Щеки юноши залились краской. Он уже открыл рот, собираясь что-то возразить, но передумал, взял предложенную уздечку черного коня и вскочил в седло.

* * *

Все было кончено. Адам соскользнул со спины Лайярда, обтер меч о лежащее у ног разрубленное тело и молча смотрел перед собой, физически ощущая тишину промозглого ноябрьского дня, навалившуюся после отступления валлийцев. Дорога была усеяна телами, в основном валлийцев, но среди павших оказались два воина из его отряда. Еще одному стрела угодила в живот, и ему не суждено было дожить до утра. Продолжая держать в руке обнаженный меч, Адам осматривал погибших, время от времени вытирая рукой кровь, сочившуюся из рубленой раны на подбородке. Он так и не успел опустить на лицо забрало.

— Этот еще жив. Мне прикончить его, господин? — Один из анжуйцев опустился на колено возле лежащего валлийца и, взявшись за волосы, повернул голову потерявшего сознание раненого.

Адам подошел поближе. Валлиец, чья жизнь сейчас висела на волоске, оказался весьма молод, на вид не более двадцати лет от роду. На нем была туника из примитивной домотканой шерсти и короткие краги, перевязанные грубыми кожаными ремнями. Однако на сапогах еще виднелись остатки позолоты, а пояс для меча был усеян камнями сердолика.

— Тьерри, насколько серьезна его рана?

— Вполне. Вот здесь на голове огромная шишка от удара, пожалуй, будет побольше яйца чайки. Кроме того, глубоко разрублено бедро.

Адам снова прижал ладонь к окровавленному подбородку и легким движением головы решил участь молодого человека.

— Заберем его с собой. Он может оказаться полезным, если, конечно, не умрет от лихорадки или окоченения. — Он оглянулся и окликнул саксонца. — Суэйн, а где Ренард?

Саксонец кивком указал на обочину дороги.

— Ему стало плохо, — мрачно пошутил солдат. — Впервые отведал на вкус, что такое настоящий бой. Однако парень неплохо действовал в самой гуще событий. С тобой все в порядке, хозяин?

— Ничего, заживет.

Валлийского парня небрежно взвалили на спину пойманного горного пони. Адам взял Лайярда под уздцы и повел к Ренарду. Юноша вытирал красное лезвие кинжала пожухлой травой, но при виде приближающегося Адама поднялся и стал дрожащими руками всовывать оружие в ножны. Лицо было заплаканным и мертвенно-бледным, зубы непроизвольно постукивали, причем дрожал он отнюдь не от холода. Ренард до сих пор был охвачен страшным дуновением смерти — его собственной несостоявшейся, но так близко подошедшей смерти, смерти напавших на него врагов и смерти тех, кого пришлось убивать уже после того, как валлийцы дрогнули и пустились наутек.

— Адам, прости меня, — голос юноши звучал жалобно. — Твой конь был ранен, стрела пробила брюхо, я не мог оставить его мучиться.

Адам перевел взгляд на коня. Из бока животного торчала валлийская стрела, а из перерезанного горла ручейками вытекала кровь. Для Адама это был не просто конь, а что-то вроде верного и сильного товарища. Именно на нем он без больших потерь совершил поход в Германию и обратно. Шесть последних лет они провели вместе, и конь никогда не подводил хозяина.

— Ничего иного тебе не оставалось, — бесстрастно промолвил Адам. — Слава богу, стрела попала в живот ему, а не тебе. — Адам обернулся и посмотрел на Обри, который вместе с другим воином бережно поднимал тяжело раненного товарища на коня. К счастью, раненый солдат был без сознания и не страдал от боли.

Ренард начал вытирать руки, обагренные кровью. Засохшая кровь въелась глубоко под ногти.

— Я еще никогда не убивал человека, — юноша с трудом справлялся с волнением. — То, чем мы занимались на тренировочном дворе, — просто ерунда.

Адам дружески положил руку на плечи юноше.

— В первый раз я чувствовал себя так же. Не лучше было и во второй, и в третий тоже. У других все то же самое, но такой урок надо выдержать, это очень важно для тебя самого. Никто не пройдет через это испытание вместо тебя, только ты сам.

В темно-серых глазах Ренарда была пустота.

— Значит, когда-то мне станет легче? — прошептал он застывшими губами.

— Позднее ты научишься забывать такое, — Адам досадливо поморщился. — Ты должен это пережить. Допустим, ты не смог бы его убить. Тогда он убил бы тебя и точка.

— Я понимаю, — согласился Ренард бесцветным тоном.

— Знаю, — Адам крепче прижал юношу к себе и встряхнул, пытаясь развеять охватившее того оцепенение. Ренард зажмурил глаза и со стоном вздохнул от боли, крепко стискивая зубы, чтобы не закричать. Рукой потянулся к больному месту в боку. Адам отпустил его и с тревогой посмотрел на искаженное страданием лицо. — Ах ты, дурень, почему скрываешь, что ранен?

— Ничего серьезного, то есть я так считаю.

— Сможешь ехать в седле? — Адам кивнул в сторону Лайярда. — Тебе придется сесть боком, как девчонке, но лучше бы нам поторопиться. Снег надвигается такой, что надо непременно засветло добраться до Торнейфорда. Не исключено, что у валлийцев поблизости сосредоточены свежие силы. Нам не выстоять, если случится еще одна подобная заварушка. — Адам вскочил в седло и протянул руку. Ренард стиснул зубы еще сильнее, сморщился от боли, но сумел достаточно ловко взобраться на коня.

Один из воинов подошел к погибшему серому коню, сиял с него упряжь и положил на другого коня, уже нагруженного двумя убитыми. Тела валлийцев оставили нетронутыми, они лежали там, где их настигла смерть, и откуда их соотечественники заберут для захоронения. Снегопад усиливался, земля быстро покрывалась мягким белым одеялом, которое укрывало всадников, тронувшихся в путь. Снежный ковер смягчил стук копыт, отряд продолжал двигаться в тишине, нарушаемой только завываниями ветра.

Глава 8

— Как, по-твоему, правильно я поступил, благословив союз между Хельвен и Варэном? — спросил у супруги граф Гийон.

Джудит взглянула на свое отражение в полированном сарацинском зеркале, положила расческу и в который раз удивилась, что судьба, раз за разом, ставит ее в положение, когда нужно искать ответы на очень непростые вопросы. Она повернулась к мужу. Граф сидел перед очагом в расслабленно-праздной позе, держа в руке кубок с вином и с удовольствием вытянув ноги, так что те почти упирались в спину освещенной отблесками огня Гвен. Но за долгие годы совместной жизни Джудит научилась не обманываться кажущимся спокойствием супруга.

— А какие могли быть причины отказать ему? — Графиня подошла к мужу и положила руку ему на плечо. Мышцы были напряженно-каменными, и женщина принялась сильными движениями пальцев растирать затвердевшие мускулы. — Как будто бы они оба с нетерпением ждут свадьбы. Не забывай, Ги, Хельвен уже не ребенок и давно стала взрослой женщиной.

Граф закрыл глаза и протяжно вздохнул от удовольствия, доставленного массажем. Однако мысли работали в прежнем направлении.

— Я все понимаю, любовь моя, и также знаю, что для тебя нелегко уживаться с ней в Равенстоу.

— И теперь задумался, не слишком ли легко согласился на этот брак, стремясь поскорее вернуть спокойствие в нашу жизнь? — проницательно заметила Джудит.

— Вне всякого сомнения, дело и в этом тоже, — засмеялся Гийон, но сразу же посерьезнел. — Однако я удивляюсь, почему Варэн так напористо торопится сыграть свадьбу. Знатные люди не женятся по любви. Прекрасно, когда из союза вырастает любовь, но обычно никак не любовь бывает главной причиной заключения браков.

— Первый раз Хельвен вышла замуж по любви.

— Это ей только казалось, — фыркнул Гийон. — На самом же деле — обычная плотская страсть, а я тогда слепо поверил молодежи и сам помогал строить то, что изначально было обречено на крах.

— Нет, тот брак строился на здравых деловых соглашениях, — возразила графиня, склоняясь к супругу, чтобы коснуться губами уголка его рта. — У Ральфа было умение, у нас кони. Не одни же просьбы Хельвен заставили тебя дать согласие.

— Возможно, — примирительным тоном ответил граф. — Но та история вселяет в меня сомнения. Правильно ли я поступаю на этот раз? В таких вопросах, где речь идет о судьбе Хельвен, я все воспринимаю слишком болезненно, мне трудно судить объективно.

Несколько мгновений Джудит продолжала молча разминать плечи мужа.

— Неужели недостаточно таких мотивов, как приобретение выгодных связей, приданое Хельвен, наконец, его чувство к ней? — спросила графиня. — Де Мортимер ее давно знает, просил ее руки уже несколько раз.

— Может быть, и так, — в голосе Гийона звучало сомнение. — А может быть, он просто-напросто хочет иметь очередную красивую вещь, вроде колец, чтобы выставлять напоказ на зависть другим.

— Да как можно за это упрекать? Хельвен действительно красива. А после того как с ней обходился Ральф, для нее будет просто целительным бальзамом знать, что Варэн гордится такой женой, как она.

Гийон не отвечал. Джудит раздраженно взглянула на вновь отвердевшую шею супруга, хорошо понимая, что его очень трудно вывести из такого настроения. Так и будет сидеть и прокручивать в голове сомнения, ни на что не отвлекаясь, словно наседка на яйцах. И так до тех пор, пока из яиц не вылупятся цыплята или же яйца совсем испортятся. Как же сделать так, чтобы они поскорее испортились? Джудит вспомнила и довольно поджала губы: за двадцать восемь лет супружеской жизни ее женский арсенал пополнился несколькими весьма действенными приемами — в том числе такими, которые давали очень быстрый эффект. Джудит запустила обе ладони под воротник мужа и ниже, на его грудь, наклонилась, целуя в шею и рот, закрыв его лицо своими волосами, и легонько покусывая…

* * *

— А ты помнишь, что в нашу первую ночь был снегопад?

Веки Гийона дрогнули, но не открылись. Расслабленной рукой он поглаживал волосы Джудит.

— Конечно, помню, — граф улыбнулся. — Ты тогда ужасно боялась.

Джудит уперлась подбородком в ладонь и принялась легонько водить указательным пальцем по груди мужа.

— Я была слишком молода и наслушалась всяких страхов, — мягко возразила она. — А ты дал мне время, чтобы успокоиться, и я всегда буду тебе за это благодарна.

— Только лишь благодарна?

— Ладно, не только, кое-что еще, — дразнящими движениями она пробежала пальцами к нижней части его тела и не сдержалась от смеха, когда он застонал.

— Ради Христа, Джудит, я уже не так молод, чтобы играть с тобой всю ночь!

— Разве ты чем-то рискуешь?

— Если осмелюсь на еще одну попытку, рискую уйти из жизни! — Граф засмеялся и лениво приоткрыл веки, рассматривая супругу. Роскошные рыжеватые волосы кое-где были подернуты сединой, а возле уголков глаз и около губ поселились тоненькие сеточки морщин. Но она была по-прежнему привлекательна, тело не утратило стройности, несмотря на то, что выносила пятерых сыновей, и еще две беременности закончились неудачно. Их брак был заключен по политическим соображениям, устроен вопреки желанию обоих и начался с взаимного недоверия и недовольства. Тем не менее из семян вероятной катастрофы выросла глубокая и прочная любовь. Гийон продолжал находить в своей жене столь же острое удовольствие, как и в молодые годы, поскольку Джудит в избытке обладала запасом приемов и сюрпризов, подогревавших мужской интерес. Он же по натуре был верным супругом и не видел никакого смысла уходить куда-то ради примитивной похлебки, когда дома всегда ждал роскошный пир.

— А вот Ральфу-то как раз нравилась чужая похлебка, — негромко промолвил Гийон.

— Что? — удивленно переспросила Джудит и пристально посмотрела на мужа.

— Так, ничего. Глупые мысли вслух. Я же тебе сказал, нет смысла стегать кнутом павшего коня. — Он со смехом отвел от своего тела руку жены.

— Да, кстати, для поездки в Виндзор Ренарду нужен новый конь. — Графиня поцеловала супруга в подбородок и положила голову ему на плечо. — Он, похоже, вырастет выше тебя, хотя шестнадцать ему исполнится только на Сретение.

— Я и сам это заметил, — удрученно улыбнулся Гийон. — Тогда Звездный Свет станет запасным. Ему осталось не более пяти лет жизни, ведь он был еще жеребенком, когда Майлс получил его.

Джудит ощутила знакомый укол боли в сердце, как бывало всякий раз при упоминании имени старшего сына. Ее первенец утонул вместе со своим кузеном принцем Уильямом во время кораблекрушения «Белого Корабля». Когда это было? Прошло шесть лет, но и сейчас Джудит явственно представила, будто это было вчера, как Гийон въезжает во двор Равенстоу с ужасной новостью, полученной из Саутгемптона. Она тогда была на восьмом месяце, беременна Уильямом. В тот день был сильный ветер, он бил холодными толчками прямо ей в лицо, щеки закоченели, и даже сознание словно замерзло. Даже могилы не осталось, где можно было бы оплакивать сына, лишь широкая пустыня серой мрачной воды. В часовне Равенстоу хранился портрет, но что он значил по сравнению с живым подвижным мальчиком!