «Варвары посмели подойти на своих кораблях к Тяньцзиню, но после любовно-сурового увещевания наших посланцев сочли за лучшее удалиться». В Китае опять начались убийства миссионеров. Когда союзники поняли, что их одурачили, они решили вновь оккупировать Тяньцзинь, но не смогли захватить форт Дагу и временно отступили, чтобы дождаться подкреплений.

Цы Си пришла в восторг от этой победы, приписав успех собственной мудрости. Однако главные испытания были впереди. 1 августа 1860 года англо-французский корпус численностью в шестнадцать тысяч человек высадился на берег, захватил форт Дагу и вступил в Тяньцзинь. В Пекин были посланы парламентеры с целью вразумить жалкого императора. Посланцы союзников не вернулись. По приказу Цы Си, уверенной в своем всемогуществе, их подвергли страшным пыткам в очаровательном Летнем дворце, который императрица очень любила.

После гибели послов месть европейцев не заставила себя ждать. 21 сентября 1860 года французский генерал Кузен-Монтобан разгромил маньчжурскую кавалерию на мосту Императорского канала, а затем англо-французские войска двинулись на Пекин. Императору и Цы Си пришлось бежать со всем двором…

Сидя в паланкине, который слуги несли по продуваемой ветрами пустыни дороге в Монголию, Цы Си плакала от ярости. Это стремительное постыдное бегство означало крах ее политики, и она знала, что император сердится на нее. Хиен Фон слабел на глазах, и его окружение пользовалось этим, пытаясь устранить слишком могущественную императрицу Западного дворца. Главными врагами Цы Си были три принца, укрывавшиеся за спиной безвольной Сакоты: И, Чжэн и Су Шунь. Из всей императорской семьи только мудрый принц Гун поддерживал Цы Си — именно он в свое время и занимался ее политическим образованием. Но мужественный Гун остался в Пекине, чтобы встретить захватчиков и попытаться вступить с ними в переговоры.

Цы Си приподняла край желтой атласной занавески и с тревогой огляделась вокруг. Кортеж был громадным — сотни людей, лошади, повозки двигались в полном беспорядке. Одна лишь Императорская гвардия сохраняла строй, и во главе ее находился Жон Люй. Сквозь позолоченную сетку своих носилок императрица видела его высокую фигуру на коне, и сердце ее устремлялось к нему.

Она умирала от желания подозвать его, но понимала, что такой поступок вызовет кривотолки. Несколько редких встреч с ним уже породили волну сплетен, хотя она никогда не принимала Жон Люя наедине, а только в окружении своих прислужниц. Их поведение было подчеркнуто сдержанным, но от этого жестокого и развратного двора ничего нельзя было утаить. Все готовы были поклясться в том, что императрица любит командующего гвардией, а командующий гвардией любит императрицу! Подозвать его к себе сейчас означало бы еще более ухудшить и без того тяжелую ситуацию, ведь заклятые враги ждали только повода, чтобы покончить с ней.

Между тем постепенно в душу молодой женщины закрадывался страх. После известия о поражении Хиен Фон ни разу не посылал за ней. Казалось, он всеми силами стремится отдалить от себя ту женщину, без которой прежде не мог обойтись! Цы Си понимала, с какой стороны был нанесен удар: принцы получили преимущество и умело воспользовались этим.

— Как только я верну себе власть, им придется дорого заплатить за это предательство! — повторяла она сквозь стиснутые зубы.

Но ярость не могла осушить слезы, и внезапно Цы Си почувствовала, как чья-то нежная рука провела по ее лицу шелковым платком. Она бросила грозный взгляд на Мэй, самую юную из своих прислужниц.

— Оставь меня! Что тебе надо?

— Высокочтимая… вы так плачете! — смущенно пролепетала девушка.

— Ничего страшного. Это от ветра. Песок режет мне глаза. Запахни плотнее занавески.

Оказавшись наконец во дворце Жехол, Цы Си принялась кружить по комнате, словно зверь в клетке. По-видимому, она окончательно впала в немилость — император не желал ее видеть! А между тем из Пекина приходили ужасные вести. Чужеземцы вошли в город 18 октября, и войска лорда Элджина сожгли Летний дворец в отместку за гибель западных послов. От любимых садов императрицы также ничего не осталось…

Стоя перед ажурным окном, Цы Си рассматривала мощные стены, окружавшие дворец. Как не похожа была эта средневековая крепость, открытая всем ветрам пустыни, на изящные башенки Запретного Города! Все здесь выглядело таким суровым и зловещим, что словно бы предвещало трагедию. Цы Си всегда остро воспринимала окружающую обстановку, а потому готовилась к худшему. У нее уже отобрали сына и передали его глупой Сакоте, которая стала податливой глиной в руках принцев-заговорщиков. Император же быстро слабел. Цы Си знала, что конец близок: после смерти Хиен Фона уже ничто не помешает врагам расправиться с нею.

— Моя жизнь стоит недорого, — с грустью призналась она Мэй. — Быть может, мне следует наложить на себя руки, чтобы не оказаться в их власти…


— Это было бы большой ошибкой! — убежденно сказала девушка. — Пока у тебя есть сторонники, надо бороться, о Высокочтимая. Твой сын будет царствовать после своего отца, и ты можешь твердо рассчитывать по крайней мере на двух человек.

Цы Си задумчиво кивнула. Мэй говорила правду: евнух Ли Лиен Ин и Жон Люй остались ей верны. Но ведь их тоже могут убить, а затем приняться за нее!

Посреди ночи ее разбудил Ли Лиен Ин. Евнух дрожал, и лицо у него позеленело.

— Высокочтимая, — выдохнул он, — император умирает! Принцы совещаются о том, кому вручить регентство. Сейчас император остался один; если хочешь, я проведу тебя к нему. Ты должна стать регентшей.

— Но для этого нужно, чтобы император был в состоянии подписать эдикт, который даже не составлен!

— Эдикт составлен. Вот, смотри! — Ли Лиен Ин вытащил из-за пазухи свернутый свиток. — Беги же скорее, в твоем распоряжении всего несколько минут…

Это была безумная гонка. Быстро накинув платье на ночную рубашку, Цы Си устремилась в спальню императора через коридоры дворца и внутренние дворики, продуваемые ледяным ветром. Но холода она не ощущала. Ее подгоняло только одно чувство — страх.

Хиен Фон лежал на постели. Он так похудел, что, казалось, сделался совсем бесплотным. Глаза у него были закрыты, и смерть уже наложила отпечаток на его лицо. Встав перед императором на колени, Цы Си взмолилась:

— Мой возлюбленный господин! Если можешь, выслушай меня…

В эту мучительную для нее минуту она была еще красивее, чем всегда, и мутный взор умирающего на секунду прояснился.

— Мой сын… — пробормотал он.

— Ты должен подписать этот эдикт, чтобы передать ему трон. Ты должен это сделать! Я помогу тебе…

С помощью евнуха она бережно приподняла мужа, сунула ему в пальцы кисточку… и Хиен Фон медленно, подчиняясь направляющей руке жены, подписал эдикт. Вздохнув с облегчением, Цы Си уложила его на подушки.

— Спасибо тебе, — произнесла она с искренним чувством, — спасибо, мой возлюбленный господин!

Порывисто наклонившись, императрица поцеловала руку, которая стала совсем прозрачной.

— Сюда идут! — крикнул стоявший на страже Ли Лиен Ин. — Спасайся, Высокочтимая!

Цы Си на мгновение заколебалась, но, взглянув на императора, увидела, что он закрыл глаза и грудь у него больше не вздымается.

— Он скончался! — прошептал евнух. — А ты должна жить…

Вернувшись в свою спальню, Цы Си бессильно рухнула на постель. Но едва лишь ее бешено стучавшее сердце немного успокоилось, как принесенная евнухом ужасная весть заставила его затрепетать вновь.

— Госпожа, мы погибли! Император подписал эдикт, но он не может вступить в силу, пока не скреплен Большой императорской печатью! И мы не знаем, где ее искать!

Дыхание у Цы Си пресеклось. Она смотрела на евнуха широко раскрыв глаза и понимала, что он прав. Во время агонии императора любой мог завладеть Большой печатью, а без нее воля покойного была недействительна.

— В спальне императора за постелью стоит сундук из сандалового дерева, — наконец решительно произнесла Цы Си. — Беги туда… Быть может, мы еще не опоздали!

Ли Лиен Ин ответил не сразу.