Даниэла Стил - Клуб холостяков

Он улыбнулся. Сильвия с Греем оказались правы, быть Ван-Хорном – это тяжелая ноша. А Кэрол хотелось быть самой собой.

– Есть одна идея, – сказал Чарли, выдержав паузу.

– Да? – у Кэрол прервался голос. Она еще не знала, что у него на уме, но то, как он это сказал, заставило ее затрепетать.

– На следующий год День Благодарения проведем вместе, с Греем и Сильвией. Индейка у них была хороша! – Он улыбнулся при воспоминании о чудесном вечере и представил себе, как им будет хорошо вчетвером.

– Буду очень рада, – сказала Кэрол растроганно и вдруг решила заговорить о ее так называемом предательстве. В последние четыре недели ее неотступно мучил этот вопрос. Она руководствовалась лучшими побуждениями, но понимала, что наделала глупостей. Если она хочет быть с Чарли, хочет любить его, она должна была сказать ему правду, даже если ей было страшно признаваться. Она должна доверять ему, быть перед ним открытой, чего бы это ни стоило. – Прости, что я тебе врала, – произнесла она, волнуясь. – Это было глупо и недостойно. Мне очень стыдно, Чарли!

– Не стану тебя разуверять – это было глупо, но я и сам иногда делаю глупости. Я ведь ничего не говорил тебе о своей яхте. – Правда, в его случае это был грех умолчания, но причины были точно такие же. Иногда так не хочется выставлять себя напоказ, чтобы не провоцировать нежелательной реакции. У Чарли частенько возникало ощущение, что у него на спине нарисована мишень, что же тогда говорить о Кэрол? Нелегко все время ощущать себя в свете прожекторов.

– Я бы с удовольствием как-нибудь взглянула на твою яхту, – неожиданно сказала Кэрол. Ей не хотелось торопить события, но она была так рада его звонку! Чарли не мог видеть слез облегчения, которые капали из ее глаз на подушку. Все эти дни Кэрол даже молилась, чтобы Чарли вернулся, и вот ее молитвы услышаны. В прошлый раз, когда рушился ее брак, молитвы не помогли. Но Бог знает, что делает. Спасибо, Господи!

– Увидишь, – пообещал Чарли. Он и сам мечтал покатать ее на «Голубой луне». – Завтра чем занимаешься?

– Ничем. Думала в центр заскочить. Контора закрыта, но дети-то там. В длинные выходные они начинают скучать, в праздники им бывает особенно тяжело.

– Мне тоже, – признался Чарли. – Я не люблю праздники, не знаю, куда себя деть. Самое ненавистное для меня время. – В праздники оживали самые горестные и дорогие для него воспоминания – о том времени, когда были живы его родные. День Благодарения всегда был для Чарли тяжелым испытанием, а Рождество еще тяжелее. – Может, пообедаем вместе?

– С удовольствием. – Кэрол счастливо засмеялась.

– Если хочешь, можем и в твой центр заглянуть. Золотых часов надевать не стану, – пошутил он.

– Ты лучше надень костюм льва. Ты его заслужил. Доказал свое бесстрашие, – сказала Кэрол. Голос ее звенел.

– Спасибо, я старался. – Чарли не думал, что решится сделать этот звонок, но он его сделал. Спасибо Сильвии и Грею. Благодаря им он сумел все расставить по местам, сумел понять и простить. Может быть, впервые в жизни. – Я заеду в двенадцать.

– Буду ждать. Чарли… Спасибо тебе.

– Спокойной ночи, – с чувством проговорил он.

Дорога на Лонг-Айленд тянулась бесконечно. Адам в своей «Феррари» полз вместе со всем потоком по Лонг-Айлендскому скоростному шоссе. Накануне он не виделся с Мэгги – не хотелось снова выслушивать ее замечания перед отъездом к родителям. Вечером он отвез ее домой, и сегодня она будет весь день одна. Он не мог ничего изменить. День Благодарения он должен быть с родными, и от этой неприятной обязанности никак не уклониться. И сейчас, несмотря на раздражение, он был даже рад, что из-за пробок на дороге безрадостный момент встречи оттягивается. Это как отсрочка приговора. Хорошо бы еще и колесо спустило.

В результате Адам приехал почти на полчаса позже обещанного. Мать строго посмотрела на него. Добро пожаловать домой!

– Мам, прости. Пробки – ты себе представить не можешь! Я уж и сам стал нервничать.

– Надо было раньше выехать! На свидание, наверное, заранее выехал бы. – Бах! Первый выстрел сделан. Дальше – больше. Отвечать бессмысленно, и Адам промолчал. Счет всегда в ее пользу, ему тут ничего не светит.

Вся семья была в сборе. Отец был простужен, племянники играли во дворе, у зятя новая работа, братец отпускал шпильки по поводу работы Адама. Мать тут же сообщила, что газеты пишут – Вэна сидит на наркотиках, с кем он только связался, что это за фирма, которая обслуживает шлюх и наркоманок? Адам только кивал головой и не говорил ни слова. Мать стала причитать, что ей недолго осталось, что скоро она покинет этот мир, так что пусть они радуются, пока она жива. Сестра вообще не вступала в разговор. Брат не к месту заметил, что, по его сведениям, «Феррари» теперь лепят кое-как. Перед обедом отец заснул прямо в кресле. Мать объяснила, что это от лекарств. Затем прошлась насчет его неудавшегося брака, дескать, надо было быть внимательнее к Рэчел – глядишь, она и не ушла бы. Да что с ним вообще такое? Он и на Иом-Киппур в синагогу не ходил. После всего, что вложено в его воспитание, он даже по праздникам в храм носа не кажет, но зато встречается с женщинами из породы уличных девок. Адам слушал и молчал. Время остановилось. В ушах звучал голос Мэгги. Он представлял себе, как она сидит одна в своей комнатушке. Он встал – как раз в тот момент, когда вошла Мэй и сообщила, что обед накрыт. Мать удивленно уставилась на него.

– Что случилось? Вид у тебя больной. – Он был белым как полотно.

– Кажется, мне нездоровится.

– Наверное, грипп, – мигом поставила она диагноз и повернулась к старшему сыну.

Адам не двигался. Он стоял как вкопанный и смотрел на них. Мэгги права. Он это сейчас понял.

– Мне надо ехать. – Он обратился ко всем собравшимся, но смотрел на мать.

– Совсем с ума сошел? Еще даже не поели! – возмутилась она, не спуская с него глаз. Адам знал, что она видит перед собой не его. Перед ней по-прежнему маленький мальчик, которого она всю жизнь шпыняла, который явился в их жизнь без спросу и помешал им играть в бридж, которого она с самого рождения критикует, что бы он ни делал. Не теперешний взрослый успешный мужчина со своей собственной жизнью, своими проблемами, разочарованиями и переживаниями. Что им до его чувств, до его дел! Так было, так есть и так будет. Может, он и встречается с женщинами не лучше уличных девок. Но они к нему добрее, чем все его родственники, вместе взятые. Они по крайней мере Не промывают ему мозги с утра до ночи. А Мэгги даже искренне жалеет его, ей ничего от него не нужно, ей нужен он. Тут проснулся отец и обвел всех недоуменным взглядом. Адам по-прежнему стоял посреди комнаты.

– Что происходит? Пора за стол?

Ему никто не ответил. Все смотрели на Адама.

– Я ухожу. С меня хватит, – твердо сказал Адам.

– Сядь! – приказала мать, как будто ему было пять лет и он серьезно провинился.

Но он уже давно вырос, с ним это больше не пройдет. Надо было давно это сделать. Мэгги права, зря он приехал. Надо было гораздо раньше перестать подставлять себя под удары. Раз они его не уважают, раз им на него плевать, раз они считают, что Рэчел бросила его не случайно, тогда какая они ему семья?! У него есть свои дети, скорее это они его семья. Эти люди ему чужие, так было и раньше. Они думают, что так будет всегда? Ему сорок один год, и больше терпеть их укоры и насмешки он не намерен. Хватит!

– Прости, пап, – спокойно сказал он. – Я больше не собираюсь это терпеть.

– Что терпеть? – Отец растерялся. От таблеток он был немного заторможен, но Адам видел, что отец прекрасно все понимает, только брать на себя ответственность не хочет. Он всегда был таким. – Ты куда собрался?

– Домой, – ответил Адам и обвел взором людей, которые по какому-то нелепому недоразумению были его близкими.

– Ты болен, – заявила мать. Мэй замерла в дверях, не зная, звать к обеду или нет. – Тебе нужен врач. Тебе надо лекарство выпить! Адам, тебе нужен терапевт. Ты совсем болен.

– Я болен, только когда бываю здесь, мама. Каждый раз уезжаю от вас с судорогами в животе. Я больше не намерен сюда ездить и каждый раз возвращаться домой больным. С Днем Благодарения! Приятно провести праздник! – сказал он, повернулся и пошел прочь. Он не стал дожидаться очередной колкости или оскорбления. С него довольно! По пути он встретился глазами с Мэй, и та ему ободряюще улыбнулась. Никто не пытался его остановить, никто не проронил ни слова. Он вышел, сел в «Феррари» и уехал.

Адам гнал на полной скорости. Движение в город было не столь оживленным. Он быстро проделал обратный путь и уже через полтора часа въехал в Нью-Йорк. На его губах играла улыбка. Он впервые в жизни во всей полноте ощутил себя свободным. Адам рассмеялся вслух. Наверное, мать права, он сошел с ума, но никогда еще он не чувствовал себя таким уверенным. И в животе порядок, а есть как хочется! Он просто умирал с голоду. Сейчас ему нужна была только Мэгги.

По дороге он заскочил в супермаркет. Там оказалось все, что нужно. Нафаршированная, почти доведенная до готовности, политая соком – только что не съеденная – индейка со всем, что к ней полагается. Он взял целую, в придачу – клюквенный джем, сладкую картошку, печенье, картофельное пюре, горошек, а на десерт – тыквенный пирог. А десятью минутами позже уже звонил Мэгги снизу. Она ответила не сразу. Мэгги никого не ждала и опешила, услышав, что это Адам. Тут же впустила его и встретила на пороге квартиры в ночной рубашке. Она была не причесана, глаза красные. Похоже было, что она плакала.

– Что случилось? Ты почему на Лонг-Айленд не поехал? – Мэгги в растерянности смотрела на Адама.

– Одевайся, мы едем домой.

– Куда?

Вид у Адама был безумный. В темно-сером костюме и белой сорочке с галстуком Адам выглядел безукоризненно, но глаза сверкали нехорошим блеском, на губах блуждала саркастическая усмешка.

– Ты выпил?

– Не-а. Трезв, как стеклышко. Одевайся! Мы уходим.

– Куда уходим? – Мэгги не двинулась с места, и Адам обвел взглядом комнату. Господи, какое убожество! Как можно жить в такой дыре?!

В спальне стояли две неубранные раскладушки, а в гостиной на двух потертых диванах красовались спальные мешки. На обоих бра были разбиты плафоны. Обстановка вся разношерстная и дешевая, жалюзи сломаны. Как это Мэгги еще удается выходить из этой норы в приличном виде? У Адама сжалось сердце. Она стояла перед ним такая трогательная и несчастная в своей старенькой фланелевой ночной рубашке.

– И сколько же ты платишь за свое жилье? – спросил Адам напрямик. Слово «дыра» он не рискнул произнести.

– Моя доля – сто семьдесят пять, – смутилась Мэгги. Она никогда не пускала его к себе, да он и не напрашивался и теперь чувствовал себя виноватым. Эта женщина почти каждую ночь проводила в его постели, он даже признавался ей в любви, но потом она всякий раз возвращалась сюда, в этот кошмар. А ее работа?! Целый день па ногах в этом дымном баре «Пирс-92» в окружении подвыпивших мужчин! Ему и в голову не приходило поинтересоваться, как она живет. – Больше мне не потянуть, – виновато произнесла она.

– Идем, Мэгги, – дрогнувшим голосом проговорил он, обнял ее и поцеловал. – Одевайся поскорее.

– И что мы будем делать? Тебе разве не нужно быть у родителей? – Она подумала, что он еще не ездил на Лонг-Айленд и заскочил повидаться перед отъездом. В глубине души она мечтала, что он пригласит ее с собой. Ей было невдомек, каким унижением обернулся бы подобный визит.

– Я уже съездил и вернулся. Хлопнул дверью. Я вернулся, чтобы быть с тобой. Я больше не в силах притворяться.

Мэгги улыбнулась, она гордилась им. Хоть один человек испытывает за него гордость, но сейчас он и сам собой гордился. А ведь это Мэгги раскрыла ему глаза, и он понял, что чаша терпения переполнена. Это она заставила его вспомнить, что у человека всегда есть выбор.

– Мы куда-то идем обедать? – спросила она с тревогой. Вид у нее был неподходящий для выхода в свет, ведь Мэгги не ожидала увидеть Адама раньше вечера.

– Нет, я приглашаю тебя к себе на праздничный обед по случаю Дня Благодарения. Согласна составить мне компанию?

Адаму не пришлось повторять приглашение дважды. Через двадцать минут Мэгги была готова. Она не стала наряжаться, надела джинсы со свитером, джинсовый пиджачок, сапоги. Впрочем, все лучшие вещи Мэгги уже перекочевали в квартиру Адама. Мэгги не хотела держать свои немногие приличные наряды здесь – подруги то и дело брали ее вещи без спросу, забывая вернуть назад. Теперь, когда Адам увидел, где и как она живет, он не мог вообразить себе, как это Мэгги удается всегда так хорошо выглядеть. Надо быть волшебником, чтобы выползти из эдакой берлоги и выглядеть нормальным человеком, но Мэгги это каким-то чудом удавалось. А себя Адам ощущал каким-то чудовищем – злым и бездушным. Ни разу не подумал о том, каково это для одинокой девушки выживать, крутиться да еще иметь серьезные планы на будущее.