Рэдклифф - Клуб одиноких сердец

– Я выбрала ортопедию, потому что я была спортсменкой. – Рэйли проглотила две таблетки аспирина и запила их кофе. – И хотела работать со спортсменами. По крайней мере, я думала так, когда начинала учиться. Но стала заниматься ортопедической травматологией.

– Почему же Вы не стали заниматься спортивной медициной?

– Мне нравится, что я никогда не знаю, что будет происходить в следующий момент, – ответила Рэйли, отколупнув кусочки от пластиковой чашки, пока она размышляла над ответом. Были и другие причины, но о них говорить она не хотела. Срочные операции держали ее в постоянном напряжении, занимали ее мысли и изнуряли тело. Когда она падала в постель после часов неослабевающего напряжения, она закрывала глаза и редко видела сны. Когда на следующее утро она просыпалась, или ее будили посреди ночи из-за неотложного дела, у нее не было времени задуматься о пустоте внутри себя самой.

– А, понятно, – сказала Лиз, поддразнивая ее. – Адреналиновый наркоман.

Рэйли кивнула, ничуть не обидевшись. Это был простой и отчасти правдивый ответ.

– Может быть. Полагаю, для меня это стимул – постоянно находиться в самом пекле. Знать, что нет времени ни для чего, кроме того, чтобы следовать своим инстинктам.

– Вы получаете удовольствие от решения сложных задач.

– Да, я думаю, это так. А Вы? Разве нет? Когда Вы ведете бой в суде?

– Мне нравится рыть яму для моего противника, одерживать умственную победу… – задумчиво ответила Лиз. – Мне нравится находить слабые стороны в их аргументах и превращать их в оружие.

Рэйли засмеялась.

– Звучит так, будто вы получаете большое удовольствие от победы.

– Да, так оно и есть.

Лиз задумалась о том, что этот разговор стал довольно-таки личным. Она обедала с коллегами несколько раз в неделю, и вряд ли за почти восемь лет у нее было хотя бы полдюжины разговоров о личном. И вот теперь получилось так, что она открывается перед абсолютно незнакомым человеком. Может быть, ее желание говорить о себе объясняется тем, что она больше никогда не увидит Рэйли Дэнверс и ей нечего бояться.

– Я что-то не то сказала? – спросила Рэйли, отставляя чашку в сторону.

– В смысле?

– Вы выглядите расстроенной. Простите, я не хотела…

– Нет, извините. Просто накопилось много всего… – Лиз постаралась придать лицу беззаботное выражение. – Вы спросили про мою работу. На самом деле она похожа на тщательно продуманную игру в шахматы. Больше всего мне нравится раскрывать неясные факты, которые могут изменить вердикт суда.

– А что насчет правды? Она является частью вашей работы?

Лиз взглянула в глаза Рэйли, пытаясь найти в них упрек, но не нашла.

– Мне нравится так думать.

* * *

Кэндис привстала, когда Лиз проскользнула в кабинку и села рядом с Брен.

– Мы уже собирались снарядить команду поисковиков!

– Я опоздала всего на пятнадцать минут, - сказала Лиз, неуверенно улыбаясь. Кэндис всегда была капризной, но обычно она не была такой назойливой, не считая последних двух месяцев. Обычно Лиз не обращала на это внимания, но сейчас ее нервы были на пределе. – Со мной случилась одна неприятность… Ну нет, на самом деле не неприятность, – поспешила добавить она, увидев тревогу на лице Кэндис, - скорее, это была неожиданная встреча. Она засмеялась. – Я столкнулась с хирургом, вернее сказать, врезалась в нее, и уложила ее на лопатки. Я просто подумала, что было бы правильно купить ей в качестве извинения аспирин.

– Ты заставила нас сидеть здесь и волноваться, а сама покупала какому-то хирургу таблетки? – Кэндис широко раскрыла глаза. – Она была хорошенькая?

Бренда тихо охнула.

– Да, – сказала Лиз снисходительно, – она очень хорошенькая. – Она узнала в этом поведении ту, прежнюю Кэндис, которую она так любила.

– Все равно, даже если она была такая сексуальная и горячая… она была сексуальная?

– Да, – ответила Лиз, думая о том, что Рэйли Дэнверс была действительно горячей штучкой, особенно для тех, кто предпочитает ярких, таинственно-притягательных женщин. Она предпочитала другой типаж. Ей всегда нравились ярко выраженные экстраверты, как Кэндис и Джулия. Мысль о Джулии причинила ей боль. Даже пытаясь избавиться от чувства горечи, она все равно размышляла, является ли источником боли тоска по Джулии или тот факт, что она прожила шесть лет во лжи.

Бренда, с ее обычным мягким сочувствием, дотронулась до руки Лиз. – Ты в порядке?

Лиз сжала ее руку.

– Да, все хорошо, спасибо.

Кэндис, которая, казалось, абсолютно потеряла интерес к Рэйли Дэнверс и ее постелепригодности , перегнулась через столик и схватила Лиз за руку, соединяя всех троих в уютный дружеский кружок.

– Ну, дорогая, что сказал доктор?

Лиз переводила взгляд с одного ожидающего лица на другое. Бренда, которая была директором отдела редких книг в библиотеке университета Темпл, а по ночам занималась какими-то учеными изысканиями, в которых Лиз до сих пор ничего не понимала. У Бренды, невысокой, черноволосой, с наивным взглядом, часто бывали поклонницы, но она редко с кем-нибудь встречалась. И Кэндис. Кэндис, которая украла сердце Лиз, которая вообще-то тогда была уже достаточно большой девочкой, чтобы разобраться с этим, и случайно разбила его на пути к следующим достижениям. Ее две лучшие подруги. Одна бывшая любовница. Такие разные и все-таки составляющие вместе одно целое.

На протяжении девяти лет они делились секретами, говорили обо всем, доверяли друг другу и радость новых начинаний, и горечь утрат. Между ними было нечто большее, чем дружба, они были для Лиз семьей, и у нее с ними было гораздо больше общего, чем с кровными родственниками. Теперь ее подруги смотрели на нее с беспокойством и ожиданием.

Несколькими минутами раньше, когда она шла к бару, где они когда-то проводили свои беззаботные студенческие деньки, Лиз пыталась решить, что же скажет, когда подруги зададут этот неизбежный вопрос. Что она скажет им, когда она и себе-то не может сказать, что она чувствует по поводу этих новостей? Она хотела дать себе время, время поразмышлять над будущим, которое вдруг оказалось настолько отличным от того, что она планировала всего три месяца назад. Но сейчас, сидя рядом со своими друзьями, со своей приобретенной семьей, она знала, что время не изменит ее ответ.

С дрожащей улыбкой, которую на этот раз не получалось контролировать, Лиз сказала:

– Вы обе будете тетями.

– Что ты собираешься сказать Джулии? – мягко спросила Бренда.

– Я не собираюсь ей говорить вообще ничего, – резко ответила Лиз. Деликатная улыбка Бренды не дрогнула, но Лиз зарабатывала на жизнь тем, что читала скрытые эмоции через язык жестов, который, как правило, большинство людей упускают из вида. Она ответила чересчур едко, хотя Бренда ни в чем не была виновата.

– Извини, Брен. – Лиз сжала руку Бренды, а потом отпустила руки обеих подруг. Она откинулась назад со вздохом. – Я сегодня нервная. Прости.

– Ничего. Тебе можно, – сказала Бренда.

– Я тебе скажу, что надо сказать этой несчастной двуличной сволочи! – вскипела Кэндис. – Скажи ей, чтобы она садилась на следующий поезд до Хобокена, или откуда там она приехала, и забирала свою маленькую подружку-аспирантку вместе с собой!

– Она из Хакенсака, – уточнила Лиз, – и так как Джулия только что получила должность, она вряд ли собирается переезжать в ближайшее время.

– Может, мы сможем добиться того, чтобы ее уволили? – сказала Кэндис, подаваясь вперед, глаза ее яростно мерцали. – Нет какого-нибудь правила, запрещающего спать со своими аспирантками?

– Кэндис, – перебила ее Брен, – может, сейчас мы отпразднуем ту новость, о которой нам сообщила Лиз, а планы мести обсудим попозже?

Лиз заказала спрайт у официантки, остановившейся около их столика, и почувствовала, что унылое облако, которое нависло над ней, немного рассеялось из–за ветра дружеской поддержки. – Джулия встречается не со своей аспиранткой, по крайней мере, такого она не говорила. И даже если так, это не наши проблемы.

Кэндис фыркнула и сделала основательный глоток мартини. – Я ненавижу эту суку.

– Спасибо, – сказала Лиз.

– Итак, – прозвучал во внезапно повисшей тишине голос Брен. – Что мы будем делать сейчас?

Мы. Лиз нравилось, как это звучало. Она могла положиться на этих двоих. Когда ей было одиноко или страшно, они всегда оказывались рядом, и именно поэтому перспектива стать матерью–одиночкой не казалась ей такой ужасной. Ее подруги ей помогут, пусть они и не в их силах избавить ее от мысли о том, что женщина, с которой она встречалась целых шесть лет, давно уже не любила ее. Джулия поставила ее перед этим фактом в тот же самый момент, когда объявила, что у нее роман с девушкой, которая больше чем на десять лет младше их обеих. Чуть ли не хуже измены Джулии для Лиз была потеря веры в собственную способность разбираться в людях, ведь она даже и не подозревала, что Джулия собирается уйти от нее. Нет, в какой–то мере подсознательно она ощущала, что что–то не так. Они занимались любовью меньше, чем обычно, особенно в последний год. У Джулии стало гораздо больше заседаний комитета и вечерних занятий, чем когда–либо. Оглядываясь назад, можно сказать, что это было не лучшее время, чтобы заводить ребенка, но в свои 35 Лиз больше не могла ждать. Они всегда мечтали о детях, а когда на самом деле занялись подготовкой к этому, Лиз не заметила ,что это не особенно интересует Джулию. Видимо, не заметила она не только это.

– Дура, – пробормотала Лиз.

– Нет, ты не дура, – сказала Брен, как если бы она читала мысли Лиз. – Ты доверчивая, а не дура.

Лиз посмотрела на Брен. – Вообще–то, мне кажется, что это одно и то же.

* * *

Рэйли почувствовала, что голова все-таки перестала болеть, и с силой прикусила резиновую капу между зубами. Она продолжала держать руки в перчатках поднятыми перед грудью и прижимала локти к бокам, отводя ногу, готовая ответить на удар с разворота. Блокируя удар одной рукой, она выбросила вторую вперед, но не поймала ничего, кроме воздуха.

– Стой, – крикнула, Учитель Дрю Кларк, и Рэйли моментально встала в позу готовности – кулаки перед собой, ноги на ширине плеч.

– Пошли со мной, – приказала ее высокая светловолосая тренерша.

Рэйли проследовала за ней в угол зала, подальше от остальных занимающихся. – Извините.

– За что? – спросила Дрю, кивком указывая на перчатки Рэйли. – можешь их снять. На сегодня хватит.

– Да, мэм. – Рэйли дернула липучку на перчатке зубами, зажала перчатку под мышкой и освободила руку. Затем она быстро стянула вторую перчатку и кинула их на скамью у стены.

– Я думала, что мы договорились, что ты не будешь тренироваться после ночного дежурства.

– Да, мэм, – смущенно ответила Рэйли. Обычно ей ничего не удавалось прочитать на лице Дрю, кроме выражения постоянной сосредоточенности. На пару дюймов выше, Дрю весила на двадцать фунтов больше, чем Рэйли, но это была мышечная масса, и это была жесточайшая боевая машина, которую Рэйли когда–либо видела. Если бы она не знала бывшего морского сержанта вне стен спортзала, где Дрю обучала женщин самообороне и вере в свои силы, Рэйли могла бы решить, что у Дрю чувств не больше чем, например, у танка. Но Рэйли знала, что это не так. – Я не работала прошлой ночью. В смысле я работала, но было вполне спокойно, и я проспала пять часов. Этого для меня вполне достаточно.

– Тогда в чем дело?

– Ни в чем.

Дрю не стала возражать, но Рэйли ощутила на себе ее испытующий взгляд. Ничего не случилось – если не считать того, что ее свалила с ног фем на каблуках, о чем сейчас точно не стоило упоминать. Конец дня был обычным – ЭКГ у двух пациентов, которые нуждались в срочной операции перелома, отложенная пересадка костной ткани у другого, и пара перевязок у пациентов, дожидающихся операций. По правде говоря, она то и дело думала о Лиз Рэмси, между делом – когда ждала, пока пациента привезут из палаты интенсивной терапии, ждала, пока в палате приберут, пока подействует анестезия на очередного пациента. Спешка вперемешку с ожиданием – это было в порядке вещей для ее работы. Она мимоходом вспоминала нечастые улыбки Лиз, ее мелодичный, но странно изнуренный голос, и ее блестяще острый ум. Прошло много времени с тех пор, как какая-либо женщина занимала ее мысли, даже на секунду. Долгое время без Энни.

Невольно Рэйли вздрогнула. Она знала, что Дрю заметит это, и поспешила продолжить: Нет, ничего не случилось. Просто я немного устала. Я пропустила этот блок, так?