Они начали погружаться и немного побулькали, пока выбрались на мелкое место. Волосы Марии совсем намокли, она отжала их, не вынимая гребней.

– Давай их распустим, – сказал Александр, – быстрее высохнут.

– Так надо из воды выйти, а то больше намокнут.

Она стояла в воде по грудь и смущённо смотрела на мужа.

– Ну, пойдём, – он лукаво улыбнулся.

Она не двигалась, и он, подхватив её, понёс на берег. Она чувствовала себя ужасно голой, и когда он, поставив её на траву, принялся вынимать из её волос гребни и шпильки, не могла пошевелиться от смущения.

Освобождённые волосы упали и покрыли её спину до подколенок. Александр отступил на шаг и молча смотрел на неё без улыбки.

– И ты моя жена, – сказал он тихо. – Даже страшно.

Она перекинула часть волос на грудь с обеих сторон и почувствовала себя почти одетой.

– Так тоже красиво, – сказал он. – Пойдём обедать.

Возле поваленного дерева на солнечном месте уже было расстелено одеяло, приготовлена торба с припасами. Одеваться они много не стали, сели – она в сорочке, он в коротких исподних штанах.

– Я с тобой совсем стыда лишусь, – с наигранным упрёком сказала Мария.

– Со мной – можно.

При этих словах Александр так глянул на неё, что внутри сладко потеплело и захотелось целоваться. А он целоваться и не думал, раскладывал пироги и сыр, разливал из баклажки молоко. У неё пропал аппетит. Пожалуй, волосы слишком хорошо её укрывают. Она собрала их все в один пучок и принялась, не спеша, заплетать косу, перекинув её через плечо. А с другого плеча сама собой спустилась лямка, но она не могла её поправить – руки заняты. Краем глаза увидела, как Саша взглянул на неё и замер с ножом в руке. Она немного прогнулась в стане, так что сорочка натянулась на бедре, и закинула заплетённую косу за спину. От резкого движения сорочка сползла ещё ниже и задержалась лишь на остром кончике полушария груди.

– Ешь, – сдавленным голосом сказал Саша, пододвинул к ней кружку и отвёл глаза.

Она подняла лямку и прикусила губу в неожиданной досаде.

– Саша, – спросила она вкрадчиво, – а откуда ты всё знаешь?

– Что всё? – ответил он, не поворачиваясь.

– Ну, всё это… У тебя с италианками амуры были, да? Мне, значит, только с тобой можно, а тебе и с другими, да?

Он посмотрел на неё из-под опущенных век.

– Ешь!

– Я не хочу!

– А что ты хочешь?

Его взгляд стал тяжёлым, а голос чужим. Ох, как она пожалела, что начала этот глупый разговор! У неё задрожали губы, и голос прозвучал робко:

– Хочу, чтобы ты меня поцеловал.

Вихрь, молния – и она уже у него на руках.

– Дурочка ты моя маленькая.

Он побаюкал её, как ребёнка, а когда она протянула ему губы, поцеловал осторожно и нежно. Ей хотелось не так, и она поцеловала его сама. Он замычал удивлённо и принялся за дело как следует. Потом спросил:

– Мы обедать будем?

– После.

Она подвинула руку, чтобы ему удобней было гладить её грудь.

– Ну, правда, Саша, там в Италии?..

– Да, – ответил он коротко, и его руки остановились.

– Ты их любил? – спросила она напряжённым голосом.

– Нет.

– А как же?..

– Ты не поймёшь, это мужское… А любил я тебя.

Она выпустила набранный воздух.

– Правда?

Он повернул её к себе лицом.

– Глупышка ты, разве я могу любить кого кроме тебя? А теперь и подавно.

– Почему «теперь»?

Она пропускала между пальцами чёрные завитки на его груди.

– Это ты сама знаешь.

– Не знаю.

Он ткнулся губами в её ухо.

– У тебя любовный талант.

– Как это?

– А вот так, что если ты сейчас не уберёшь свою руку, я за себя не отвечаю!

Она сделала непонимающие глаза, но руку не убрала.

– И что будет?

Он сжал её руку, не пуская.

– Уймись. Тебе поесть надо.

– Не надо.

– Ага, а потом с лошади свалишься.

Он был непреклонен, и она, надувшись, принялась жевать.

– Молоко кислое уже, – сказал он, отхлебнув из кружки, – будешь?

Она отрицательно помотала головой.

– Есть ещё вино, но оно тебе крепковато. А, хотя мы как древние греки его будем пить – разбавим. Знаешь, – принялся он рассказывать, – у них вина было – залейся, там же виноград хорошо растёт. Но сами они вино пили только с водой, чтоб не пьянеть. Пьянство же почитали дикостью, достойной варваров и рабов.

Он налил в кружку воды, добавил остро пахнущего вина из сулейки, попробовал и протянул Марии. Сам же принялся уписывать сложное сооружение из хлеба, сыра и ветчины, увенчанное разрезанным вдоль огурцом.

– Это тебя в Италии так есть научили?

– Так в море едят, когда камбуз не работает. А в Италии больше всего макароны едят. Трубочки такие из теста варёные, на червяков похожи.

Мария хихикнула.

– Поди, противно червяков в рот брать.

– Сначала многие брезговали, – кивнул Александр, – но потом попривыкли, человек ко всему привыкает. А вот что там отменно, так это сыр, совсем не такой, как у нас. И разные сорта того сыра, у каждого свой вкус. И каждый сорт свой мастер делает, а мастерство в секрете держит, только сыну передаёт. А вот мяса там мало едят. Может, от бедности? Земля там богатая, солнца много, а народ бедно живёт, многие впроголодь. А ещё там, знаешь, есть такое кушанье – равиоли…

Он говорил и говорил. Это было так занятно, что Мария умяла за разговором большущий пирог с капустой, и порядочный ломоть ветчины, и почти все яйца, запила всё это кружкой разбавленного вина, в самом деле вкусное питьё, но захмелеть всё же можно. Александр и сам такого выпил, хотя воды себе меньше добавил.

– Наелась?

Он по-хозяйски оглядел порозовевшую Марию.

– Иди ко мне.

– Зачем? – она сделала удивлённые глаза, – Нам ехать пора. Дай мне юбку.

– Та-ак!

Он стал нарочито медленно подниматься.

– Опять мужу перечишь?

У неё всё задрожало внутри от вида его надвигающейся фигуры с выпуклой грудью и сильными, круглыми от мышц руками. Она убрала руки за спину, чтобы случайно не обнять его и упрямо сказала:

– А я теперь не хочу.

О посмотрел на натянувшуюся на её груди сорочку и улыбнулся.

– Ну, это мы сейчас поправим.

Он медленно положил ладони ей на плечи и медленно сдвинул с плеч лямки сорочки. Она опять зацепилась за грудь, и его ладони сдвинули её и оттуда, отчего у Марии окончательно ослабели колени, и ей пришлось ухватиться за него руками. Он подхватил её и подбросил вверх, так что она оказалась сидящей на его руках и прижатой к его груди так плотно, что её ноги соединились у неё за спиной.

Эта была невозможная сладость и невозможная мука. А он шептал, кусая её ухо:

– Ты не хочешь? Ты совсем не хочешь?

Она изгибалась в его руках, а он требовал, мучитель:

– Скажи, ты не хочешь?

– Хочу! Хочу! – сдалась она.

И тогда он урчаще засмеялся и перенёс её на своих руках туда, где она могла утолить свою пылающую жажду.

Время остановилось для них, а когда снова пошло, солнце уже почти село. Мария обнаружила себя лежащей на одеяле и укрытой до подбородка вторым. Александр сидел рядом.

– Ой, а как же мы поедем? поздно как.

– Завтра поедем, – ответил он, высекая огонь у кучки хвороста. – Зря что ли нам корчмарь одеяла дал?

Она перекатилась поближе к разгорающемуся пламени и сразу была укутана его объятиями поверх одеяла.

– А что тебе царь сказал? – вспомнила она. – Он что, тебе отпуск дал?

– Да вроде того. Велел в Яворове его дожидаться. А у него с Августом ещё дела не кончены, дней несколько там пробудет. Вот и получается как бы отпуск. С тобой.

Он обнял её крепче, и она легла щекой на его плечо.

– Надо же, как раздобрился, на него не похоже.

– Жалко, котелка нет, уху бы сварили. Ну ничего, на углях испечём.

Мария увидела лежащих на траве крупных рыб.

– Это ты сейчас наловил? Пока я спала? Вот это да!

– Да здесь её полно. На завтрак ещё поймаю. Пойдём искупаемся, пока костёр прогорает?

Он встал и потянул её за руку. Мария поднялась, придерживая на плече одеяло – он-то был в штанах, а она безо всего. Александр понял её и, улыбнувшись, скинул штаны, а потом подхватил её на руки, отбросив одеяло. Он так и вошёл в речку с ней на руках, положил её на воду и поплыл рядом. Вода была очень тёплой, парной. Они долго плавали, отдыхали на мелководье, опять плавали. Она всё время чувствовала на себе его взгляд, восторженный и удивлённый.

– Ты так смотришь на меня…

– Я очень долго ждал и теперь никак не могу поверить, – ответил он таким голосом, что ей захотелось прижаться к нему и остаться так на всю жизнь.

Потом они ели печёную на углях рыбу, и это было вкуснее всего, что Мария пробовала за всю жизнь. Вокруг костра сгустились тени, кто-то бродил в тёмных зарослях, но ей было совсем не страшно. Разве можно чего-нибудь бояться рядом с таким мужем?

Звёзды смотрели на них сквозь ветви деревьев, и Мария смотрела на их подмигивающие мордочки, уютно устроившись на Сашином плече. Она вдруг вынырнула из засыпания и громко сказала:

– Не хочу, чтобы ты уезжал. Не хочу быть фрейлиной.

– Спи, – через сон сказал Александр, – всё будет хорошо.

Проснулись они рано, ещё до света и почти рано выехали, потратив время только на завтрак и ещё на одно важное занятие. Именно это занятие Мария вспоминала весь оставшийся до Яворова путь. Можно было позаниматься этим и побольше, но ведь у них впереди несколько дней – и никаких других дел. Александр, судя по лицу, думал о том же.

Замок ещё только начал просыпаться, когда они въехали. Они успели переодеться и привести себя в порядок к завтраку царицы. Вернее, Мария прошла к ней прямо в спальню и рассказывала новости, пока та одевалась. А Александру была пожалована рука и самая искренняя улыбка при царицыном выходе.

– Ах, как я рада, – говорила Катерина, усадив их по обе стороны от себя, – как я рада, Маша, что ты раньше приехала. И рада, что твой брак получился удачным. У меня прямо камень с души свалился.

Она лукаво глянула на каждого из них по очереди.

– Наверное, всё-таки браки совершаются на небесах. Ничего плохого Господь не попустит!

Мария не спорила – Господь так Господь. Ей тоже очень приятно видеть Катерину. Она была милой, домашней и даже как будто родной.

– А похорошела ты, Маша, необыкновенно, – улыбаясь, говорила царица, – Похудела вот только немного. Но глаза – как звёзды!

Подмигивала Александру:

– Это ваша заслуга, молодой человек!

Александр улыбался.

После завтрака, когда выходили из столовой, к Катерине подошёл дворецкий.

– Вы просили напомнить, ваше величество, пакет для господина поручика.

– Ах да, – кивнула Катерина, – вчера доставили от государя, он в кабинете, князь.

Александр пошёл в кабинет, а Марии сразу стало страшно.

– Я на минутку оставлю вас? – попросила она Катерину и побежала за ним.

У Саши лицо было спокойное и осунувшееся.

– Ехать. В армию, – сказал он, оторвавшись от листка.

– Не пущу! – задохнулась Мария.

Он обхватил её плечи, прижал к себе. Молчали.

– Когда? – тихо спросила она и услышала такой же тихий ответ:

– Немедля.

– Немедля… – повторила она.

И вдруг вывернулась из его рук и вылетела за дверь.

Следующий час, или около того вокруг неё кружились лица, говорились слова, из которых она слышала только нужные, послушно бежали назад лестницы, мелькали комнаты.

Кружение закончилось перед зеркалом в гардеробной. Из рамы смотрел бледный синеглазый юноша в зелёном мундире с золочёными пуговицами и высоких сапогах с раструбами. На голове у служивого треугольная шляпа, как и положено, а под шляпой – коса вокруг головы.

– Ну всё, кажись, – сказала суетящаяся рядом Глаша. – Извольте теперь, княжна, к Катерине Алексевне.

– Какая я тебе княжна!

– Ну уж, в этом наряде на княгиню вы совсем не похожи, – отбоярилась Глаша.

В комнату к царице Мария вошла, старательно печатая шаг, отдала честь и отчеканила:

– Ординарец господина поручика Бекович-Черкасского по вашему приказанию явился.

Катерина опешила в первый момент, а потом залилась смехом.

– Маша, голубушка! Вот уж истинно, любовь! Ну ладно, уговорила, заступлюсь за тебя перед государем.

Она обернулась к стоящему рядом Александру.

– А? Вот супруга! Больше таких и нету.

– Нету, ваше величество, – кивнул Александр. – На всём свете одна такая!