– Пусть панна не волнуется так сильно, я сам поскачу за доктором к графу и пошлю гонца к князю Радзивилу. Консилия лучших докторов будет к услугам русского царя.

Он щёлкнул каблуками, тряхнул головой, вышел стремительно. Но уйти к царю ей опять не пришлось – вбежали Макаров с Варенькой и челядинцами. Челядинцев – хорошо, дюжие мужики попались – Мария сразу отправила Катерине помочь, Вареньку за своим сундучком в обоз сходить попросила, а Макарову сказала озабоченно:

– Алексей Васильевич, государь болен ещё хуже, чем в прошлый раз.

Макаров дёрнулся, открыл было рот спросить, Мария ответила прежде:

– Доктор Доннель смотрел, лекарство дал и другое лекарство готовит. Да вот что, Алексей Василич, господин Тыклинский только что отсюда вышел, он вызвался за докторами другими послать – от князя Радзивила, да от графа Олизара. Я не знаю, тут ведь дело не токмо лекарское, а и государственное, может, господ министров спросить надо?

– Угу, угу, – быстро закивал Макаров. – Я сейчас. Это вы хорошо – меня сразу известили. А как сейчас Пётр Алексеич-то?

Мария, уже повернувшаяся уходить, только вздохнула.

– Ну да, идите, – заторопился секретарь, – идите к нему, что сейчас говорить. Я после зайду.

Марии казалось, она целый час разговоры разговаривала, а в спальню пришла – царя ещё раздевать не кончили. Дюжие челядинцы с натугой приподнимали и поворачивали его большое грузное тело, а Катерина с объявившейся Глашей стаскивали с него отсыревшее, пахнущее кислым потом исподнее..

На пороге возникла Варенька, испуганно глянула на царя, тотчас отвела глаза и прошептала:

– Маша, сундучок твой принесли. Верно, кипятку надо? Я приказала, сейчас будет.

Мария кивнула:

– Хорошо. Только ещё водки надо. Да? – обернулась она к Катерине.

– Да, да, водки, – Катерина выпрямилась. – Это есть очень хорошо сейчас, я и забыла. Очень хорошо обтереть сейчас водкой.

– Ну так скорей надо, пока не простыл, раздетый. Сбегай, Глаша, ты быстрей всех.

Глаша перепёлкой вылетела из спальни, еле успели крикнуть ей вслед:

– И полотенец свежих побольше.

Когда Петра совсем раздели и стали обтирать губкой, в водке намоченной, Катерина сказала Вареньке и Марии:

– Подите, в зале обождите, девицы ведь вы, нехорошо.

Варенька вышла тотчас, а Мария осталась. Может, и плохо то, но к мужской наготе она привычна была – помогала в деревне раны мужицкие перевязывать. Да и по простым деревенским обычаям мужики из бани телешом в пруд прыгали, не прятались, кто мимо идёт – смотри, не жалко. А царю чресла-то прикрыли, так и вовсе никакого сраму нет.

Пока Катерина с Глашей больного обтирали, Мария из сундучка настойки, что Нава на Ивана Купала готовит, в плошечку отлила, с водкой размешала, Катерине подала.

– Втереть надо. Особливо в грудь, в ступни, да в ладони.

Та без слова взяла, принялась царя тереть. Хорошо у ней выходило. Руки у царицы сильные, кисти крупные, пальцы широкие – ровно у прачки. Смотрела Мария, как та трёт, старается, из плошки под её руки по капле подливала, а у самой под ложечкой сосало – ну, как не поможет? Уж больно Катерина веру в её лекарское искусство возымела, выше всех докторов её ставит. А она ведь не доктор, только то и знает, что у Навы пригляделась – много ли это!

Царское тело зарозовело под крепкими ладонями его супруги. Потом натянули на него исподнее – заграничное, из тонкой шерсти, тянущееся во все стороны. Пётр лежал спокойно, дышал ровно. Катерина перекрестила его, перекрестилась сама.

– Вроде, полегче ему, как тебе кажется?

Мария покачала головой.

– Надо, чтоб в сознание пришёл. Микстуру надо дать, что доктор Доннель оставил.

– А может, без микстуры? Ты своим чем-нибудь его напои.

– Ну что ты, Катюша, я ж не доктор, и не знахарка даже.

– А на мои глаза, ты получше всех этих докторов. Те только важность на себя напускают, а толку от них никакого. А вот знахари-то, природные-то лекари, они силу от самой земли берут, да от Бога.

– Так я ведь не знахарка, этому долго учиться надо, а я – что?.. И про докторов ты напрасно, медицина – это… Ой, смотри…

Пётр перекатил голову на другой бок, пошлёпал губами.

– Слава тебе, Пресвятая Дева!

Катерина кинулась к супругу, гладила его лицо, целовала. Пётр приоткрыл глаза, с усилием шевельнул губами.

– Что… Что это?

– Захворал, захворал ты, батюшка, ваше величество. А теперь вот тебе и получше стало. – Катерина плакала и улыбалась.

– Вот выпей-ка это, государь, выпей.

Она взяла приготовленную скляницу с микстурой, подняла его голову на своей сильной руке и стала поить, как ребёнка. Пётр глотал с усилием, кое-что проливалось. После нескольких глотков повалился в постель.

– Спать хочу.

– И поспи, и поспи, батюшка, – радостно припевала Катерина, подсовывая ему подушки поладнее.

Дверь открылась и пропустила доктора Доннеля.

– Госпожа царица, как есть наш больной?

– Лучше, Яган Устиныч, лучше! В себя пришёл, микстуру вашу выпил и заснул вот теперь.

Доктор не торопясь подошёл к постели, посмотрел, послушал дыхание больного, важно произнёс:

– Госпожа царица, благодаря лечению, кризис миновал. Господин кабинет-секретарь сообщил мне, что вызваны доктора князя Радзивила и графа Олизара. Полагаю, консилиум состоится завтра, а до тех пор, госпожа царица, дайте его величеству этот декокт, – протянул он Катерине склянку. – Если будут ухудшения в состоянии больного, известите меня.

И он важно выплыл.

Катерна уже настолько приободрилась, что даже усмехнулась после ухода врача:

– Ишь, важности напустил – «благодаря лечению…». Ну да ладно. Ты иди, Маша, к Вареньке. Тут прибрать надо, пол подтереть.

Глаша вмешалась:

– И вы, Катерина Алексевна, идите, посидите там в креслах, поешьте, али кофею выпейте. А я сейчас девок кликну, и мы тут живо всё оботрём, причередим. Пётра Лексеич вон спит как сладко. На что вы тут? Идите, передохните.

Глаша была быстра, сноровиста и смекалиста, и пользовалась благосклонностью царицы, так что фамильярничанье ей часто дозволялось. Так и сейчас Катерина усмехнулась добродушно на хозяйский тон девки, глянула ещё раз на супруга и вышла вслед за Марией.

Варенька догадалась распорядиться, и ужин им принесли в покои. Особенно это кстати для Катерины пришлось – обед-то она пропустила, не до еды было. Теперь она с аппетитом уминала каких-то польских птичек в желе и слушала Вареньку.

Та азартно пересказывала всё, что успела разведать, а успела она изрядно. Самое главное: три доктора уже в дороге – от Радзивила, от Олизара и ещё какой-то, не разобрала. Нынче в ночь, по крайности к утру, их ожидают. Другое: прискакал гонец от фельдмаршала Шереметева со срочной депешей. Варенька улыбнулась на вопрос в глазах Марии – Матвеем гонца зовут. Господа министры в растерянности – ждать, как государь в себя придёт, или самим депешу вскрывать? А от графа Олизара с гонцом, что о выезде доктора известил, прислано настоятельное приглашение перевезти его царское величество в олизарово имение. Дворецкий тутошний с этим шибко не согласен и горячится. Господа польские дворяне по причине болезни государя за ужином столь усердно ему здоровья желали, что теперь сильно ослабели и по диванам лежат, так что для них благо, что никуда в эту ночь не едем.

У Вареньки ещё новости были, но в дверь стукнули – Макаров с Головниным и Шафировым спрашивали о здоровье Петра Алексеевича.

Катерина ещё дожёвывала, и Варенька подхватилась к дверям:

– Извольте обождать, господин кабинет-секретарь и господа министры, Катерина Алексеевна через минуту выйдет.

И дверь перед ними захлопнула.

– Ишь, моду завели – без доклада заходить!

Мария хихикнула. Сама-то Варенька узнала про «доклад» совсем недавно.

Катерина торопливо обтёрла губы, обдёрнула платье. Она робела министров, не чувствовала себя ещё царицей. Дверь за ней закрылась неплотно. Девы прислушались к доносившимся голосам. Канцлер Головнин гудел важно и медленно, под-канцлер Шафиров дополнял его тонким подголоском, грудной голос Катерины звучал в паузах, сбивчиво, с виноватой интонацией.

Варенька передёрнула плечами.

– Всё-таки она царица, откуда бы ни была. А эти перед ней больно козыряют. Вот погоди, она силу свою поймёт, так даст им на орехи, вспомнит, как они нос перед ней драли.

Марии вспомнилось, как та же Варенька негодовала перед царским венчаньем. Быстро переменилась. Она пошла в спальню взглянуть на Петра.

Тот спал. Дышал хорошо – ровно и сильно. Раскинулся на спине, выпроставшись из-под одеяла.

Комнатные девки под водительством Глаши уже убрались. Протёртый пол блестел. Пахло водкой, лекарствами и человечьим телом.

Варенька заглянула в дверь, опасливо взглянула на кровать.

– Маша, а он не озябнет? Раскрылся весь.

– Давай укроем.

– Ой, боязно. Лучше позвать кого.

Мария удивилась.

– Чего боязно? Давай, берись за тот край.

Вдвоём расправили широкое шёлковое одеяло, накрыли Петра до подбородка.

– Слушай, Маша, а что это он всю дорогу хворает? Может, сглазили его?

Мария молча пожала плечами.

– А вот наши все говорят, что без сглазу тут не обошлось.

– Кто говорит?

– Ну, в обозе… и все бабы. Я как сундучок твой лекарский брала, так вокруг все и говорили, что тут не лекарства нужны, а заговор, али петух, али водослитие.

– Полно, Варюша. Если и так, кто ж это делать будет?

Варенька встала перед ней и шёпотом сказала:

– А ты? Разве ты не можешь?

Мария от неожиданности опешила и даже не сразу нашлась, что ответить. Наконец вымолвила:

– Господь с тобой! Откуда ж мне волхованье знать?

– Ну уж и волхованье. Да заговоры почти любая баба говорит, а знахарки и подавно, и петуха знают, как поставить, а уж водой…

– Постой, постой, я-то ведь не знахарка.

– Ну-у, ты вон как лечишь.

– Это другое совсем. Да и не больно уж лечу. Это Катерина меня слишком величает. Да и настоящие знахарки в волховании редко смыслят.

– Но ведь они пользуют. И заговоры дают…

– Мало ли, что дают и пользуют. Отчего не дать, коли просят и платят за это. А по правде, дело это тяжкое и страшное, и нам, обычным людям, лучше в это не мешаться – себя погубить можно, и людям навредить.

– Ну-у, – протянула Варенька разочарованно. – А я уж сговорилась, что петуха из обоза сегодня в ночь принесут.

Мария вздохнула.

– Варюша, да пошто тебе это? Ну скажи Катерине Алексевне. Коли она согласится, так сделай.

– Да я не умею, я думала, ты умеешь.

Мария только плечами пожала – что тут скажешь!

Вернулась Катерина.

– О, как хорошо, что вы тут. А я уж боялась, не одного ли мы батюшку нашего оставили.

Она приложила руку ко лбу и щекам Петра, потрогала ладони.

– Вроде, спадает жар у него, а, Маша? А там господа министры сказали, что доктор Доннель болезнь государя как опасную трактует. И так мне страшно стало! Мне-то он сказал, что кризис миновал… А им вот по-другому сказал…

Катерина мелкими движениями расправляла складки на одеяле, потом подтыкала царю под бока и снова начинала расправлять.

Варенька сочувственно сказала:

– Полно, Катерина Алексевна, не берите в голову, кто что сказал, у доктора свой интерес. А сейчас вам поспать надо – ночь в дороге, и впереди незнамо что. Вот пока Пётр Алексеич спит, и вы поспите.

– Что ты, Варя, – Катерина даже удивилась, – Какой сон! Вы идите, ложитесь, а моё место тут. Глашу только пришлите ко мне, что-то она пропала.

– Нет, право, Катерина Алексевна, – поддержала Вареньку Мария, – сейчас государь спит, ничего не нужно, самое время вам отдохнуть. Идите в свои покои, а мы с Петром Алексеичем посидим. Если что – позовём вас. И когда лекари для консилии приедут, позовём. На консилии-то вам надо быть непременно. И в лучшем виде, а не заспанной.

Последний довод, казалось, подействовал на Катерину, но она продолжала качать головой. Тогда девы подхватили её с двух сторон и повлекли к выходу. На пороге Мария остановилась:

– Идите, я у больного посижу. И вот что, Варенька, кроме Глаши ещё Доннеля сюда позови. Мало ли что он сказал, а раз министров напугал, пусть проведывает.

Варенька фыркнула.

– Немец, поди, уж седьмой сон видит.

– Ничего, пусть разбудят!

Катерина улыбнулась, впервые за вечер.

– Строгой ты хозяйкой будешь.

Ушли.

Мария прошлась по зале.

Дощечки паркета поскрипывали – видать, подолгу стоит нетопленным этот богатый дом. В стену, смежную со спальней, была вделана открытая печка – камин. Царь любил такие европейские штуки и в Петербурге велел заводить. Дрова в этом камине приготовлены, а зажечь никто не удосужился. Без хозяйки дом. Она выглянула за дверь, позвала проходившего лакея. Начала говорить ему по-французски, но тот поклонился и затряс головой – не понимает. Тогда молча показала на камин и на стол с остатками еды. Опять поклонился и убежал. Почти сразу пришла женщина, за ней другой молодец, поклонились, принялись за дело. Перед выходом опять поклонились. Всё время они тут кланяются, подумала Мария, а порядка в доме нет.