– Боже мой, Чарли, нам скоро винный магазин открывать придется! – воскликнула Сильвия. – Какое вино!

– Я подумал, если уж маяться похмельем, то лучше после хорошего вина. – Он улыбнулся.

Сильвия была одета в черные бархатные брюки и белый свитерок, длинные черные волосы она стянула на затылке в пучок, в ушах у нее были маленькие бриллиантовые сережки. Всякий раз, встречаясь глазами с Греем, она нежно улыбалась. Чарли видел, как счастлив его друг, и был рад за него. Долой невротичек и нервнобольных, которым угрожают чокнутые бывшие любовники, долой женщин, что без сожаления бросают его, на прощание норовя сжечь его картины. Вот Сильвия – из той породы женщин, о которой мечтает каждый мужчина. И невооруженным глазом видно, как она относится к Грею. Чарли видел ее любовь, ее гордость за Грея. Он был растроган, но одновременно чувствовал себя здесь лишним. Когда сидишь в компании двух любящих людей, невольно острее ощущаешь отсутствие того, что могло бы быть и у тебя. Для него это был счастливый вечер с легкой горчинкой. Сильвия приготовила вкуснейший ужин. Стол был красиво сервирован, с безукоризненной скатертью и элегантным букетом, который Сильвия составила сама.

О Кэрол заговорили, когда ужин был близок к завершению. Чарли о ней не заговаривал, и Грей сам затронул эту тему, не в силах больше терпеть.

– Так что у тебя случилось с Кэрол? – Он хотел, чтобы вопрос прозвучал как бы между делом, но, судя по взгляду Сильвии, это не очень удалось. Она считала тему болезненной и никак не ожидала, что Грей начнет спрашивать напрямик. Но дело было сделано. Чарли, однако, никак не отреагировал. – В чем она тебя обманула?

– Да так, пустяки. Всего-навсего не сказала, кто она есть на самом деле. Даже фамилия у нее другая. Судя по всему, она существует инкогнито и не сочла необходимым раскрывать его мне.

– Вот так так! Может, она от бывшего дружка прячется? Иногда такое бывает. – Грей пытался найти оправдание Кэрол. Зная, как ею восторгался Чарли, он боялся, что другой такой женщины он уже не найдет. Ради друга он готов был приложить любые усилия, чтобы восстановить их отношения. Но, судя по ледяному тону Чарли, похоже было, что реанимировать уже нечего и Грей со своей помощью опоздал.

– Да нет, – медленно отвечал Чарли, – она от себя прячется.

– Ну и что? И со мной такое случалось. Да и с тобой тоже. Некоторые так всю жизнь от себя прячутся.

– Наверное, она тоже так думала. Я случайно узнал. Сначала решил, что она и насчет своих профессиональных достижений врет. Оказалось, все куда сложнее. Она ото всех скрыла свое подлинное имя. Строит из себя девушку из простой семьи, которой ненавистна светская жизнь. Она-де признает только тех, кто, как она, пашет на ниве спасения отбросов общества. Это, конечно, достойно уважения, только вот ее невысокое происхождение – ложь. Из-за нее я чувствовал себя виноватым за все, что имею и кто я есть, за то, как живу и кто были мои родители. Я даже боялся признаться, что у меня есть яхта.

– И? Она оказалась не той, за кого себя выдавала? Принцесса в подполье? – Грею это не казалось смертным грехом. А вот Чарли так не считал.

– Оказалось, что она из Ван-Хорнов, представляешь? Она принадлежит к тому же высшему обществу, что и я, если это так называется. Я уж не стал ей говорить, но, мне помнится, у ее деда яхта еще побольше моей будет.

– Из тех самых Ван-Хорнов? – поразился Грей.

– Да! – Чарли произнес это таким тоном, словно речь шла об измене с его лучшим другом, совершенной при всем честном народе в отеле «Плаза» и зафиксированной репортерами.

– Ого! Впечатляет… Я про Ван-Хорнов говорю. Черт возьми, Чарли, да ведь тебе от этого только легче должно быть! Чего ты разозлился? Ты больше не разыгрываешь Пигмалиона, что всегда чревато. Знаешь поговорку: из свиного уха атласной сумочки не сошьешь? Многие пытаются, но мало у кого выходит. У нее своя родословная, может, даже получше твоей. Или тебя как раз это беспокоит? – Грей проявил проницательность, он всегда говорил то, что думает.

– Конечно, нет! Я не завидую ее родословной. – Чарли пришел в раздражение. – Мне не нравится сам факт, что она лгала. Выставила меня идиотом! Я-то думал, она стесняется моего образа жизни, ходил на цыпочках, рассыпался в извинениях, а она, оказывается, воспитана точно так же, как я. Пускай ей эта жизнь не по сердцу, но это и ее жизнь.

Короче, вся ее смиренная простота оказалась сплошным притворством и враньем. – Чарли был в ярости. Грею даже смешно стало.

– Давай, давай, не стесняйся, выговорись! – посмеивался он. – Ладно. Она, значит, притворяется никем. И что с того? На ее работе Ван-Хорном быть нелегко. И Харрингтоном, кстати, тоже. Может, ей просто не хочется выглядеть наследницей несметных богатств, снизошедшей до несчастных масс со своих царственных высот? Она хочет быть с ними на равных, ей же приходится такое дерьмо разгребать! Чарли, разве ты можешь ее за это винить?

– Могу! На работе пускай говорит что хочет, а меня-то зачем обманывать? Она сказала, что живет в однокомнатной студии. А на самом деле – в особняке в Верхнем Истсайде миллионов за десять.

– Ну, действительно, как она посмела? – ядовито заметил Грей. – Я просто в шоке! А сколько, по-твоему, сейчас стоит твоя квартирка на Пятой авеню с потрясающим видом на Центральный парк? Пять? Десять? А еще вспомни, сколько ты за «Голубую луну» отвалил. Я что-то точно не помню – пятьдесят или шестьдесят?

– Дело не в этом! – огрызнулся Чарли. – Дело в том, что, если она назвалась чужим именем и солгала насчет своего прошлого, значит, она и в другом запросто может меня обмануть.

– Или нет, – резко парировал Грей. Ему это напоминало бурю в стакане воды. Чарли эту бурю поднял, а сам – в сторону. По мнению Грея, это было нечестно. Чарли никогда не дает женщине оправдаться, а в конечном итоге в проигрыше оказывается сам. Теперь, как никогда, Грею это было ясно. За последние месяцы его собственные представления о жизни разительно изменились. – Может, она только хотела быть как все. Тебе разве этого никогда не хочется? Неужто всегда хочешь быть Чарльзом Самнером Харрингтоном? Наверняка же нет! Черт возьми, Чарли, дай ей шанс! Я согласен, когда ты узнал правду, то разозлился и обиделся. Но что в ее обмане тебя так пугает? Неужели ты не в силах простить ее? Сам-то безгрешен, что ли?

– Я не обманываю тех, кого люблю. Я даже друзьям не вру. Тебе, например.

– Правильно, потому мы и друзья. Но я тебе вот что скажу, старик: я не собираюсь бросать Сильвию ради тебя.

– Вот те на! – рассмеялся Чарли. – А я-то уж понадеялся. – Он покосился на Сильвию. – Сильвия, прошу меня извинить, но я его первым увидел.

– Охотно с тобой поделюсь, – совершенно искренне сказала она и вдруг решила высказать и свое мнение. – Не собираюсь вмешиваться, Чарли, к тому же твоя позиция мне понятна. Я тоже не люблю, когда люди делают что-то, что мне не по душе. Мне всегда кажется, что это только верхушка айсберга, что надо ждать еще худшего. Но подозреваю, с Кэрол все иначе. Мне кажется, она действовала из лучших побуждений. С такими, как ты и она, никогда нельзя знать, что у вас на уме. Думаю, Грей прав, она просто хотела начать с чистого листа. Надо было ей, конечно, тебе сказать, и чем раньше, тем лучше. Плохо, что ты узнал все это не от нее. Но она же замечательный человек, ты сам говорил, и у вас с ней много общего. Может быть, дашь ей еще один шанс? Всем нам иногда нужно снисхождение. И потом, никогда не поздно расстаться, если откроется еще что-то. Ты же не жизнь с ней связываешь! В любых отношениях всегда приходится идти на компромиссы, мы все это знаем. Никто не совершенен. Возможно, и тебе когда-нибудь понадобится ее снисхождение. Идеальных людей не бывает, но если ты всерьез увлекся Кэрол, значит, ты видишь в ней близкого по духу, близкого физически человека, поэтому есть смысл примириться с ее недостатками. Мне казалось, тебе многое в ней симпатично. – Сильвия умолкла. Чарли смотрел на нее глазами побитой собаки. Он страдал, но признаться в этом было выше его сил.

– Я не хочу опять все потерять. А я уже потерял Кэрол.

Сильвия взяла его за руку.

– Не говори так, Чарли, не принимай поспешных решений. Одному куда труднее. Я-то знаю, – сказала Сильвия взволнованно. Чарли был с ней согласен – одному тяжело, но потерять дорогого человека еще тяжелее. Он знал, что Сильвия через это тоже прошла. Самоубийство ее последнего возлюбленного чуть ее не добило, как говорил ему Грей.

– Ты, наверное, права, – проговорил Чарли, – но я не могу простить ей этого притворства, этой игры! За кого она меня принимала?! А когда узнал – каким дураком я себя почувствовал! Поразительно, насколько она ненавидит свой круг, стесняется своего происхождения. Разве это нормально?

– Может быть, у нее было трудное детство, – предположил Грей. – Всем почему-то кажется, что в детстве у всех должны были быть одни радости. Мы же не знаем, кого бросили, кого избивали, шпыняли изо дня в день, кого вообще не замечали… У каждого есть в прошлом что-то такое, о чем мы хотели бы забыть. Абсолютных счастливчиков не бывает. Может, и у нее в детстве были свои беды. Я читал о ее отце: фигура влиятельная, но на нежного папашу никак не похож. Впрочем, Чарли, может, ты и прав, и Кэрол банальная лгунья. А если это не так? Вдруг она порядочный человек, которому до смерти надоело жить в той среде, где она родилась, и быть наследницей одного из крупнейших состояний в мире? Такому, как я, это трудно представить, но ты-то должен знать, что обязанности, которые на тебя накладывает твое происхождение, бывают непомерно тяжелы. Сказать по правде, мне нравится твоя яхта, я прекрасно отдыхаю там вместе с тобой, но, честно говоря, я бы не хотел быть на твоем месте. – Грей, как всегда, был предельно искренен, и Чарли это оценил.

– Ты прав, мое место, наверное, не предмет мечтаний! Но мы ничего не выбираем, тебе передают эстафетную палочку, иногда раньше, чем ты бы хотел, как было у меня, и – вперед. Тут уж не посидишь на скамейке запасных и не будешь ныть, что ты сегодня не играешь. Впрягаешься и тянешь. Делаешь все, что можешь.

– Вот-вот. Может, и у нее так же. Может, ей просто потребовалась передышка.

Чарли в задумчивости смотрел на друга, размышляя.

– Дама, от которой я узнал, кто такая Кэрол, сказала, что, когда ее брак распался, она была на грани нервного срыва. Кое-что об этом она мне сама рассказывала. Судя по всему, бывший муж ее бил да к тому же был психопатом. Я с ним шапочно знаком. Неприятный тип. Сумел заработать большие деньги, но порядочным человеком не стал. Подозреваю, он на ней как раз из-за происхождения женился. – «Грей прав, – подумал Чарли. – Возможно, Кэрол понадобилось вырваться из своего окружения. Поэтому четыре года она живет своей жизнью. И на задворках Гарлема чувствует себя уютнее, чем в своем кругу. Грустная, выходит, у нее была там жизнь, а я ведь еще не все знаю. Ей, наверное, досталось». – Я подумаю, – пообещал он, все с облегчением вздохнули, и разговор зашел о другом. Говорить о Кэрол и чувствах Чарли было нелегко, у каждого есть свои старые раны, своя боль и страхи. В жизни главное – это умение обходить подводные камни и рифы так, чтобы не сесть на мель и не потопить корабль.

Чарли просидел у друзей допоздна. Идти в свой одинокий дом, да еще с такими невеселыми мыслями, не хотелось. Они славно сидели, говорили обо всем на свете. Тема Кэрол в этот вечер больше не поднималась.

Но это не означало, что он снова и снова не возвращался к ней мысленно. Дома, уже лежа в постели, Чарли перебирал все доводы «за» и «против», и вдруг словно какая-то сила подняла его, и он потянулся к телефонной трубке. Он набрал номер Кэрол, не зная, что скажет ей. И вот он уже слышит ее голос.

– Кэрол? – Он словно удивился, услышав ее голос, не меньше, чем она – его.

– Чарли?

– Я… Я только хотел поздравить тебя с праздником. – Он едва смог выговорить эти простые слова.

Кэрол ответила не сразу.

– Я уж думала, больше никогда не услышу твой голос. – Со дня их ссоры прошло почти четыре недели. – У тебя все в порядке?

– Да, в порядке, – ответил Чарли с закрытыми глазами и упиваясь звуками ее голоса. Голос ее дрожал, похоже, она тоже была в постели. – Сегодня я был у Сильвии с Греем. – По-видимому, друзья задели сокровенные струны в его сердце, иначе бы он не позвонил. Чарли впервые в жизни нажал на тормоза, остановился, огляделся и медленно сдал назад. Он оказался на последней развилке, и перед ним снова простирались просторы жизни. – Замечательно посидели. А как там твои?

Она вздохнула и улыбнулась. До чего же приятно опять говорить о земных вещах!

– Да как всегда. Все не как у людей. У нас в семье никто не умеет испытывать благодарность даже в День Благодарения. Всех так и распирает сознание собственной исключительности. Моим близким и в голову не приходит, что у других людей ничего этого нет, да они этого и знать не хотят. У нас в семье родственных чувств не существует. Главное – это то, что мы Ван-Хорны и потому такие замечательные. Меня от этого тошнит. В следующий раз День Благодарения проведу с ребятами в центре. Лучше буду есть сандвичи с индейкой или с арахисовым маслом и мармеладом, чем пить шампанское и закусывать фазаном в компании моих родственничков. Мне их угощение в горло не лезет. И вообще, я терпеть не могу фазанов. Это у меня с детства.