– Кэрол, мне очень жаль. Наверное, у каждого в жизни бывает что-то страшное, тяжелые испытания. Главное в том, каким ты из них выходишь, сколько осколков тебе удается найти в куче мусора и склеить воедино. – Он знал, что сам пока не нашел самых крупных. – Вы сильный человек.

– Вы тоже. Лишиться родных в таком возрасте – большой удар. Чарли, я уверена, все встанет на свои места. И в личном плане тоже. Очень вам этого желаю, – тепло проговорила Кэрол.

– А я – вам, – ответил он. Чарли был благодарен Кэрол за этот искренний и откровенный разговор по душам.

– Я бы скорее поставила на вас. – Кэрол улыбнулась. – Меня моя жизнь вполне устраивает. Все определенно и ясно.

– И тоскливо, – прибавил Чарли жестко. – И не спорьте со мной! Это будет неправдой, и вы это знаете. У меня тоже жизнь тоскливая. Все мы одиноки на этой планете. Когда сам выбираешь одиночество, то гарантирован от обид, но за это приходится платить дорогую цену. Но зато не набьешь себе шишек и синяков, никаких душевных ран. Правда, когда приходишь вечером домой, тебя встречает тишина и дом, погруженный во мрак. Никто не спросит, как у тебя дела, никто о тебе не побеспокоится. Разве что друзья, но мы с вами знаем, что это не одно и то же.

– Да, не одно и то же, – согласилась она. – Зато альтернатива уж больно страшна.

– А может, эта тишина в доме будет пугать меня еще больше? Мне временами становится очень не по себе. Время работает против меня.

– И как вы выходите из положения? – Ее и вправду занимал этот вопрос.

– Убегаю. Уезжаю подальше. Путешествую. Общаюсь с друзьями. Хожу на вечеринки. Вожу женщин в ресторан. Есть много способов заполнить эту пустоту, в большинстве случаев они достаточно искусственные, а главное, куда бы ты ни ехал – всюду таскаешь за собой своих призраков. Я это хорошо знаю. – Никогда в жизни Чарли ни с кем так не откровенничал, разве что со своим психоаналитиком, но он устал притворяться, делать вид, что у него все прекрасно. Как часто это не соответствовало действительности!

– Да, я вас понимаю, – кивнула Кэрол. – Я в такие минуты работаю до изнеможения и внушаю себе, что я в долгу перед своими подопечными. Но делаю это не ради них, а чаще ради самой себя. А когда прихожу домой и чувствую, что силы еще остались, – играю в сквош, иду в бассейн или на тренажеры. Впрочем, это вы уже знаете.

– По крайней мере здоровью на пользу, – улыбнулся он. – Ну мы и даем! Двое напуганных взрослых сидят за ужином и делятся своими проблемами и страхами.

– Бывает и похуже. – Кэрол все еще не могла понять, что побудило Чарли пригласить ее на ужин. Она чувствовала, что дело не только в работе, и была права. – Чарли, будем друзьями, – осторожно предложила Кэрол, желая, как она умела, с самого начала обозначить правила игры и установить допустимые границы.

Чарли долго молчал, прежде чем ответить. Он не хотел кривить душой. Когда он ее приглашал, он сказал неправду, сейчас решил исправиться, пока не стало слишком поздно.

– Этого я вам обещать не могу, – сказал он, и их глаза встретились. – Я привык держать слово, а в данном случае не уверен, что смогу.

– Тогда я больше не буду с вами ужинать.

– Придется мне тогда приглашать вас на обед. Я не говорю, что мы с вами не можем быть или не будем друзьями. Но вы нравитесь мне, Кэрол. Даже трусы, которые боятся серьезных отношений, иногда заводят романы и ходят на свидания.

– Так это у нас было свидание? – удивленно спросила Кэрол. Когда Чарли пригласил ее на ужин, ей это и голову не могло прийти. Она была искренне убеждена, что идет на деловую встречу. Впрочем, теперь Чарли был симпатичен ей намного больше, и она готова была перевести их отношения в разряд дружеских.

– Сам не знаю, – ответил он, не решаясь признаться в обмане. Как говорит Адам, в сексе и приятном времяпрепровождении все средства хороши. Или почти все. Время они провели прекрасно, а вот до секса было далеко, и Чарли подозревал, что может и вовсе не дойти. – Давайте считать так: двое людей, объединенных общими интересами, встретились, чтобы поближе узнать друг друга. Но в следующий раз я бы хотел, чтобы это действительно было свидание.

Кэрол сидела с несчастным видом и ничего не отвечала. Больше всего ей хотелось сейчас провалиться сквозь землю. Потом она подняла на него глаза.

– Я не хожу на свидания. В принципе.

– Это было вчера. А сегодня все иначе. Давайте подождем до завтра, тогда и ответите. Никто пока от вас никаких глобальных решений не требует. Речь ведь идет об ужине, а не об операции на открытом сердце, – с улыбкой добавил он.

– И кто из нас первым уйдет, как думаете?

– Кинем жребий. Но должен предупредить: я уже не тот, что прежде, теряю форму, не могу бегать так быстро, как когда-то. Так что у вас есть реальный шанс меня опередить.

– Чарли, так не пойдет! Вы хотите использовать меня как доказательство своей теории вынужденного одиночества? Хотите убедиться, что рано или поздно все женщины вас бросают? Я не хочу подтверждать своим участием ваши болезненные теории.

– Постараюсь обойтись без этого. Но обещать ничего не могу. Помните: это всего лишь ужин. Не клятва верности до гроба. – По крайней мере, пока. Чарли напомнил себе о цели своего приглашения. В любом случае он уже не представлял себе, что может обойтись без общения с Кэрол.

– Если вы ищете себе женщину, то вряд ли вам стоит тратить время на меня. Я же все честно рассказала вам о себе – я избегаю серьезных отношений с мужчинами, я вообще избегаю мужчин.

– Постараюсь это учесть. Кэрол, мне нужна помощь психолога. Психотерапевт у меня уже есть. Просто будьте мне другом.

– Можете считать так. Я вам друг. – Ничего другого сейчас она сказать не могла. Но будущее было целиком в их руках.

Чарли расплатился, и они пешком отправились к дому Кэрол. Она жила в небольшом особняке, что его удивило. Зайти Кэрол не предложила. Впрочем, он на это и не рассчитывал.

Кэрол сказала, что живет в задней пристройке к дому, в небольшой квартире-студии, которую снимает. Сказала, что ей повезло и арендная плата совсем невысокая. «Неужели она ничего не получила по разводу, – подумал Чарли, – ведь она говорит, что ее муж очень богат?» Он полагал, что из своего брака она вынесла не только печальный опыт.

– Спасибо за прекрасный ужин, – с улыбкой поблагодарила Кэрол и твердо добавила: – Но запомните, это не было свиданием!

– Спасибо, что напомнили, – ничуть не огорчившись, ответил он. – Не хотите со мной поужинать на той неделе?

– Я подумаю, – ответила она, открыла входную дверь, помахала рукой и скрылась.

– Спокойной ночи, – прошептал Чарли себе под нос, улыбнулся и зашагал прочь, погруженный в размышления о Кэрол и о том, что они сегодня друг о друге узнали.

Он не оглядывался и не видел, как она стоит у окна и смотрит ему вслед. «Интересно, о чем он думает», – спрашивала себя Кэрол. Точно такой же вопрос задавал себе и Чарли. Он был доволен сегодняшним вечером. А вот Кэрол была напугана.

Глава 12

Два дня спустя Адам на новой «Феррари» отправился навестить родителей на Лонг-Айленд. Он уже заранее был готов слушать бесконечные нотации. Родители рассчитывали, что он вместе с ними пойдет на службу, этот ритуал не менялся годами. Но Адаму на мобильный позвонил охваченный паникой клиент-спортсмен. Его жену только что задержали за кражу в магазине, а попутно выяснилось, что его сын-подросток приторговывает кокаином. Сегодня у иудеев был большой праздник – День Искупления, Иом-Киппур, но какое дело до праздника футболисту из Миннесоты, ему немедленно требовалась помощь адвоката. Адам своих клиентов никогда не подводил.

Парня утром должны были отправить в реабилитационный центр для наркоманов Хэзелден. Что до жены, то Адам, к счастью, был знаком с обвинителем по ее делу. Сторговались на сто часов общественных работ, и прокурор согласился не предавать дело огласке. Футболист заверял Адама, что теперь по гроб жизни ему обязан. Только вечером Адам наконец смог выехать. Целый час добирался до родительского дома на Лонг-Айленде. Молитву в синагоге он уже пропустил, хорошо хоть успел к праздничному ужину. Мать, конечно, будет вне себя. Он и сам был расстроен. Это был единственный день в году, когда он с удовольствием посещал синагогу, замаливал грехи и поминал усопших. Адам не был набожен. Но он любил еврейские праздники и был признателен Рэчел, которая приучала детей соблюдать традиции. Прошлым летом Джекобу справляли бар-мицву, и церемония, когда его сын впервые читал из Торы на иврите, растрогала Адама до слез. Никогда в жизни его так не распирало от гордости. И еще он помнил, что на его бар-мицве его отец тоже прослезился.

Но сегодня никаких трогательных сцен ждать не приходится. Мать будет бушевать из-за того, что он пропустил службу. Она всегда придавала этому большое значение. А то, что он не бросает клиентов в критический момент, для нее ровным счетом ничего не значит. С самого его развода она злилась на младшего сына. Даже сейчас с бывшей снохой она поддерживала намного более тесные отношения, нежели с сыном. Впрочем, Адам всегда подозревал, что мать любит Рэчел больше.

Семейство в полном составе только что вернулось из синагоги и чинно восседало в гостиной. Адам оделся соответственно случаю – в элегантный темно-синий костюм от Бриони, белую, шитую на заказ сорочку и начищенные до блеска ботинки. Любая мать при виде такого сына тут же бы растаяла. Крепкий, ладный, импозантный. В нем чувствовалась восточная кровь. Когда он был помоложе и у матери вдруг случалось хорошее настроение, она говорила что он похож на юного борца за свободу Израиля. В такие минуты она, пожалуй, им даже гордилась. Но в последнее время от нее только и слышно, что он продал душу дьяволу и живет в беспробудном грехе. Все его действия и поступки вызывали ее осуждение – и женщины, с которыми он встречался, и клиенты, чьи интересы представлял, и его поездки в Лас-Вегас – посмотреть бой с участием кого-нибудь из «своих» боксеров или концерт очередного рэпера, тоже из числа клиентов. Мать даже Чарли и Грея называла парой неудачников, которые до сих пор не женились и никогда не женятся, а так и будут путаться с пропащими женщинами. А если уж матери на глаза попадался очередной таблоид с фотографией Адама – будь то с новой подружкой или с кем-то из его звездных клиентов, – она непременно звонила сообщить, что он окончательно опозорил семью. И от сегодняшней встречи он ничего хорошего не ждал.

По мнению матери, невозможно себе представить более тяжкого греха, чем пропустить праздничную службу на Иом-Киппур. И на еврейский Новый год Рош-Ха-Шана он тоже дома не был, занимался в Атлантик-Сити неустойкой, которую должен был выплатить его клиент-музыкант из звезд первой величины. Тот явился на концерт пьяным в стельку и отрубился прямо на сцене. Для его клиентов еврейские праздники ничего не значили, зато им придавала огромное значение его мать. Сейчас, когда он вошел в гостиную, где собралась семья, ее лицо было как каменное изваяние. Адам же из-за пережитой и предстоящей нервотрепки был бледен как полотно. Всякий раз, приезжая домой, он снова чувствовал себя маленьким мальчиком, и это отнюдь не были приятные воспоминания. С самого рождения он по необъяснимой причине был для своих близких источником разочарований.

– Привет, мам, прости, что опоздал. – Он подошел к матери, нагнулся ее поцеловать, но она демонстративно отвернулась. Отец сидел на диване и внимательно изучал свои ботинки. Он слышал, как вошел сын, но даже головы не поднял. Так было всегда. Адам поцеловал мать в макушку и отошел. – Прошу у всех извинения, ничего не мог поделать, пришлось важного клиента выручать. Сын-подросток попался на наркотиках, а его жена чуть за решетку не угодила. – Его извинения ничего не изменили, наоборот, подлили масла в огонь.

– Надо же, на каких людей работает мой сын! – В голосе матери было столько яду, что впору тараканов травить. – Ты можешь собой гордиться. – Опять сплошной сарказм. Адам заметил, как сестра переглянулась с мужем, а брат нахмурился и отвернулся. Он уже чувствовал, что вечер, как это часто бывало, на несколько дней испортит ему настроение.

– Зарабатываю детям на хлеб. – Адам постарался не обижаться, подошел к бару и налил себе выпить. Покрепче. Водки со льдом.

– Ужина дождаться не можешь? Так выпить хочется? Даже не удосужился в синагогу явиться в такой-то день! С родными как следует не поздоровался, а выпить торопишься! Так и алкоголиком недолго стать!

Что он мог ответить? Будь он с Чарли и Греем – обратил бы все в шутку, но у его родни все всерьез. Сидят молча и ждут, пока Мэй доложит, что ужин на столе. Мэй – их прислуга – была темнокожей американкой, она появилась в их доме лет тридцать назад. Адам никогда не мог понять, что ее здесь держит. Мать до сих пор иначе как «schartze» – то есть «черной» – ее не называла. Даже имя ее – Мэй – раздражало мать. Мэй была единственным человеком в доме, которого Адам был искренне рад видеть.