– Прошу прощения за опоздание, – проговорила она и села. Чарли приветствовал ее стоя. До ее прихода он ничего не стал заказывать, даже вина, рассудив, что сначала надо дождаться Кэрол и решить, что они будут есть. Самое удивительное было то, что Чарли и Кэрол были одеты под стать друг другу. Чарли был моложав и хорош в голубом пуловере и джинсах. Пожалуй, только мокасины из крокодиловой кожи выдавали в нем человека состоятельного.

– Ничего страшного. Часов у меня больше нет, так что я вашего опоздания, считайте, и не заметил. Я решил, что лучше потратить эти деньги на ужин. Как прошел день?

Он улыбнулся, Кэрол рассмеялась. С чувством юмора у него порядок. Она пришла налегке, даже без сумочки, а ключи сунула в карман. Пусть не думает, что она хочет произвести на него впечатление.

– Суета, как всегда. А у вас? – спросила она с искренним интересом.

Это было что-то новенькое. Чарли не помнил, чтобы женщина когда-то интересовалась его делами, да еще не из вежливости, а искренне. А Кэрол вот поинтересовалась.

– У меня день был сумасшедший. Торчал в фонде – пытались решить, сколько мы можем выделить на зарубежные программы. Есть несколько жизненно важных проектов для развивающихся стран, но у них возникают ужасные сложности с распределением средств. Я сегодня вел телефонные переговоры на эту тему с Джимми Картером. У них огромный опыт работы в Африке, он мне подсказал, как преодолеть некоторые бюрократические препоны.

– Похвально, – улыбнулась она. – Когда слышу о подобных проектах, лишний раз убеждаюсь, какие у нас скромные масштабы. Во всяком случае, в нашем центре. Я работаю с детьми, живущими в пределах одного района.

– Не скромничайте. Вы делаете большое дело.

Мы не раздаем миллионы долларов направо и налево, если дело того не стоит.

– А сколько ваш фонд расходует за год? – Этот вопрос волновал ее с момента их знакомства. Фонд Харрингтона пользуется в благотворительных кругах весьма и весьма солидной репутацией – вот единственное, что она о нем знала.

– Порядка десяти миллионов. Для вашего проекта подняли лимит до одиннадцати, но вы это заслужили. – Он улыбнулся и занялся меню. – Вы, наверное, голодны, раз на работе не обедаете. – Он не забыл ее слова.

Они сделали заказ. Еда и впрямь оказалась выше всяческих похвал. За ужином они говорили о делах центра. У Кэрол было много масштабных идей, а значит, и масса работы, но Чарли не сомневался, что она добьется своего. Чарли оценил ее планы и сказал, что у нее не возникнет проблем с получением грантов на следующий год, будь то от его фонда или от других. Горячность Кэрол в который уже раз зарядила Чарли. Он любовался ею – оживленной, вдохновенной, раскованной.

– Что ж, мисс Паркер, цели вы перед собой ставите впечатляющие. Настанет день – и вы действительно измените мир. – Он верил в нее на тысячу процентов. Удивительная женщина. В свои тридцать четыре года она добилась больше, чем многим удается за всю жизнь, и все – своим трудом, без чьей-либо поддержки. Он видел, что этот центр для нее – как ребенок, и тут мысли его снова вернулись в русло личной жизни Кэрол, что занимало Чарли, надо признать, гораздо больше, чем дела центра. По крайней мере в эту минуту.

– А вы-то сами? Чем занимаетесь в свободное время? Хотя я вижу, что свободного времени у вас попросту нет. Неудивительно, что вам даже поесть толком некогда. Спать-то успеваете?

– Не успеваю, – подтвердила Кэрол. – По мне, сон – бесполезная трата времени. – Она рассмеялась. – Для меня существует только работа и мои ребята. Занятия в группах. Я и по выходным обычно в центре торчу. Но мне необходимо держать все под контролем.

– Я к своему фонду так же отношусь, – признался Чарли. – Но должны же вы выкраивать время для себя?! Позволить себе иногда развлечься? Вы как обычно развлекаетесь?

– У меня вместо хобби работа. Самое большое для меня счастье – это открытие нашего центра. Больше мне в жизни ничего не нужно. – Она говорила искренне, это было видно, но Чарли от таких слов стало не по себе. В этом было нечто неправильное. Не может жизнь молодой женщины состоять из одной только работы!

– И никаких мужчин? Собственных детей? И не тикают биологические часы, напоминая, что пора создавать семью? – Он помнил, что ей тридцать четыре года, что она училась в Принстоне и Колумбии – вот, собственно, и все, что ему о ней известно, даже после проведенного вместе вечера. Они все время говорили только о ее центре и его фонде. О его и ее работе.

– Нет. Никаких мужчин. Никаких детей. И никаких биологических часов. Я их еще несколько лет назад выбросила на помойку. И с тех пор живу припеваючи.

– Как это понять? – Чарли не отступал, но Кэрол как будто и не возражала. Он понимал, что она не станет отвечать, если не захочет.

– Мои дети – это подопечные в центре. – Судя по всему, Кэрол действительно не видела ничего необычного в таком образе жизни.

– Сейчас вы так говорите, а когда-нибудь пожалеете. Женщина не может не думать о собственной семье. Замуж надо выходить вовремя. А вот мужчина и в шестьдесят, и в восемьдесят может обзавестись семьей, если, конечно, не боится стать посмешищем.

– Ну тогда так: когда мне будет восемьдесят, я кого-нибудь усыновлю.

Она улыбнулась, и Чарли вдруг ощутил смутное дыхание трагедии. Он хорошо изучил женщин. У Кэрол в прошлом произошло что-то страшное. Он не знал, что именно, и не мог бы объяснить, по каким признакам догадался, но он это явственно чувствовал. Слишком быстро она отвечала на вопросы, слишком тверда была в своих решениях. Никто в мире не может быть так во всем уверен, такими становятся, только пережив большое горе. Чарли это знал по себе.

– Кэрол, вы меня не проведете, – осторожно проговорил он. Он боялся, что спугнет ее и она спрячется поглубже в свою раковину. – Вы же любите детей. И у вас наверняка есть мужчина. – После сегодняшнего разговора он пришел к заключению, что подозрения насчет нетрадиционной ориентации были напрасными. Ничто в ней не говорило о лесбийских наклонностях, хотя Чарли понимал, что может ошибаться, как уже пару раз случалось. И все же она не похожа на лесбиянку. Просто очень закрытый человек.

– Нет. Никакого мужчины, – бесхитростно отвечала Кэрол. – Времени нет. И интереса тоже. Плавали уже, знаем. У меня уже четыре года никого нет.

Чарли прикинул, что центр она открыла год назад. Уж не безответная ли любовь заставила ее повернуть в этом направлении? Чтобы залечивать и свои, и чужие раны?

– В вашем возрасте это большой срок, – заметил он, и она улыбнулась.

– Вы все говорите о моем возрасте, как будто мне двадцать лет. Я уже не девочка. Мне тридцать четыре. Совсем немало, на мой взгляд.

Он посмеялся.

– Только не для меня. Мне-то уже сорок шесть.

– Вот именно. – Она быстро перевела стрелки на него. – При этом вы не женаты, и детей у вас тоже нет. Что вы на это скажете? Почему сами не заведете семью? Почему ваши часы не тикают, если вы на двенадцать лет меня старше? – Хотя она готова была признать, что выглядит он моложе.

Чарли вполне можно было дать на десять лет меньше, но в последнее время он стал острее ощущать свои сорок шесть лет. Кэрол тоже выглядела моложе своих лет. Ей можно было дать лет двадцать пять – двадцать шесть. Они прекрасно смотрелись вместе, оба одного типа, их можно было принять за брата с сестрой, недаром и самому Чарли при первой встрече Кэрол напомнила сестру и мать.

– Мои часы как раз тикают, – признался он. – Просто я еще не встретил свою единственную, но надежды не теряю.

– Все это чушь собачья, – припечатала Кэрол. – Закоренелые холостяки всегда так говорят. Вы дожили до сорока шести лет и не встретили ту, кого хотели бы сделать спутницей жизни? Да оглянитесь просто вокруг, плохо искали. Нелепая отговорка – «не нашел свою единственную». Тогда найдите себе что-нибудь взамен! – сухо проговорила она и отпила вино. Чарли воззрился на нее с нескрываемым изумлением. Кэрол смотрела прямо в корень, а самое неприятное – была абсолютно права, и он это понимал.

– Ладно, сдаюсь. Были, наверное, и подходящие, но при условии определенного компромисса с моей стороны, а я все искал свой идеал.

– Такого вам не найти. Никто не совершенен, думаю, что в свои годы вы это хорошо знаете. Тогда в чем же дело?

– В страхе, – честно признал он. Впервые в жизни он признался в этом вслух постороннему человеку. Чарли не ожидал от себя подобной откровенности.

– Так-то честнее. А почему? – Она была настоящий профессионал, Чарли только сейчас это понял. Заглядывать в чужую душу, читать мысли – это ее работа. И любимое дело. Но Кэрол не хотела его обидеть. Ее интерес был вполне искренним.

– Видимо, дело в том, что в шестнадцать лет я лишился родителей, все заботы обо мне взяла на себя старшая сестра, а через пять лет она умерла от опухоли мозга. Вот и все, моей семьи не стало. С тех пор в моем сердце поселился страх. Страх потерять тех, кого я люблю. Вот поэтому я и боюсь заводить семью, я так и жду, что опять случится что-нибудь страшное.

– Понимаю вас, – тихо промолвила Кэрол, внимательно выслушав его. – Люди умирают, уезжают, пропадают, это жизнь. Но если вы боитесь потерь, то рискуете закончить жизнь в одиночестве. Или вас это не тревожит?

– Не тревожило. – Он использовал прошедшее время. В последнее время он изменил своим принципам и задумался о своей одинокой жизни, но Кэрол он не хотел пока больше ничего говорить. Во всяком случае, до поры до времени.

– За свой страх вы платите слишком высокую цену, – продолжала Кэрол. – Это страх любви. Я это очень хорошо понимаю. – Она вдруг почувствовала, что может рассказать все этому мужчине. Он доверил ей свою боль, свою историю, и она ответила ему тем же. – Я вышла замуж в двадцать четыре года. Мой муж был другом моего отца, руководителем крупной фирмы, он основал известную фармацевтическую компанию. Человек незаурядных способностей и неуравновешенный психически. Он был старше меня на двадцать лет. Самовлюбленный, неуравновешенный. Большая умница, преуспевающий бизнесмен, обаятельный – и одновременно алкоголик с садистскими наклонностями, совершенно невозможный в семейной жизни. Это были худшие шесть лет моей жизни. Я жила с психопатом, а все вокруг твердили, как мне повезло быть его женой. Потому что никто не знал, что он творит дома. Он постоянно меня мучил, я пыталась уходить из дому, но всякий раз ему удавалось заманить меня обратно. Он меня будто околдовал. Мучители никогда не выпускают свою добычу из рук. Я попала в аварию – мне кажется, я к этому подсознательно стремилась. У меня было одно желание – умереть. И пока я лежала в больнице после аварии, я словно прозрела и больше к нему не вернулась. Год я пряталась в Калифорнии, познакомилась с замечательными людьми и поняла, чем хочу заниматься. Вернулась домой, открыла центр и больше назад не оглядывалась.

– А что стало с ним? Где он теперь?

– Здесь, как и был. Мучает кого-то другого. Ему уже за пятьдесят. В прошлом году женился на молоденькой девушке. Бедняжка! Хотя он все такой же обаятельный. И такой же ненормальный. До сих пор мне иногда звонит, даже письма писал, что его нынешняя жена для него ничего не значит, что он по-прежнему любит меня одну. Я, конечно, ни разу ему не ответила и отвечать не собираюсь. Звонки я слушаю через автоответчик, когда он звонит – не подхожу. Я этим уже переболела. Но больше испытывать судьбу я не имею никакого желания. Наверное, это диагноз – боязнь обязательств. – Кэрол улыбнулась. – Или отношений – называйте как хотите, я не обижусь, но меняться не собираюсь. Не имею никакого желания отдавать себя на заклание. Я ведь раньше и не подозревала, что такое может быть. Кто бы вообще мог подумать?! Для всех он был интересный, обаятельный, состоятельный человек. Он из так называемой добропорядочной семьи, и мои родные долгое время считали, что это со мной не все в порядке. Может, они и до сих так думают, не знаю. Для них я – белая ворона. Но я жива, в здравом уме, что, если знать обстоятельства моей семейной жизни, могло бы вызвать сомнения, впрочем, только до того момента, как я въехала в зад какому-то грузовику. Наверное, от удара у меня в голове все встало на свои места. Поверьте, мои повреждения от аварии не шли ни в какое сравнение с тем, что я изо дня в день получала от мужа. Так что свои биологические часы я выкинула в окно вместе с туфлями на каблуках и косметикой, а также всеми моими коктейльными платьями и обручальным кольцом. Хорошо, что детей у нас не было. А то, боюсь, я бы уйти не решилась. А теперь вместо одного или двоих собственных у меня их целых сорок, весь район, да еще Габи с Зорро. И я теперь куда больше довольна жизнью, чем прежде.

Кэрол открыто, даже с каким-то вызовом посмотрела в глаза Чарли. Она прошла через ад и вернулась в жизнь, к детям, которым она была так нужна! Она так же, как и ее подопечные, побывала в аду. Чарли слушал ее и пытался представить себе, как могла Кэрол выдержать шесть лет такой жизни. Это был сплошной кошмарный сон, от которого она наконец очнулась. Можно себе только представить, сколько ей пришлось пережить! Но она выжила и нашла себя в благородном деле, оставив кошмары в прошлом. А могла бы сейчас сидеть где-нибудь и хныкать или подсесть на наркотики, спиться или сойти с ума. Кэрол же взяла на себя ответственность за свою судьбу и добилась многого.