Просить за Мишку.

– Я пришла поговорить с тобой.

– Вот как? О чем? – о его прямолинейность сегодня можно ровнять углы, но я готова к тому, что признание будет стоить мне гордости.

– Я пришла тебя просить.

Вот теперь в его глазах отражается удивление. Только теперь. Не тогда, когда он меня увидел.

– Как интересно, – и снова взгляд цепляется за мои губы. Обветренные и сухие, забывшие о помаде. – Надеюсь о том, о чем я подумал?

– Нет! – я отвечаю слишком стремительно для того, чтобы сыграть в непонимание и успешно скрыть свои мысли. – Не об этом, – смотрю на него прямо, но меня выдают пятна румянца, вспыхнувшие на щеках, и голос, от его давящей близости упавший почти до шепота. – Совсем не об этом.

– Жаль. А я уж было подумал, что ты по мне соскучилась.

Ручка замка за моей спиной внезапно щелкает, раздается стук в дверь, и растерянный женский голос, принадлежащий длинноволосой девице, не так давно покинувшей кабинет Бампера, произносит, спасая меня от ответа.

– Виктор?.. Извини, но ты просил. Я так поняла, что ты хотел сейчас.

Что просил и что хотел? Неужели…

Неважно! Оглянувшись на стук, я поднимаю на Бампера глаза.

– Если я не вовремя, и ты занят, я подожду! Могу на улице, чтобы не злить твоего вышибалу. Но мы должны поговорить.

– На улице дождь, а судя по твоему внешнему виду – ты пришла без зонта. Одна.

Я снова для него слишком прозрачна, но мне плевать.

– Подумаешь! Я спешила. И потом, мне все равно.

– Даже так?

Он открывает дверь и берет из показавшихся в проеме девичьих рук чашку кофе.

– Спасибо, Неля! – закрывает дверь на замок, протягивая мне дымящийся напиток.

– Держи, Коломбина! – предлагает без права выбора. – Еще чихать начнешь. Избавь меня от жалкого зрелища тебя сопливой.

Эта чашка кофе ему до неприличия идет. Даже зубы сводит от картины уместности. Рабочий кабинет, вечер, уверенный в себе молодой мужчина. Дорогая обувь, ремень, часы… Расстегнутый ворот закатанной до локтей рубашки. Только девушки не хватает рядом ему под стать. Такой же вылизанной и красивой, как его мать. С такими же глянцевыми манерами.

– Издеваешься, да? – я чувствую, как шелк юбки змеей ползет по моей голой ноге, а мокрые волосы щекочут шею, когда тщетно пытаюсь вернуть себе приличный вид.

– Пытаюсь быть обходительным, милая. Жалею. Возвращаю долг. Сама в нужном месте поставь галочку.

Ну вот, он снова натягивает струну, но я не дам ей сейчас так просто порваться.

– Мне ты ничего не должен, Бампер. А Мишке ты долг отдал. Я знаю.

– Бери, кому сказал! А то вылью на голову! Хоть так согреешься! – реверансы закончились, и парень, ловко подхватив меня под локоть, уводит к столу. Огибает его – массивный, из темного дерева, опускаясь в кресло, со стуком ставя передо мной чашку. – Знает она…

– Не буду!

Пошел к черту! Только попробуй вылить, и я тебе покажу, где у Колобка плешивое место! И милую вспомню, и вообще… Все вспомню! Но я молчу, помня о Мишке, глядя, как меняется взгляд парня, вновь становясь из раздраженного равнодушным.

– До свидания, Коломбина. Как-нибудь встретимся. Сама найдешь выход или тебя проводить?

– Черт! – я знала, что Рыжий крепкий орешек, но это же сущая глупость, честное слово! Упрямство чистой воды, на которое и отвечать смешно! – Ну, ты и гад!

Я беру чашку с кофе и подношу ко рту, делая жадный, обжигающий горло глоток. Горько-сладкий, но неожиданно приятный, пусть и излишне демонстративный. С удовольствием повторяю, раз уж хозяин клуба сегодня такой щедрый к своей гостье.

– Уж чья бы буренка мычала… Ну вот, присосалась она. Вампирша! Оставь хоть глоток! Все же Нелечка для меня старалась.

Он заставляет меня поперхнуться и едва не разбить чашку о его лоб, возвращая полупустую на стол.

– Нет, все-таки издеваешься! Я с тобой с ума сойду!

Я упираю ладони в стол и смотрю на него сверху вниз, – в самоуверенное, породистое лицо любимчика фортуны, – но его ничуть не смущает моя нахохленная поза. Напротив, Рыжий спокойно допивает кофе, подхватывает со стола зажигалку, пачку сигарет и спокойно закуривает, откинувшись на спинку кресла, удерживая мой взгляд. Я жду, что вот сейчас он выдохнет дым мне в лицо, наказывая за упрямство, но он в последний момент отворачивается.

Слова вырываются прежде, чем я успеваю подумать, есть ли мне дело до его привычек, как и до него самого. Он снова молчит, – мне просто необходимо хоть что-нибудь сказать!

– Терпеть не могу курящих мужчин!

Если Рыжий и удивляется, то виду не показывает.

– И много их у тебя было – курящих? – лениво интересуется, затягиваясь дымом, и я тут же уверенно отвечаю:

– Ни одного!

– Лгунья, – его глаза смеются, но я вижу в них непонятную злость. – Ну, один-то был точно, Коломбина, – поднимает бровь с намеком. – Печально, что ты обо мне упорно забываешь. Да и хлыщ твой ревнивый тоже не прочь сигареткой побаловаться, – замечает с подтекстом, – значит, уже два. Сегодня пришлось даже в зубы вставить болезному, чтобы не скулил. Если бы не подвернувшиеся интересы, может, и по-серьезному поговорили бы с ним за жизнь, а так… Впрочем, еще не вечер, чтобы судить.

– Он не мой хлыщ, я тебе говорила.

– Ну да, – ухмыляется Бампер. – Что же ты тогда здесь делаешь, милая? Заявляя, что все знаешь? – Прикрыв глаза, парень откидывает запястье, бросая взгляд на часы. – Разговор был чуть больше часа назад… Что, уже прибежал к юбке жаловаться на меня? Так я ему, вроде, палки в колеса не вставлял. Пусть живет, если он для тебя так важен. Кстати, милая, мы в большом городе живем. Здесь девушке одной ходить поздним вечером – чревато. Даже с просьбами. Особенно в клуб. Опоздай ты на десять минут, и меня могло здесь не оказаться.

– Прекрати. Прекрати называть меня милой. Пожалуйста, – неожиданно прошу я, чувствуя, как к горлу подкатывает обида. – Уж лучше Коломбина. Тем более что тебе все равно.

– Как скажешь, – отвечает он отрывисто и сухо, сквозь дым. Так отстраненно, что я уже не надеюсь быть услышанной.

Я опускаю руки, отстраняясь от стола. Тянусь к мокрым лацканам куртки, чтобы одернуть их – неприятно льнущие к коже, дав себе чуть больше свободы для вздоха.

– Мишка мне друг. Друг детства. Близкий и дорогой, хоть и дурак. И он не ябеда и не трус, чтобы бежать ко мне с нытьем. Я не знаю, какое тебе дело до того, есть между нами что-то или нет. Да, было! Давно! И что?.. Было один раз и то только потому, что кто-то обозвал меня безгрудой комедианткой в юбке! На которую без стопаря и не взглянешь. Смешной Коломбиной! Самой вспоминать не хочется! Хотелось доказать себе, что могу быть хоть кому-то интересна.

Рыжий тушит сигарету о пепельницу и вновь прячет руки в карманах брюк, откидываясь на высокую спинку кожаного кресла. Смотрит прямо в глаза, напрягая скулы.

– Да, ты прав, я пришла просить за Мишку. Полчаса назад он приехал ко мне в общагу и сказал, что намерен участвовать с друзьями в мотогонке на трассе под твоим прикрытием. На ваши с ним личные долги мне плевать, разбирайтесь сами, не маленькие, но мне не все равно, если с ним сегодня что-то случится. Да и завтра тоже! Потому что он не гонщик! От слова «совсем»! Даже имея первоклассный спортбайк, он может не удержать под собой на скорости мокрую трассу, ориентируясь на Лома, а его «Kawasaki» не так уж и хорош, как Мишка мнит себе. Если он разобьется к чертям собачьим, как я буду смотреть в глаза его отцу и матери? Зная, что не остановила? Не помешала? Пожалуйста, Артемьев, будь человеком, я тебя очень прошу. Помоги. Даже если тебе плевать.

Бампер поднимается на ноги, отворачиваясь к окну. Вновь чиркает зажигалкой, выбив из пачки сигарету, но вдруг бросает ее, так и не подожженную, вместе с зажигалкой на стол.

– Нет, – отрезает почти грубо, напрягая плечи. – Это мужские дела, не лезь, Коломбина. Твой друг уже достаточно мужчина, чтобы решать за себя сам.

– Ты не понимаешь! – Я сама не замечаю, как обхожу стол, приближаясь к нему, гулко цокая по полу каблуками.

– Нет, это ты не понимаешь. Я сказал – не лезь.

Он так и не оборачивается, а я не верю, что передо мной сейчас стоит Рыжий. Тот самый Рыжий, наглый и беспринципный тип, с вечно играющей на губах ухмылкой, которого я знала все это время. Настолько в парне от прежнего Бампера не осталось и следа.

– Черта с два я стану тебя слушать! – Но это всего лишь жалкая бравада, и она теряется в ответном молчании. – Эй! – я останавливаюсь за его спиной. – Ну как мне тебя еще просить?

– Не проси.

– Не могу, – признаюсь я. – Потому что знаю Мишку. Сам он ни за что не отступится, а я сегодня здорово сглупила, спровоцировав его. Пожалуйста. – Я поднимаю непослушную руку и опускаю ее на напряженную спину Бампера. – Пожалуйста… Витя, помоги.

– Ч-черт!

Он впивается руками в подоконник, но я уже одергиваю пальцы и отступаю, почувствовав, как от моего прикосновения под тонким хлопком рубашки отвердели мышцы. Испугавшись непонятного желания прижаться к этой сильной, теплой спине щекой, обвить талию руками, позволив Рыжему освободить меня от душащего, сдавившего грудь беспокойства, мешающего во всю силу вздохнуть.

– Коломбина, – он почти выплевывает, – ты просишь невозможного. Я не люблю, когда мне связывают руки. Какого черта, девочка, ты вообще забиваешь голову всякой хренью! Зачем тебе?

– Я же сказала. Потому что знаю Мишку и потому что не хочу… – но он перебивает меня.

– Видимо, не достаточно хорошо, раз пришла ко мне! Меня, получается, ты знаешь лучше.

Он прав. Я не знаю, что на это ответить и в накатывающем отчаянии кусаю губы. Если Бампер сейчас откажет, идти за помощью мне больше не к кому, а взывать к Медведу, после моих опрометчивых слов, – бесполезно. Разве что лечь под колеса спортбайка, опозорив парня окончательно.

– У меня есть условие, – наконец разрывает Рыжий затянувшуюся между нами паузу, вскидывая голову. – А скорее, два…

– Я согласна! – выпаливаю, не дождавшись, когда он закончит говорить.

– Что, даже не интересно какое? – Бампер снова стоит, расправив плечи, сунув руки в карманы брюк, глядя перед собой в задернутое жалюзи окно.

Сейчас, в его кабинете, мой ответ прозвучит куда как самонадеянно, но я должна это сказать, пусть и выгляжу, как мокрая кошка на фоне уверенного парня с глянцевой обложки журнала «Успешные люди». Даже после хорошенькой и угождающей хозяину Нелечки, отирающейся под рукой. Даже после данного себе, так легко нарушенного обещания никогда не видеться с ним. Чтобы убедить себя. Обезопасить. Доказать, что могу… Могу контролировать этот проклятый голод, от близости парня шевелящийся в животе змеей. Контролировать дважды захватившее меня прежде помешательство.

– Спать с тобой я не стану! А все остальное неважно для меня.

Я сказала это достаточно уверенно и убежденно, но с губ Рыжего почему-то срывается горький смешок.

– Спать? Не станешь?.. Коломбина, – он поворачивается и смотрит на меня с удивлением, говорит спокойно, справившись с раздражением в голосе, но так и не убрав его из глаз, – ты все еще не поняла, как это между нами происходит?.. Не думаю, что я могу заставить тебя спать со мной. Впрочем, так же как ты… – эта пауза прошивает меня насквозь, нанизывая на холодный как лед голубой взгляд, – отказать мне.

Господи, он снова прав и знает это. Напряжение уже здесь и вновь звенит между нами. Такое же острое, почти болезненное, как и прежде. Я чувствую, как натягиваются нити в нашем молчании, как прерывается в ожидании встречи и без того уже учащенное дыхание. Я почти вижу, как делаю этот последний, разделяющий нас до освобождения шаг навстречу. За которым накроет волной уже знакомое нам двоим удовольствие. Томительно сладкое, яркое в своем долгожданном исходе, полноценное, потому что он знает, потому что умеет, потому что он… это он.

И неважно, что будет после.

Не важно.

Не важно.

Все это будет потом, завтра, где-то там. Не сегодня и не сейчас.

Потому что ожидание длинною в шаг стоит раскаяния и стыда…

Я с усилием закрываю глаза, отворачиваясь от парня. Прийти сюда было не лучшей идеей.

– Так где собака зарыта, Коломбина? – возвращает меня к разговору вновь хмурый Бампер. – В чем сила твоей преданности другу? Может быть, скажешь, в обмен на мое «да»? Здесь есть что-то еще, не хочу ходить в дураках. Поверь, это будет непросто – удовлетворить твое желание, милая. Так как?

Я пропускаю обращение, сказанное со смыслом, понятным нам обоим, мимо ушей. В конце концов, я получила обещание, а не верить Рыжему у меня причин нет.

– Я тебе уже все объяснила.

– Не убедила.

– Но больше ничего нет! – Я снова смотрю на него, не понимая, что он имеет в виду. Что ждет услышать? – Я просто боюсь за Мишку, вот и все.

– Я видел его сегодня на трассе. Да, до некоторых парней твоему приятелю далеко… – губы парня вдруг сжимаются добела, словно сдерживая готовое сорваться с них ругательство, – опыта маловато, но он вполне себе уверенно держится в седле и умело ведет спортбайк, как мне показалось. Иначе я бы не стал включать его в тотализатор.