Адам поднял на нее удивленный взгляд.

— Ты уже… — но оборвал фразу. Лицо Хельвен было таким бледным, что кожа казалась прозрачной. Мелькнула мысль, что она вот-вот потеряет сознание. — Хельвен? — Адам буквально вскочил с кровати, но не успел сделать и шага, как Хельвен стремительно подбежала к нему, одной рукой крепко обхватила его за шею, почти повиснув на нем, и прижалась губами к его рту. Ее губы не просто предлагали себя, они неистово требовали ответа. Адам ощутил солоноватый вкус слез, почувствовал, как тело жены сотрясает дрожь. Свободной рукой она стала ласкать его уже совсем интимными движениями, возбуждая огонь страсти. Адам прервал поцелуй, хватая ртом воздух, словно тонущий человек. Он поспешно перехватил ее руку и отвел в сторону от своего тела, боясь, что вот-вот утратит над собой контроль и потащит ее в постель, чтобы сделать то, чего она откровенно добивается.

— Нет, Хельвен. Сейчас не надо, — сказал Адам тихим, но хриплым голосом. — Не буду отрицать, я хочу тебя. Однако лучше не делать это в такой спешке, после я буду сожалеть об этом. Если ты просто хочешь выплеснуть злость и отчаяние из-за дедушки, лучше сделать это по-другому. Пойди ударь кулаком по стене или забей свинью, сядь на лошадь и проскачи верхом по полям, только не тащи свое настроение в нашу постель. Видит Бог, это место у нас и так повидало немало мучений и страданий.

Хельвен покачала головой, пожирая его глазами.

— Ты меня не понял, Адам. Дело вовсе не в том, что я боюсь потерять своего деда. Просто я…

Рядом послышался сдержанный кашель и сразу же в комнату вошел Остин, держа под мышкой несколько листов пергамента. Перья и рожок с чернилами он держал в руках. Из-за плеча парня выглядывала служанка, приготовившая еду и вино.

Адам мягко отстранил Хельвен.

— Спасибо, Остин. Положи все это и можешь быть свободен.

Пока оруженосец выполнял приказание, а служанка ставила поднос, Адам снял поножи и наголенники, готовясь совершить омовение в ванне.

Остин поклонился и ушел, отпустили и служанку. Хельвен подняла кувшин, чтобы налить Адаму чашу вина с пряностями. Рука, державшая резную рукоятку сосуда, подрагивала.

Тем временем Адам отложил мочалку, поставил подальше блюдце с мылом и промолвил с неожиданной спокойной решимостью:

— Хельвен, сходи к моему сундучку и принеси шкатулку, которая лежит на самом дне.

Хельвен вручила ему кубок с вином, окинув мужа любопытным взглядом, и отправилась выполнять просьбу. Шкатулка оказалась под летней накидкой Адама и легкими льняными туниками. Это была маленькая, изысканно изготовленная из кедровой древесины, коробочка. Поверхность была украшена медными пластинками, покрытыми эмалью с изображениями знаков зодиака. Странно было видеть подобный предмет среди вещей воина.

— Я привык считать, что она принадлежала моей матери, — бросил Адам, настороженно поглядывая на жену из-под опущенных век. — Один из братьев матери привез ее с Востока среди множества прочих диковин. Я давно хотел подарить тебе эту штучку, но как-то забывал. Украшения теперь твои. Это были личные драгоценности моей матери, они не учитывались при передаче титулов и владений по наследству. — Адам смущенно пожал плечами. — Их не так уж много. Ее первый муж явно не видел смысла обвешивать женщину безделушками, когда деньгами можно распорядиться с большей пользой. Ну а мой родной отец — ты про него все знаешь.

Хельвен присела на постель и, бросив взгляд на Адама, подняла крышку шкатулки. Внутри, посверкивая, лежала небольшая кучка драгоценностей. Две пары сережек в византийском стиле, возможно, подаренные тем же братом, который привез шкатулку, ожерелье из эмалированных бронзовых звеньев и кошелечек с застежкой из эмали «клуазоне». Кроме того, Хельвен обнаружила в шкатулке ирландский браслет из витого золота, скромную серебряную застежку для накидки и несколько изящных позолоченных пряжек для обуви. Она сдержанно поблагодарила мужа за подарок, размышляя, почему он решил именно теперь передать ей эти предметы. Может, это просто подачка для ублажения ее гордости? Или нечто вроде сладкого утешения обиженному ребенку?

Адам вышел из ванны, вытерся и надел ночную рубашку. Затем он присел возле Хельвен.

— Ты еще не открыла выдвижной ящичек у самого донышка, — он указал на медную полоску возле основания шкатулки. Прищурив глаза, Хельвен всмотрелась в шкатулку и обнаружила, что показавшиеся простыми элементами украшения шишечки имели особое предназначение. Она нажала на одну из шишечек, и ящичек легко выдвинулся наружу. Хельвен даже охнула от удивления и взяла в руки лежавшую внутри брошь.

— Твой дед велел отдать ее тебе, когда я сочту это удобным. — Адам внимательно следил за реакцией жены.

Она засмотрелась на изысканный предмет.

— Так тебе это дал дедушка? Брошку в виде волка? — Хельвен встретилась взглядом с мужем.

— В самую первую ночь, когда мы вернулись из Виндзора. Сказал, чтобы мы не растрачивали себя на пустые дела и споры. К сожалению, этому совету мы пока не слишком следовали, не так ли? — Адам едва уловимо пожал плечами.

— Неплохой подарочек он нам припас, — пробормотала Хельвен, поглаживая фигурку волка указательным пальцем.

— Ты тоже подарочек что надо. — Адам дотронулся до ее косы. — Ты, видимо, собираешься сидеть с дедом всю ночь?

— Да, — голос Хельвен прозвучал сдавленно от накатывающихся слез.

— Тогда надень эту штучку ради него. — Адам наклонился, чтобы поцеловать жену, но быстро оторвался от нее и пересек комнату, направляясь к ожидавшим его пергаменту, перьям и обременительной работе по написанию письма.

Адам заставил себя заняться письмом, предоставив жене возможность обдумать все и восстановить силы. Он хотел быть рядом, но не навязывать свое общество. Хельвен повернула голову в его сторону и увидела, как Адам старательно трудится над письмом к ее отцу. Пальцы уже были испачканы чернилами, а так как он в задумчивости потирал лицо руками, черные полосы появились на лбу, щеках и носу. В душе Хельвен проснулась неожиданно сильная нежность к мужу. Это чувство было так непохоже на ее былые чувства в отношении Ральфа, как гусеница непохожа на бабочку. Но было и нечто похожее на ощущения гусеницы в коконе, как она себе представляла: пробуждение от долгого сна, осознание выросших крыльев. Хельвен встала, подошла к Адаму, обхватила его руками за шею и потерлась щекой об его щеку.

— Спасибо, Адам, — тихо проговорила она.

Ответом была не улыбка и не слова признательности. Как раз в это мгновение Адам чертыхнулся, так как сломал уже второе перо, снова разбрызгав вокруг себя чернила. Он с отвращением швырнул обломок пера на пол, но при этом смахнул со стола и рожок с чернилами. Выплеснувшаяся порция чернил моментально уничтожила те несколько слов, которые он вымученно написал на пергаменте. Комнату огласила целая серия ярких образцов сквернословия, и Хельвен застыла в крайнем изумлении. До этой минуты она была уверена, что ей знакомы самые крепкие солдатские ругательства по эту сторону от Иерусалима. Подавив желание расхохотаться над диковинным смыслом самого грязного из услышанных ругательств, она схватила одно из банных полотенец и попыталась стереть чернильное пятно. Но было поздно, пергамент был окончательно испорчен. Хельвен прикусила губу и посмотрела на мужа.

— Может быть, лучше я напишу?

— Сама напишешь? — На лице Адама появилось неуверенное выражение облегчения, он торопливо схватил чистые листы пергамента и сунул их в руки Хельвен. — Я не хотел нагружать тебя еще больше…

Хельвен поняла, что необычное чувство только усилилось в душе, воспарило выше в небеса, освобождаясь от старых оков. Она улыбнулась, и у Адама перехватило дух при виде выражения на лице жены, от которого он буквально остолбенел.

— Я собиралась сказать еще раньше, перед тем как нас прервали, что боюсь потерять не дедушку — а тебя. — Хельвен просунула ладонь под ночную рубашку Адама и провела по кровоподтеку над недавно затянувшимся шрамом. — И, если даже нашу постель посещал дух Ральфа, я не верю, что так будет и дальше. — Хельвен легонько прижала ладонь к телу мужа, но не двинулась в своем прикосновении. Следующий шаг должен был сделать он. — Ральф любил шептать мне слова о своей вечной любви, но в тот же день мог увлечься другой женщиной. Слова ничего не стоят — каждый может говорить любое, что взбредет в голову. Только дела говорят сами за себя, и говорят громче всяких слов.

Адам смотрел на нее так, что обжигал взглядом. Он с трудом проглотил комок и, сознавая, что голос может стать совсем непослушным, молча обхватил Хельвен за талию и приблизился ртом к ее губам. Первый поцелуй получился долгим и нежным, за ним последовал такой же второй. Но третий стал более глубоким, и испытанное возбуждение толкнуло обоих ближе к кровати. Однако они не спешили, ибо теперь Хельвен не испытывала желания ускорить ход событий, а у Адама ушло в прошлое стремление побыстрее овладеть тем, что он не мог считать своим.

Оторвавшись от губ Хельвен, Адам словно впервые обратил внимание, как прекрасны ее полузакрытые глаза, мочки ушей и мягкая нежная впадина в месте соединения ключиц. Он стал распускать ее косы и легонько перебирать волосы, показавшиеся струящимся ручейком прохладного пламени. Затем Адам снял с жены верхнее платье, повернул ее и принялся развязывать шнурки туго затянутой нижней туники, любуясь сказочной белизной ее шеи, мелькающей между прядями пышной медно-золотистой копны волос. Хельвен возбужденно вздохнула, изгибая шею от его прикосновений.

Адам проглотил наполнившую рот слюну, вызванную обжигающе-острым импульсом желания, и попытался отвлечься от любовных фантазий. Он сосредоточился на завязках, управиться с которыми для него оказалось совсем не простым делом, так что он не раз чертыхнулся про себя. Когда же все шнурочки оказались развязанными, и тунику удалось снять, Хельвен предстала перед ним в одной короткой рубашечке, и проникавший сквозь тонкую ткань свет хорошо очерчивал линии ее тела. Хельвен повернулась и обхватила мужа за шею. Ее удивительные очертания тела вдруг оказались тесно прижавшимися к его телу, и две половинки вновь стали единым целым.

На мгновение Адам едва не уступил своему неистовому желанию, однако отвлек себя мыслями об упражнениях с копьем и щитом на столбе. Если мчаться слишком быстро, легко затратить всю энергию, и тогда вполне можно закончить дело лежащим на земле тренировочного двора. Важнее всего не утратить равновесия и верно рассчитать время, не позабыв и о контроле за своим копьем. Последнее сравнение, нескромное, но весьма уместное, вызвало в Адаме волну молчаливого смеха, напряжение спало. Все еще заставляя себя думать о тренировочных проблемах, он взял жену на руки и бережно понес к постели.

Хельвен тихо вскрикнула, когда пальцы Адама стали осторожно поглаживать по округлости ее груди, ласково сжимая их в направлении сосков, отчего те набухли и затвердели. Адам покрыл кожу Хельвен вокруг горла ожерельем торопливых и нежных поцелуев. Второе ожерелье легло чуть пониже, а третье проходило через ложбинку между грудями. Голова Адама скользнула вбок, Хельвен ощутила влажный горячий язык, касающийся ее соска, и тело пронизала сладостная волна. Она с силой прижалась к Адаму, в то время как он поцелуями прокладывал обратный путь к ее шее, завершив это движение в точке, где бился пульс. Сердца стучали в унисон друг другу, и Адам снова вспомнил о быстром топоте копыт, когда конь галопом мчит седока сквозь клубы пыли к столбу на дальнем конце тренировочного двора.

Хельвен изогнулась всем телом и стала тереться о разгоряченное набухшее древко мужа. Адам издал стон и зажмурил глаза, лихорадочно вспоминая порядок упражнений на тренировочном дворе. Только не торопиться, сдержать невыносимую жажду быстроты… Тело Хельвен раскрылось перед ним, как воздух расступается перед стремительным полетом брошенного сильной рукой копья. Адам чувствовал, как пальцы Хельвен крепко впиваются в кожу, как жаркие податливые бедра охотно отвечают его движениям, а шелковисто-гладкая кожа ласково обволакивает тело. Каждое новое движение, каждый бросок вперед уверенно приближал Адама к красной мишени в центре щита.

Хельвен мотала головой из стороны в сторону, и не удивительно, что прядь ее волос оказалась во рту Адама. Это на миг отвлекло его внимание, он замедлил темп своего наступления. Послышался невнятный возглас неудовольствия, и в тот же миг женское тело еще крепче прижалось к нему. Теперь ногти Хельвен по-настоящему больно вонзились в кожу. Хватанув ртом воздух, Адам возобновил свои движения с новой силой. Все мыслимые чувства и ощущения постепенно сосредоточились в одном месте, где жар неизбежного взрыва накалялся с каждой секундой. Хельвен все выше поднималась под ним, одержимая неистовой силой любви, когда внезапно замерла. Раскрыв глаза, она встретилась с ним взглядом, исцелованные губы приоткрылись, и Адам услышал рвущийся из горла Хельвен сдавленный крик. Одновременно она сильно выгнулась под ним, ни на мгновение не отрываясь от его тела, и для Адама настал миг вершины блаженства. Теперь уже он изогнулся всей спиной, а копье, вонзившееся, наконец, в самую сердцевину мишени, надломилось и стало раскалываться на множество осколков.