Лорд Беллер с развивающимся за плечами плащом быстро спустился по каменной лестнице, оказавшись во внутреннем дворе как раз в тот момент, когда девочка вступила в сводчатый проход.

— Где ты была? — спросил он, хотя ее ответ был заранее ясен.

— У Сумасшедшей Дженнет, сэр, — прямо ответила Магдален, понимавшая, что ложь в этой ситуации бесполезна.

Лорд Беллер рассматривал девочку с привычным чувством беспокойства и замешательства. Что-то противоестественное было в том, что одиннадцатилетняя девочка тянется к этой отвратительной старухе с ее безумными речами и заговорами. Почему ей не страшно рядом с этой ведьмой, как любому другому ребенку ее возраста?

Он заметил в ее сжатой правой руке что-то грязное и брезгливо поморщился.

— Что у тебя в кулаке?

Магдален некоторое время изучала булыжник у себя под ногами, прикидывая, нельзя ли каким-то образом избежать изобличения, потом поняла, что ничего не получится, и медленно разжата пальцы, открывая взгляду их отвратительное содержимое.

— Это заговор.

Лорд Веллер отпрянул. Кем же надо быть, чтобы в таком юном возрасте заниматься черной магией? Неужели она порочна уже с самого своего рождения? Одиннадцать лет он борется с этой испорченностью, что ж, можно попытаться еще раз. Ему хотелось отнять у нее эту гадость, швырнуть на землю и растоптать, но он не осмелился. Если в заговоре содержится какое-то колдовство, опасно так обращаться с ним, уж лучше вернуть все это туда, откуда она взяла.

Схватив девочку за левую руку, он решительно направился с ней в наружный двор, к крайней хижине. Отодвинув шкуру, висевшую над дверным проемом, он протиснулся внутрь — от едкого зловония перехватило дух. Сумасшедшая Дженнет мерзко захихикала, увидев его лицо.

— Милости прошу, милорд! Вы тоже решили навестить сумасшедшую старуху, старую каргу? Чем могу быть полезна? Может быть, нужно приворожить какую-нибудь девку… или вернуть утраченную способность получать удовольствие? Дело непростое, но я готова пособить.

Она издевательски засмеялась. Ее смех был похож на шелест сухих листьев на ветру в мрачный осенний день.

Эти слова явно не годились для детских ушей, и раздражение лорда Беллера переросло в замешательство. Он подтолкнул девочку вперед.

— Верни назад эти гадкие предметы!

Магдален сделала еще шаг и аккуратно положила заговор на землю.

— Спасибо, уважаемая Дженнет, но я не могу взять это.

Старуха ничего не сказала в ответ, и лорд Веллер с девочкой, не говоря ни слова, вышли.

Также молча они проследовали через наружный двор, затем через внутренний. Магдален покорно ждала неизбежного наказания, а пока привычной прыгающей походкой поднялась по ступеням, подстраиваясь под нетерпеливый шаг рассерженного отца; они прошли в донжон, а затем через арочный проход в большой зал. Дряхлая собака, растянувшаяся у огромного пылающего камина, подняла седую голову, но ничего не увидела, кроме все также суетящихся слуг и служанок. Они же подкладывали в огонь хворост, переложенный лавандой, и лишь мельком взглянули на господина и девочку, когда те стати подниматься по каменной лестнице, соединяющей зал с длинной крытой галереей, пройдя по которой можно было попасть в женскую половину замка.

В спальне, которую Магдален делила с теткой, отец высек ее. За все время экзекуции она не издала ни звука — только слезы выступили на глазах. Потом он прошел к камину, чтобы положить розгу на полку, и, все еще нахмуренный, вернулся к ней. Она стояла спиной к нему, подняв плечи и спрятав лицо, чтобы отец не видел ее дрожащих губ и сверкающих от слез глаз.

Он утомленно покачал головой, ничего не понимая. Несмотря на раздражение, лорд Беллер не мог не оценить гордости девочки, удерживающей ее от того, чтобы показать взрослому, что ей больно и она обижена; но если бы с ее стороны был замечен хоть какой-то намек на раскаяние! Хоть намек, и он бы сам сделал шаг навстречу. Однако она упорно не двигалась с места, не желая хотя бы одним движением прийти ему на помощь.

Кто мог предполагать, что она вырастет таким непреклонным, скрытным ребенком, неестественно упрямым? Хотя лорд Беллер то и дело бранил себя за использование этого слова в отношении одиннадцатилетней девочки, но неестественность точно выражала то чувство, которое он испытывал от общения с ней. Одно из двух: либо это была печать ее судьбы, либо пагубное влияние прошлого, наследство, доставшееся ей от матери. Лорд Беллер не раз ловил себя на мысли, что был бы не прочь ознакомиться с гороскопом, предсказывающим ее будущее, но тут же, впрочем, сам себя останавливал. Бог даст — он скоро расстанется с этой упрямой девочкой. И вот именно сегодня их пути наконец должны разойтись.

Он пошел к двери, по дороге ровным голосом сообщив:

— Сегодня я жду гостей. Ты будешь представлена им в большом зале. Жди здесь, пока не придет тетушка.

Дверь закрылась, и в скважине провернулся ключ.

Только теперь Магдален разразилась слезами. Она плакала не столько от боли, вызванной ударами прута, сколько от нанесенной ей обиды: ведь она не виновата, что ее характер мешает ей вести себя так, как это требуется. Иногда, например, в тебя вселяется маленький чертик, и неудержимо хочется плясать и петь именно в тот момент, когда тебя заставляют вышивать на пяльцах или играть на лютне, а ты не в силах обуздать свою радость. В такие моменты вдруг забываешь, что живешь как пленник в этом угрюмом, болотистом, глухом краю посреди камней и непроходимых чащ. А ведь ничего другого она и не видела, и у нее никого нет, кроме лорда Беллера и его сестры. Она воспринимала их не иначе как отца и тетку и в душе осознавала: эти двое делают для нее все, несмотря на то, что она постоянно разочаровывала их. В чем-в чем, а в несправедливости она обвинить их не могла. Так почему же она то и дело закипала негодованием в отношении их и держалась так, будто она была не их плоть и кровь, а так, словно эти люди были чем-то преходящим в ее жизни? Вся в слезах, Магдален бросилась на кровать лицом к стене. Но девочка была рождена не для слез и никогда не плакала долго. Слезы высохли и размышления о гостях, которые должны были прибыть в замок, отвлекли ее от переживаний, связанных с наказанием.

Оставив Магдален в комнате, лорд Беллер отправился меж тем на поиски сестры. Он обнаружил ее в четырехугольной гостиной, греющейся у камина; полутемную комнату освещали свечи в настенных канделябрах, бросавшие золотые лучи на длинный стол под узким окном, откуда сочился слабый свет февральского утра, на шкуры, расстеленные по полу, выложенному каменными плитами.

Леди Элинор оторвалась от вышивания и взглянула на вошедшего брата.

— Доброе утро, братец, — улыбка сбежала с ее губ, когда она заметила угрюмое выражение его лица. — Что-то неладное с подготовкой к приему гостей?

— Насколько мне известно, тут все в порядке, — он подошел к камину и протянул руки к огню. — Мне кажется, за Магдален нужен глаз да глаз. Я снова застал ее у Сумасшедшей Дженнет.

Леди Элинор расправила хрустящие складки платка на голове.

— Она как капля ртути, Роберт. Выше человеческих возможностей — уследить за каждым ее шагом. Ты наказал ее?

— Ну, разумеется, — сказал он, тяжело вздохнув. — Но как долго она будет помнить про этот урок?

— До тех пор, пока не утихнет боль, — сказала Элинор и отложила в сторону шелковые нитки и иголку. — Ну да ладно, все равно твоим обязанностям опекуна подходит конец.

И она испытующе посмотрела на него.

— Не желал бы я во второй раз браться за подобное поручение, — сказал лорд Беллер. — Одиннадцать лет мы несем бремя ее воспитания, и я совершенно не уверен в успехе наших усилий. Она настолько неподдающийся воздействию ребенок, что это кажется даже неестественным.

— Твой долг был обеспечить ее невинность и сохранность, пока она не станет достаточно взрослой, — прервала его сестра. — Эту задачу ты выполнил безупречно, и трудно было бы от кого-либо требовать большей заботы и внимания. Она крепкая, жизнерадостная, здоровая, а кроме того, как и требовалось, даже не догадывается, кто она на самом деле.

Беллер кивнул, поглаживая седеющую бороду. Сестра говорила истинную правду, но он не мог избавиться от ощущения, что в чем-то он все же проявил нерадивость и упущение. Не имея опыта воспитания детей, он тем не менее пытался честно исполнять свой долг по отношению к девочке, не пренебрегая ни лаской, ни наказанием, но результат такого заботливого и строгого воспитания оказался далек от ожидаемого. Магдален оказалась ребенком необычным, и оставалось лишь надеяться, что с возрастом она станет лучше, и обстоятельства ее рождения на свет не наложат отпечатка на всю ее последующую жизнь. Но что решат те, к кому ей предстоит уйти?

За воротами замка пронзительно и властно пропела труба. Лорд Беллер подошел к окну и тут же услышал, как из двора замка на сигнал отозвался его герольд. Через ров, наполненный водой, опустили мост, главные ворота отворились, и отряд из лучников и арбалетчиков въехал на плац. Следом в замок проскакали шесть рыцарей: развевались плюмажи, сверкали вышитые золотом плащи, надетые поверх блестящих доспехов. Во главе скакал рыцарь в сине-серебряной короткой юбке, сопровождаемый оруженосцем со штандартом — дракон на лазурно-серебристом поле. Замыкали шествие оруженосцы, пажи и отряд фехтовальщиков. «И вся эта армия тронулась в путь из-за маленькой девочки», — подумал лорд Беллер.

— Они приехали, — сказал он сестре, двинувшись к двери. — Мне надо встретить их на внутреннем дворе. В течение часа Магдален должна быть готова для представления гостям. Пойди одень ее и умой.

Леди Элинор побежала в спальню, по дороге приказав служанке немедленно принести горячую воду. Магдален, совершенно забывшая о недавнем наказании, стояла на коленях на подоконнике и жадно следила за тем, что происходит во внутреннем дворе. Пажи и конюхи выбежали туда и ловили поводья, чтобы отвести лошадей. Герольд прибывшего рыцаря все еще сидел верхом, держа в руках рожок с лазурно-серебристым вымпелом и приветствуя знакомых. Она увидела, как во дворе показался лорд Беллер и первым делом поприветствовал благородных господ, которые уже спешились и стояли, обмениваясь учтивыми замечаниями и опустошая кубки с вином, поднесенные пажами из замка. Затем хозяин с гостями и свитой из оруженосцев и пажей проследовали в замок, в большой зал, расположенный прямо под комнатой Магдален. Вооруженная дружина тем временем расходилась по казармам гарнизонного двора, лошадей отвели в конюшни и на выгон, находящийся за боковыми воротами.

Когда леди Элинор, мягко шурша бархатными юбками, вступила в комнату, девочка уже сидела за шитьем. Но любопытство было сильнее ее, и она спросила:

— Кто они, тетя?

— Гости из Лондона, — ответила Элинор. — Покажи мне руки.

При виде грязных, с обкусанными ногтями, пальцев она покачала головой.

— Тебе придется хорошенько вымыть лицо и руки и заплести волосы. Давай выберем платье, которое ты наденешь, — и леди Элинор открыла комод.

— Это люди от самого короля? — спросила Магдален, осторожно макая кусок материи в горячую воду и слегка прикасаясь ею к лицу.

— Святые небеса! Дитя мое, ты вовеки вечные не избавишься от грязи, умываясь с такой осторожностью! — Не отвечая на заданный вопрос, леди Элинор нетерпеливо выхватила у девочки тряпку и тщательно протерла ей личико. — Теперь сними старое платье и надень вот это.

Это строгое платье из тяжелого темного бархата. Платье девочке не понравилось. Магдален сморщила нос и с отвращением пощупала материю: она нашла ее тяжелой, в ней трудно бегать и прыгать и потом к этому бархату вечно все прилипает. Ничего, однако, не сказав, она распустила пояс оранжевого домашнего платьица и сняла его через голову.

Леди Элинор чуть смягчилась.

— Смотри, какой красавицей ты будешь в этом наряде! Тебе очень идет малиновый цвет, к нему, пожалуй, стоит надеть серебряную парчовую шапочку.

— Так это люди короля? — все же рискнула переспросить Магдален, когда корсаж был зашнурован и плетеный пояс из малинового и серебристого шелка крепко затянут.

— Это дело, которое касается твоего отца, — довольно резко сказала тетка. — Он сам скажет тебе то, что посчитает нужным.

Магдален поджала губы, но поскольку она привыкла, что тетка с такими вопросами всегда отсылала ее к отцу, она решила подойти к самой теме с другого конца.

— Отец устраивает для них большой пир?

— Ну, разумеется! И мне давно надо быть на кухне, чтобы проследить за всеми приготовлениями, — неожиданно смутившись, сказала леди Элинор. — Теперь спустимся в большой зал, там тебя представят, а ты должна присесть и поклониться. Потом можешь сидеть — только тихонько! — в моей гостиной, пока тебя не позовут.