Более всего Молинда жаждала свободы — право жить по своему желанию, делать то, что хочется и работать на себя. Это желание было тем большим подарком, которым одарил ее Чарльз Бойнтон в долгих беседах после любовных утех. Только в Великобритании или в Америке, как она усвоила, женщины сами распоряжаются своей судьбой, но даже в этих передовых странах немногие женщины достигают истинной свободы. Именно о такой доле мечтала Молинда, хотя подобная цель казалась недосягаемой.

Толстый Голландец сверлил глазами Молинду.

— Короче, ты хочешь сказать, что желаешь более активной половой жизни, чем та, которую могу предложить тебе я.

— Ну да, — сказала Молинда, понимая, что его суждения о женщинах отличаются крайней ограниченностью, и он неспособен понять ее подлинных желаний.

— Вполне естественно, хе-хе. Молодая девушка, не погубившая себя разгульным образом жизни, стремится к этому.

Его хамская рука опустилась на ее бедро и рассеянно начала поглаживать его; Он наслаждался ощущением тепла ее тела, прикрытого тонким батиком.

Его жест был столь же неприятным, сколь и жалким, однако Молинда занимала далеко не то положение, чтобы возразить или отстраниться. Даже если он и впрямь сделает ее своим «младшим компаньоном», эти унижающие бессмысленные приставания будут продолжаться, поэтому ее решимость оказаться в другом месте и начать жизнь заново еще более укрепилась.

— Я полагаю, — добродушно сказал Толстый Голландец, — что ты сама себя убедила в том, что влюблена в Чарльза Бойнтона.

— Я не знаю, что такое любовь, — призналась девушка.

— Но ты любила проводить с ним дни, и ночи тоже, хе-хе.

Молинда понимала к чему ведет разговор, и у нее вспыхнула надежда. Чарльз не станет держать ее в зависимости, это было ему отвратительно. Наверняка он через некоторое время даст ей свободу, как только утолит свою страсть.

— Да, — осторожно проговорила Молинда. — Мне даже пришло в голову, каким образом вы сможете навсегда добиться его расположения. Подарите меня ему навсегда.

Эта мысль привлекла Толстого Голландца. Обдумывая ее, он откинулся в кресле, пуская дым из сигары.

— Я же буду продолжать преданно служить вам, — сказала Молинда, — не только за подарок. Подумайте, насколько полезно будет иметь неофициального представителя в штаб-квартире компании «Рейкхелл и Бойнтон», который поможет вам быть в курсе всей их коммерческой деятельности.

Толстый Голландец подался вперед и прикоснулся к ее обнаженному плечу.

— Дорогая Молинда, тебе здесь нет равных! Ты полезна для меня здесь, но услуги, которые ты окажешь мне, став моими ушами и глазами в сердце одной из самых известных британских торговых компаний, будут неоценимыми.

— Когда Чарльз вновь собирается приехать сюда? — спросил он.

Толстый Голландец не мог читать без очков, но носить их страшно не любил, так как стекла все время запотевали. Поэтому Молинда взяла у него письмо.

— Он обещает вернуться в Джакарту в этом году. Очень хочет подписать долгосрочное соглашение на поставки перца в обмен на любые британские и американские товары.

— Больше всего нам нужно оружие. Небольшого размера современное огнестрельное оружие. Подготовь соответствующее письмо, я подпишу, — Толстый Голландец торжественно взглянул на нее. — Надеюсь, год не слишком большой срок для ожидания? Хе-хе.

— Время летит быстро, — ответила Молинда и, собрав документы, направилась в дом. Выражение ее лица было сдержанным, но она ступала босыми ногами по дорожке сада с невиданной эластичностью и соблазнительно, с чисто балийским обаянием, покачивала при этом бедрами. Наконец-то впереди забрезжила настоящая свобода, и хотя Чарльз Бойнтон пока ни о чем не догадывался, он уже стал тем средством, с помощью которого она добьется своего.


«Зеленая лягушка» медленно поднималась вверх по Темзе к Лондону. Поскольку стояло воскресенье, судов на глади реки было немного. На верфи Саутворк компании «Рейкхелл и Бойнтон» дежурила только смена сокращенной численности. Управляемый лоцманом корабль без происшествий причалил. Чарльз объявил, что разгрузка корабля может подождать до завтрашнего утра.

Из конюшен компании в портовой части города подали экипаж с лошадьми. После того как багаж закрепили позади экипажа, Чарльз взял поводья в свои руки, Руфь села рядом с ним на козлах, а Ву-лин с мальчиками ехали внутри экипажа.

Руфь благоговейно смотрела на очертания зданий по ту сторону реки, в которых Чарльз опознавал парламент, Вестминстерское аббатство и прочие массивные сооружения на Уайтхолле, в том числе дворец королевы Виктории и основные правительственные здания. Они переправились через реку, миновали собор Св. Павла, крупные банки и торговые дома. Руфь сидела ошеломленная и молчала.

Ей никогда не доводилось бывать в городе крупнее Бостона, составлявшего лишь десятую часть территории Лондона, поэтому она чувствовала себя неотесанной провинциалкой, не уверенной, сможет ли она выполнить обязанности жены крупного корабельного магната и невестки одного из крупнейших торговцев Великобритании.

Чарльз, словно прочитав ее мысли, взял ее за руку.

— Не бойся, ты возьмешь этот город штурмом.

— Мне больше по душе, чтобы все происходило без всякой суеты, — ответила Руфь.

— Ты определишь свой собственный темп, — пообещал он. — Но должен предупредить тебя, мать собирается устроить праздничный прием в твою честь. Наш большой зал используется очень редко, поэтому мать не упустит случая заполнить его двумя сотнями гостей.

— Боюсь, этого мне не пережить, — пробормотала она с легким вздохом смирения.

— Ты очаруешь всякого, с кем встретишься, — ответил Чарльз, хихикнув, — единственным возможным исключением, пожалуй, будут несколько девиц, в глазах которых всякий раз, когда они смотрели на меня, так и светились узы брака.

— Их я уважительно, но решительно попрошу держаться от тебя в стороне, — сказала Руфь. — Не то я выцарапаю им глаза, если они осмелятся приблизиться к тебе.

Чарльз громко расхохотался.

— Если серьезно, — проговорила Руфь, — единственный человек, который меня волнует, твой отец. Твоих родителей я знаю уже много лет, поэтому уверена, леди Бойнтон будет любезна, вне зависимости от того, что чувствует внутри. Но от одной лишь мысли о возможной реакции сэра Алана, у меня по спине начинают бегать мурашки.

Чарльз тоже стал серьезен.

— Не волнуйся, — сказал он. — Отец так хотел увидеть меня женатым человеком, что будет само смирение.

Он помолчал, затем высказал свое беспокойство.

— Меня волнует, как он отнесется к Дэвиду. Перед отъездом в Америку я рассказал матери, что у меня евразийский сын, но отец ничего не знает об этом. Разве только мать отважилась сообщить ему это. Среди двух миллионов преисполненных предрассудков жителей Лондона моему отцу нет равных.

Руфь сжала руку Чарльза.

— Мы с тобой вполне переживем это, и с Дэвидом тоже все будет хорошо.

— Спасибо. Я хотел, чтобы ты была приготовленной. При первой необходимости я готов арендовать или купить для нас собственный дом.

— Ты и в самом деле считаешь, что все может плохо обернуться?

— Просто я готов ко всему, — ответил Чарльз.

Через несколько минут они подъехали к парадной двери внушительного особняка в районе Белгравиа, и Руфь с волнением сглотнула подкативший к горлу комок. Надежда, что этот большой дом станет ее родным обиталищем, прибавила ей страха.

Появился слуга, чтобы принять лошадей и экипаж, дворецкий наблюдал за разгрузкой багажа, а одна служанка поспешила наверх доложить сэру Алану и леди Бойнтон о прибытии мистера Чарльза из Америки.

Чарльз вошел в дом первым. За ним проследовала Руфь, держа детей за руки, последней робко протиснулась Ву-лин, потрясенная великолепием особняка.

Сэр Алан и леди Бойнтон сверху спустились по лестнице в огромный вестибюль с мозаичным полом и остановились, наблюдая за группой входящих.

Чарльз, не тратя времени попусту, объявил:

— Руфь и я поженились перед самым отплытием из Нью-Лондона.

Джессика Рейкхелл Бойнтон сперва заморгала от неожиданности, затем ее лицо медленно расплылось в широкой улыбке.

— О, дорогая! — воскликнула она, заключая в объятия свою сноху. — Как чудесно, я так рада за вас обоих. За всех за нас.

Руфь почувствовала облегчение, рискуя расплакаться. От внезапного изумления сэр Алан не знал что сказать.

— Вот те раз, — промямлил он, затем выступил вперед и поцеловал девушку, на которой его сын неожиданно женился.

Больше не волнуясь по поводу своего собственного приема, Руфь, как бы то ни было, сдерживая дыхание, ждала реакции четы Бойнтонов на новости Чарльза.

— Вы уже знакомы с Джулианом, — сказал Чарльз, — он приехал с нами навестить вас.

Леди Бойнтон наклонилась, чтобы поцеловать своего внучатого племянника.

— Хотя я не видела его с тех пор, как он был совсем младенцем, — проговорила она, — я непременно узнала бы его, где бы то ни было.

Затем, обращаясь к малышу, добавила:

— Ты точная копия своего отца и деда. И похож на меня. Все Рейкхеллы имеют сильное семейное сходство.

Руфь невольно вонзилась ногтями в свою ладонь, увидев, как сэр Алан крепко пожал малышу руку.

Чарльз откашлялся.

— Познакомьтесь, это Ву-лин из Кантона. Она сестра умершей Элис Вонг.

Смущенная юная китаянка молча сделала некий реверанс.

Леди Бойнтон поспешила на помощь девушке.

— Добро пожаловать в Лондон и в наш дом, Ву-лин, — проговорила она.

Девушка улыбнулась, а сэр Алан кивнул в знак приветствия, совершенно не догадываясь, почему она находится в этой компании.

Чарльз наклонился и поднял на руки меньшего мальчугана.

— А это, — проговорил он громким голосом, — даже чуть более громче обычного, — сын Элис Вонг, Дэвид. Мой сын — Дэвид Бойнтон.

Сэр Алан посмотрел на ребенка и побледнел. Затем перевел взгляд на Чарльза.

— Прошу меня извинить, — произнес он, круто повернулся на каблуках и стал медленно подниматься вверх по лестнице.

Джессика обменялась быстрым взглядом с Чарльзом, затем забрала у него из рук внука, крепко обняла его и принялась целовать. Ее реакция была настолько естественной и неожиданной, что Руфь наконец не сдержалась, и слезы брызнули у нее из глаз.

Чарльз, желая обрести уверенность, начал было оправдываться.

— Мне следовало бы знать, что он поступит подобным образом, — проговорил он.

Его мать была непоколебима.

— Боюсь, не оправдала твоих ожиданий, Чарльз. Пыталась поговорить с ним, но всякий раз он отказывался меня слушать. Но ничего не бойтесь, — добавила она, обращаясь одновременно к сыну и снохе, — с Аланом все будет в порядке. Всему свое время.

Джессика продолжала держать на руках и обнимать Дэвида, которому это явно нравилось. Чарльз усмехнулся, затем, став серьезным, проговорил:

— Не хочу вас стеснять, мама. Руфь и я готовы на первое время, пока подыщем дом, остановиться в отеле.

Джессика оторопела.

— Вы этого не сделаете! — с возмущением воскликнула она. — Ты здесь родился. Здесь твой дом. Здесь дом твоей жены и твоего сына. Не допущу, чтобы вы провели на стороне даже одну ночь! К тому же мы слишком долго торчим в вестибюле. Вы наверное проголодались с дороги и устали. Пойдем, Руфь, я покажу тебе твои покои. Они уже давно приготовлены для Чарльза и его супруги. Ву-лин, само собой разумеется, займет комнату гувернантки рядом с детской. Когда устроитесь, что-нибудь перекусим. Дети, так уж случилось, что сегодня повар испек огромный шоколадный торт, потерпите немного, а потом будете есть сколько душе угодно.

Она первой двинулась по лестнице вверх, неся на руках Дэвида. Джулиан быстро бежал за ней. За ними гораздо медленнее шел Чарльз, обняв одной рукой Руфь, поддерживая Ву-лин другой.

Поднимаясь по лестнице, Руфь ясно осознала, что несмотря на искреннее гостеприимство ее новой свекрови, впереди предстояло немало серьезных трудностей.


Молодая семья быстро сжилась с заведенным порядком новой жизни. Руфь восторгалась отведенной ей гостиной и спальней, а также отдельными гардеробными для нее и для Чарльза. Дети занимали две соседние комнаты, одна из которых служила им спальней, другая — местом для игр, похожие на те комнаты которые они занимали в доме Рейкхеллов в Нью-Лондоне. Ву-лин была поглощена своей спальней, такой огромной, что своим размером превосходила целый дом, в котором девушка жила в Кантоне вместе с бабушкой.

Руфь установила для Дэвида и Джулиана практически тот же распорядок дня, по которому они жили в Нью-Лондоне. Единственное отличие заключалось в том, что леди Бойнтон помогала ей и Ву-лин кормить детей. Кроме того, Джессика несколько раз в неделю вместо Руфи рассказывала малышам сказки на ночь.