— Да, да, и ты это знаешь, — выкрикнула Хельвен сердито.

— Знаю?

Хельвен нетерпеливо фыркнула и подняла руку, чтобы отвести от своего лица ладонь Адама.

— Когда осенью в Равенстоу я увидела тебя, мне захотелось быть с тобой, — сказала она низким проникновенным голосом. — Но мне казалось, что ты все еще тот хорошо знакомый мне мальчик, мой приемный брат. В глубине души я понимала, что ты стал мужчиной, и запуталась в двух столь несхожих мнениях. Я и сейчас не знаю, что делать, но теперь нет времени для выбора. Я попала в западню. — Хельвен повернула руку Адама так, что его рука оказалась в ее руке ладонью кверху. Ее пальчики ощутили неожиданно твердую и жесткую кожу от работы с мечом.

— А я всю жизнь провел в западне, — прошептал он, — и время еще есть. После сегодняшнего дня все только начнется. — Их пальцы переплелись, Адам привлек Хельвен к себе. Всего один миг она противилась, но тут же тело расслабилось и приникло к нему. Пробудившееся желание начало вытеснять благоразумие, растапливать сдержанность, как пламя свечи, сжигающее фитиль, превращает воск в текучие слезы.

В дверях громко кашлянул Суэйн, незамедлительно пришедший после того, как Остин рассказал ему о появлении Хельвен.

— Мой господин, я принес точильный камень, а еще вам надо обязательно размяться перед боем. — Он окинул Хельвен каменно-непроницаемым взором и учтиво склонил косматую голову.

Адам вздохнул, возвращаясь к суровой действительности. Разгоревшееся в сердце пламя стало утихать, превращаясь в мерцающие угли, но глаза не отрывались от лица Хельвен, словно пытаясь навсегда запечатлеть любимые черты. Наконец он сделал глубокий вздох и решительно отстранился.

— Молись за меня, — Адам печально улыбнулся. — Если все получится, мы скоро снова будем вместе. Если же нет, — он пожал плечами, — по крайней мере у нас была возможность попрощаться друг с другом. Я очень рад, что ты пришла.

— Да хранит тебя Всевышний, — с трудом прошептала Хельвен и, поскорее набросив капюшон накидки, бросилась вон из комнаты, боясь разрыдаться.

* * *

Хью де Мортимер смотрел на своего единственного сына. Высокий и широкоплечий, тот должен был наклониться, чтобы попасть на огороженную забором арену во дворе замка. Отец сердито стиснул в кулаки пальцы, покрытые шрамами давних сражений.

— Он невиновен, — объявил он скрипучим голосом, напоминавшим трение лезвия меча о сухой точильный камень.

Гийон притопывал ногами, стараясь согреться, и также смотрел на арену и двух молодых людей, вышедших на единоборство. Адам беспрестанно двигался, стараясь не дать мышцам застыть на промозглом холоде, покрывшем все вокруг блестящей коркой льда.

— Боюсь, мой приемный сын не разделяет твоей убежденности. Мне неприятно об этом говорить, Хью, но я думаю так же, как он. — Граф повернул голову к старику, стоявшему рядом на небольшом возвышении.

— Значит, для тебя слово валлийского варвара, презренного отродья гнусных предателей, кажется более правдивым даже перед честным словом моего родного сына?

— Не хочется ссориться с тобой, Хью, — ровным голосом промолвил граф, — нам обоим сейчас тяжело.

— Если бы желания могли обращаться в коней, тогда и нищие стали бы всадниками, а шлюхам вернулась бы девственность! — желчно проскрипел старший де Мортимер, разозленный до крайности. — Если бы ты знал, какое большое значение придавал Варэн твоей распутной дочке!

— Я знаю, какое значение он придавал собственному тщеславию, — вспыхнул Гийон, желая защитить честь Хельвен. — Моя дочь не распутница. Выбирай выражения, если хочешь говорить со мной.

— Выбирать выражения? Кровью Христовой клянусь, как только я представлю себе…

— Успокойтесь, господа, — сказал король, ловко вклиниваясь между спорящими. — Достаточно нам одной неприятности, когда вынуждены драться двое молодых людей. Ни к чему двум моим старейшим вассалам затевать по этому поводу открытую перебранку.

Гийон проглотил свой гнев и поклонился Генриху.

— Я вовсе не хотел причинять обиду или вести себя неподобающим образом, — заявил он и протянул открытую ладонь Хью де Мортимеру. Тот совершенно проигнорировал примирительный жест и ограничился тем, что отвесил в сторону короля чопорный поклон.

— Жаль, что вы не придерживались такого настроения, когда распоряжались своими домочадцами, милорд, — раздался холодный вкрадчивый голос императрицы Матильды, стоявшей теперь рядом с отцом. На ней было бархатное платье, по цвету напоминающее свежепролитую кровь, поверх которого она набросила вышитую узорами накидку, подбитую соболями. Блестящие косы ниспадали из-под тонкой золотистой вуали, удерживаемой на голове обручем, украшенным темными самоцветами, поблескивавшими, как консервированные фрукты.

Гийон посмотрел на сводную сестру своей жены бесстрастным взглядом, за которым угадывалось нешуточное недовольство, и неожиданно заявил, выдохнув большое облако пара:

— Рискну утверждать, что у каждого из нас найдется собственный скелет, замурованный в темном чулане. — При этом он взглядом выискивал кого-то среди собравшихся на предстоящее зрелище дворян, пока не остановился на Бриене, незаконном сыне Алена Ферганта, и замер в красноречивом молчании.

Лицо императрицы ничем не выдало, что она прекрасно поняла намек. Однако от внимания Гийона не ускользнуло, как ее пальцы сердито сжались в кулаки в длинных рукавах бархатного платья. Он понял, впрочем, без особого удовлетворения, что колкость попала в цель. Бриен ФицКаунт — красивый и умный молодой человек с волевым характером, успешно сочетающий тонкие манеры царедворца с жизненной практичностью солдата. Бриен приходился незаконным сыном известной, но не слишком важной бретонской графине. В таком статусе у него не было ни малейшего шанса стать для Матильды принцем-консортом[7]. Разумеется, никто не станет посягать на их отношения, скрытые от посторонних глаз запертыми дверьми и затворенными ставнями. «Не попадайся» — такова одиннадцатая заповедь для придворной публики, а Матильда в этом вопросе была весьма удачлива… пока.

Легкое волнение в толпе зрителей, собравшихся поглазеть на поединок, вдруг сменилось взрывом возбужденного ропота. Даже стоявшие на арене противники на время перестали обмениваться враждебными взглядами и дружно повернули головы. К сиденьям подходила группа солдат, сопровождавших идущих в центре графиню Равенстоу и ее падчерицу, в последнее время снискавшую дурную репутацию. Простолюдины вытягивали шеи, стараясь все разглядеть получше, перешептывались между собой, пересказывая различные небылицы, связанные с молодой рыжеволосой женщиной. В основном публика положительно оценивала достоинство, с которым женщина вышагивала по коридору, образованному караульными замка Равенстоу.

Кое-где в толпе раздались произнесенные несколькими зрителями слова «шлюха» и «распутница», но общего одобрения такая оценка не встретила. Привлекшая общее внимание женщина совсем не походила на шлюху, к тому же простолюдины испытывали к паре любовников заметно больше симпатии, чем дворяне, как всегда, кичившиеся показной преданностью чести рода. Звучали и приветственные возгласы, добродушно подбадривавшие Адама и уважительные по отношению Хельвен.

— Просто цирк! — проскрипел сквозь стиснутые зубы Хью де Мортимер. — Вы слышите это? Слава богу, я не взял сюда в Виндзор мою маленькую Элинор.

— Как ты думаешь, для чего они явились сюда? — бросил Гийон, также не скрывая отвращения. — Хотят дарового развлечения. — Он стал протискиваться вдоль сидений к жене и дочери и помог им подняться по ступенькам.

Хью де Мортимер, всегда улыбавшийся при виде Хельвен, и еще совсем недавно при встрече обнимавший ее, как собственную дочь, теперь смотрел с отвращением, и слово «проститутка» так и светилось в его взоре, хотя и не было произнесено вслух. Хельвен чувствовала себя, как оплеванная, когда, опустив глаза, делала реверанс перед Генрихом, а потом перед императрицей. Матильда знаком велела ей подняться, окинула задумчивым внимательным взглядом, после чего с едва заметным кислым изгибом губ, никак не дотягивающим до понятия улыбки, прикоснулась к ее щеке примирительным поцелуем.

— Подойдите, леди Хельвен, присядьте возле меня, если желаете, и погрейтесь у жаровни. Хотите вина? — Императрица прищелкнула пальцами, подавая знак слуге.

Поведение Матильды могло объясняться как дипломатическим искусством, так и добрыми побуждениями. Однако быстрый злобный взгляд императрицы в сторону Хью, а затем и Варэна де Мортимеров, тотчас рассеяли возникнувшие иллюзии Хельвен о причинах благосклонности к ней со стороны дочери короля. Матильда вела свою игру — так пресыщенная жирными сливками кошка своими бархатными, но опасными лапками прикасается к пойманной мышке.

Хельвен с механической покорностью подошла к указанному месту и села рядом с роскошно наряженной императрицей, чувствуя себя участницей какой-то чудовищной пантомимы. Все время, пока зачитывались и опровергались обвинения и контробвинения, она не сводила глаз со своих побелевших костяшек пальцев. Наконец осмелилась поднять взгляд на Адама, говорившего в тот момент о своей невиновности и предательстве противника. Адам стоял с непокрытой головой, вьющиеся волосы потемнели от множества капель ледяной влаги. Как и Варэн, он был без кольчуги, только в стеганой кожаной куртке с расширявшимися ниже локтей рукавами, надетой поверх обычной туники, вооруженный щитом, мечом и собственным умением. То же самое готов был противопоставить и Варэн. На арене сошлись два живых человека, но уйти живым было суждено лишь одному.

Адам метнул единственный короткий взгляд в сторону Хельвен и слегка приподнял меч в приветственном салюте. Голубоватый отблеск с лезвия меча уколол Хельвен в самое сердце. Стоящий за спиной отец положил руку ей на плечо и легко стиснул его.

— Мужайся, моя девочка, — прошептал он по-валлийски, на родном для Хельвен языке, единственном, который она понимала в младенчестве. Она едва не всхлипнула от неожиданности и положила свою руку на отцовскую. В эту минуту Генрих кивнул распорядителю, и тот набрал в легкие побольше воздуха.

— Именем Господа и короля, повелеваю начать поединок. К бою! — громко прозвучало в морозном воздухе, и толпа замерла в оцепенении, устремив взоры на огороженную барьерами площадку.

Адам слегка присел, закрывшись щитом и стараясь надежнее чувствовать почву под ногами. Сейчас каждая обледеневшая травинка походила на серебристое копье, угрожавшее предательским скольжением, влекущим за собой смерть. Варэн двинулся боком, словно краб, выставив вперед щит и меч, крепко зажатые в стиснутых руках, на щеке виднелась заживающая глубокая царапина, последствие и напоминание о схватке, происшедшей в спальне.

Де Мортимер бросился в атаку. Адам парировал удар ловким скупым движением и ушел из опасной близости. Кто-то из зрителей злобно хихикнул, но Адам уже ничего не слышал, сосредоточившись на поединке.

Де Мортимер имел небольшое преимущество в росте — совсем незначительное, ведь оба доставали до отметки в два ярда[8]. Однако у Адама ноги были длиннее, а Варэн сложен более пропорционально. Вообще, де Мортимер имел более мощное тело, но это оборачивалось меньшей подвижностью. Оба противника, обученные боевому искусству в замке Равенстоу, прекрасно владели мечом, щитом и умением передвигаться в условиях боя.

Варэн напал снова, Адам опять отразил удар. Лезвие меча ударило в щит и отскочило, издавая глуховатый железный звон. Адам тоже нанес первый в этом поединке удар, щит Варэна оказался наготове. Отдача от удара волной пробежала по руке Адама, болью отдаваясь в плече. Варэн сделал мощный толчок щитом, Адаму пришлось отскочить назад, раскрываясь вполоборота и удерживая перед собой щит. В этот же миг он нанес низкий удар обратной стороной меча, целясь в незащищенное правое колено Варэна. Тот отпрыгнул и поскользнулся на замерзшей траве. Толпа взревела и подалась вперед, но тут же была оттеснена солдатами королевской гвардии. Адам рванулся, нанося новый удар, однако Варэн принял удар на щит, сдержал натиск и, восстановив равновесие, бросился в атаку. Яростным натиском он оттеснил Адама к самым стойкам барьера, нанеся целую серию сокрушительных рубящих ударов. Затем настала очередь Адама загнать соперника в угол. То наступая, то отражая натиск противника, мужчины гулко обрушивали мечи на исколотую в щепки многострадальную липовую древесину щитов. Иногда раздавался звонкий звук удара скрещенных стальных клинков. Дыхание обоих рыцарей стало частым и хриплым от тяжкой ратной работы. Варэн сумел пролить первую кровь соперника, затем второй раз зацепил Адама. Незначительные порезы, но это доказывало, что Адам теряет свое преимущество в скорости.

Хельвен слегка отвернулась, сердце сжалось, тело неподвижно застыло, готовое стать свидетелем любого исхода. Рядом в напряжении сидела Матильда, поблескивая синими, как озера, глазами. Она походила на древнюю богиню, главную фигуру на обряде жертвоприношения, и наслаждалась каждым мигом происходящего.