— Брюс — один из отъявленных мерзавцев, поэтому вполне естественно, что он расстроен.

— Но это не мешает ему оставаться подданным королевы Виктории, и тоже можно сказать о дюжине других, кто вывозит опиум из Индии.

Руфь не смогла удержаться и вмешалась в разговор.

— Как же им удается провезти контрабанду?

— Кантон распложен в семидесяти пяти милях от моря, — пояснил Джонатан. — Иностранные корабли поднимаются вверх от дельты Жемчужной реки, а там — множество островов с бесчисленным количеством укромных мест, небольших заливчиков и бухточек по обоим берегам реки. Более укромного места для местных контрабандистов и не сыскать.

— Значит они китайцы?

— Почти все без исключения. Иностранные торговцы бросают якорь на очень короткое время, на час или два. Контрабандисты подплывают к ним на больших джонках, или же к кораблю устремляется целый флот крохотных сампанов. В них перегружают опиум, который обычно прячут в корзинах для чая. Серебро переходит из рук в руки, на этом операция заканчивается.

— Наместник, — добавил Сэмюель, — настроен предать смерти каждого контрабандиста-китайца. Он начинает прижимать и иностранцев, в особенности тех, кто осмеливается использовать свои фактории для тайного хранения опиума. Именно тут и кроется главная опасность. У адмирала Эликзандера в дельте реки недалеко от Вампу стоит мощная королевская эскадра, и если Лин Цзи-сюй начнет арестовывать и карать британских подданных, то тогда черт знает что начнется, прошу прощения, мадам.

Джонатан задумался над словами капитана.

— Британское правительство испытывает давление со стороны своих торговцев, которые зарабатывают огромные состояния на торговле опиумом. Однако британцы не единственные, у кого неплохо идет торговля этим зельем.

— Воистину так, — со вздохом произнес Джеримайя. — Я знаю несколько торговых компаний в Массачусетсе и Род-Айленде, которые давят на президента Америки Ван Бурена, чтобы тот направил несколько военных кораблей в Кантон защитить их интересы в торговле опиумом. Французы, голландцы, датчане и все остальные, — точно также давят на свои правительства.

— Суть проблемы в том, — сказал Джонатан, — что Китай почти полностью изолирован от внешнего мира. Император и его советники не понимают действий Запада и не собираются учиться, и в то же время нам здесь, на Западе, нужно очень много узнать о китайцах. Кроме Вампу и Макао, Китай все еще закрыт для иностранцев. Лишь немногим из нас время от времени дается право посетить Кантон, и, если верить слухам, часть миссионеров все-таки проникла в страну и находится в ней нелегально. Однако в действительности Китай очень закрытое общество, да к тому же неохотно покупает западные товары. Стоит ли тут удивляться, что некоторые западные торговцы принялись за прибыльную торговлю опиумом?

— Что же будет в Китае? — спросила Руфь, широко раскрыв глаза.

— Один Всевышний может ответить на этот вопрос, — сказал Джонатан. — Сэр Уильям Эликзандер — прекрасный джентльмен. Дядя Алан знает его гораздо лучше, чем Чарльз или я; однако лишь на основе собственного общения с ним могу совершенно однозначно заявить, что это культурный и сострадательный человек. Тем не менее, он обязан выполнять приказы. Если британские подданные подвергаются притеснениям и насилию, если их калечат и тем более убивают, то он будет обязан нанести ответный удар.

Когда убирали похлебку из моллюсков и ставили на стол большие блюда с меч-рыбой, которая предшествовала мясу, Джонатан повернулся к Сэмюелю и спросил:

— Что нового в Макао?

— Очень мало. Португальцы стараются не обижать китайцев, и наоборот. — Сэмюель улыбнулся. — Ходит слух, правда, я его не разделяю и может быть не стоит говорить.

— В нашем деле всякий слух может оказаться полезным, — заметил Джеримайя.

Сын кивком согласился с точкой зрения отца.

— Итак, — заявил капитан. — У Сун Чжао есть дочь, настоящая красавица.

Джонатан почувствовал, как его охватило волнение при упоминании о Лайцзе-лу. Он надеялся, что голос не выдаст всей глубины переживаемых им чувств, когда сказал:

— Я слышал о ней.

Что-то в этих словах заставило Руфь быстро взглянуть на Джонатана, но его лицо осталось непроницаемым.

— Я видел ее всего лишь раз, она так прекрасна, что я чуть не лишился чувств. Я выходил со склада ее отца, когда она подходила под охраной самого высокого и самого здорового китайца из всех когда-либо виденных мною. У него был меч, похожий на турецкий ятаган, который и поднять-то не всякому по силе, не то чтобы им сражаться.

Джонатан с облегчением улыбнулся. Если Лайцзе-лу продолжала оставаться под охраной Кая, то о ее благополучии можно было не волноваться. Кай был мастером древних боевых искусств Китая и даже научил Джонатана многим приемам.

— Доводилось ли тебе встречаться с маркизом де Брага, португальским генерал-губернатором Макао, Джонатан? — поинтересовался Сэмюель.

— Нет, но премного о нем наслышан. Он невообразимо богат, и, говорят, содержит целый табун европейских и китайских наложниц. У него диктаторские замашки, и он жестоко наказывает всякого, кто не подчиняется и даже пытается оспорить его эдикты.

— Вот, вот, — подтвердил Сэмюель. — Ходят слухи, об этом я узнал буквально накануне отплытия, — а большинство американцев и англичан в Вампу расценивают это как факт — этот дон Себастьян хочет жениться на дочери Сун Чжао.

Несмотря на постоянный загар, Джонатан побледнел.

— Это невозможно, — пробормотал он.

Не подозревая, что бередит больную рану в сердце Джонатана, Сэмюель Грин усмехнулся:

— Согласно другому слуху, император и его семья рассматривают ее как невесту для некоего Шан-Вэя, молодого кузена императора. Говорят, будто он много пьет, что довольно большая редкость в Китае, насколько я понимаю. Ради самой девушки, надеюсь, этого не случится. Как тебе хорошо известно, малейшее пожелание императора является законом, и ни один китаец не в состоянии отвергнуть подобное предложение.

Обычно Джонатан умел контролировать и скрывать свои чувства, но тут руки его задрожали, и он перестал есть.

Капитан продолжал болтать, с наслаждением пересказывая слухи.

— Постоянные жители поселения близ Кантона делают ставки на португальца. Дело осложняет то, что, как говорят, дочь Суна в кого-то влюблена. Никто не знает кто он, китаец или иностранец, но все сходятся во мнении: какова бы ни были причина — его нет в Кантоне. Во всяком случае все это происходило около трех месяцев назад; на момент моего отплытия ее отец, как говорят, дал ей шесть месяцев сроку выйти замуж за этого человека. Если она не обвенчается с ним к концу полугодового срока, и если не вмешается император, он отдаст ее за маркиза де Брага.

Джеримайя понял причину страданий сына и молча разделял его чувства. Руфь понимала лишь одно: Джонатан был очевидно расстроен.

Сэмюель пожал плечами.

— Что бы ни произошло, это не отразится на наших торговых отношениях с Сун Чжао.

— Мог бы ты сказать поточнее, — хрипло спросил Джонатан, — откуда все эти слухи?

Сэмюель, удивленный его настойчивостью, ответил:

— Не могу назвать тебе ни одного конкретного человека. Американские и британские представители, их помощники, кое-кто из капитанов, занимающихся торговлей на Востоке и постоянно проживающих в кантонском поселении — похоже все знают об этом. Пока я был там, эта тема была главной из всех местных пересудов. Может быть оттого, что сама девушка так прекрасна.

Тонкая полоска морщин обозначилась около губ Джонатана.

Сэмюель повернулся к Руфи и пояснил:

— Иностранцы, приезжающие в Кантон, фактически лишены возможности общаться с дочерью Суна. Здоровенный телохранитель оторвет голову каждому, кто попытается приблизиться к ней. Но она настолько красива, что мужчины влюбляются в нее с первого взгляда, даже увидев ее на расстоянии.

Внезапно Руфь озарило, почему Джонатан не находит себе места. Очевидно и он влюбился в прекрасную китаянку.

Пить кофе все перешли в гостиную. Джонатан замкнулся, судя по всему, глубоко задумался. После отъезда Сэмюеля Грина, проводив гостя до дверей, он вернулся в гостиную и обратился к отцу:

— Завтра утром я не смогу позавтракать с тобой, папа, — сказал он. — Я с раннего утра отправлюсь в док.

— Я так и думал.

Джеримайя поднялся с места, пожелал спокойной ночи Руфи, затем, помедлив некоторое время в дверях, добавил:

— Обязательно скажи, если тебе потребуется какая-либо помощь от меня, чтобы ускорить отплытие, Джонни.

Джонатан стал расхаживать по комнате, как обычно поступал в состоянии глубокого волнения.

Здравый смысл подсказывал Руфи Баркер, что ей следует удалиться, но она испытывала сильное желание узнать обо всем подробнее. Возможно она ошибалась, лелея всю жизнь мечту, что в один прекрасный день Джонатан женится на ней. И вот теперь, когда, кажется, он вновь может ускользнуть от нее, она решила сражаться за свое счастье. И хотя Руфь не отличалась храбростью, она сказала себе, что обязана дать ему понять, что он ей дорог.

Джонатан прекратил мерить комнату шагами и остановился перед нею.

— Я надеялся побыть дома подольше, хотел помочь тебе освоиться с повседневной рутиной. Надеюсь, тебе не станет слишком трудно из-за того, что я отправлюсь на Восток раньше, чем намечал.

— Уверена, что справлюсь с любыми проблемами, которые могут возникнуть, и можешь не беспокоиться о Джулиане.

Она помолчала, задерживая дыхание, затем с трудом произнесла:

— Мне будет очень не хватать тебя, Джонни.

Ее голос заставил его взглянуть на нее пристальнее, а выражение ее глаз досказало то, чего она не решалась выразить словами. Неожиданное открытие поразило его, а так как он меньше всего на свете хотел причинять ей боль, то он опустился в кресло напротив и сказал:

— Выпьем еще по чашечке кофе, давай?

— Чайник холодный. Пойду принесу горячий кофе.

Сердце Руфи бешено колотилось, она быстро вышла из комнаты.

Вернувшись, Руфь увидела, что Джонатан сидел и торопливо делал пометки на листке бумаги. Она уже успела справиться с охватившим ее волнением.

Джонатан отложил бумагу в сторону, поблагодарил за кофе и мягко сказал:

— Мы с тобой давно знаем друг друга.

— Да, очень давно, — согласилась Руфь.

Как живо помнила она, как по субботам, еще очень юной девушкой, носила отцу обед в док, с надеждой увидеть Джонатана и перекинуться с ним несколькими словами.

— Ты была подругой Луизы, ее единственной подругой, — продолжил он. — Точно также мы с Эдмундом были почти братьями. Когда его не стало, ты сделалась для меня еще ближе.

Хотя мозг Джонатана неотступно возвращался к неотложным делам, связанным с подготовкой К отплытию, он понимал, что должен сосредоточиться на этой деликатной ситуации.

— При обычных обстоятельствах вполне возможно мы с тобой в какой-то момент в будущем могли бы пожениться.

Руфь храбро ответила взглядом на его взгляд, каким-то чудом сумела собраться с силами и спросила:

— Но теперь обстоятельства необычные?

— Ты слышала, что рассказывал Сэмюель Грин за столом, — произнес Джонатан, — поэтому, возможно, догадалась об остальном.

Не доверяя своему голосу, Руфь молча кивнула.

— Я полюбил Лайцзе-лу, когда находился на Востоке и работал у ее отца. Она тоже полюбила меня. Может быть, ты уже слышала от Луизы то, о чем я хочу рассказать тебе. Луиза и я, мы… поступили неблагоразумно. Накануне моего отплытия в Китай. Джулиан родился, когда я был в Китае. Мы с Луизой поженились тайно в тот же день, когда я вернулся домой. Ради нее и ради Джулиана наши семьи договорились сделать вид, будто бы мы поженились до моего отплытия.

— Я знала, — просто ответила Руфь.

— Я ни разу не писал Лайцзе-лу, потому что не знал как объяснить ей то, что произошло. Теперь я должен успеть добраться до Кантона за три месяца. Учитывая то, что рассказал Сэмюель про срок, установленный ее отцом, а это, как я опасаюсь, так и есть.

Руфь попыталась ухватиться за тонкую соломинку надежды.

— Что будет, если ты опоздаешь и найдешь, что она уже замужем?

— Не могу этого допустить, — сумрачно ответил Джонатан. — Мой новый клипер самый быстроходный из всех когда-либо построенных кораблей, надеюсь, мне удастся домчаться до Кантона вовремя. Понимаешь, несмотря на нашу долгую разлуку, я уверен, что Лайцзе-лу все еще любит меня так же, как я люблю ее.

Джонатан резко встал, приблизился к Руфи и взял ее за плечи.

— Ты замечательная женщина, Руфь, и я желаю тебе самого настоящего счастья, такого, о каком только можно молить Всевышнего.