– Не делай из меня чертового Казанову, Коломбина, это не так.
– Все равно! Ты знаешь, о чем я говорю! Я никогда не смогу быть такой, как они, мне это просто не под силу! Я все испорчу, а ты будешь жалеть. Посмотри на меня! Ну, зачем?
– Смотрю. И вижу. Поверь, я вижу тебя и отдаю полный отчет своей просьбе. Оставайся собой, Таня, мне этого достаточно. Я ничего другого не прошу.
– Но, столько людей… Света не солгала, и на торжестве, правда, будет весь цвет города?
Мне бы хотелось ее успокоить, но хоть в этом я не должен врать.
– Да, Коломбина, лучший цвет. Семья Артемьевых – не последние люди, а Карловна сама по себе известный бренд. Поздравить мать и отца придут многие, это их заслуга, ну и что? Ты ведь будешь со мной. Какое тебе дело до всех?
– Да как ты это себе представляешь? – искренне удивляется она. – Я тоже вижу тебя! Вижу себя! Каждую чертову деталь твоей понтовой одежды! Это, – она приподнимает мое запястье, на котором надеты дорогие часы. – И это, – касается рукава кожаной куртки за туеву кучу баксов. – Ты думаешь, почему твоя акула не поверила сегодняшнему представлению, хотя ты очень старался быть убедителен? Почему твоя мама была так снисходительна ко мне, терпя в твоей комнате и на твоих коленях?
– И почему же?
– Потому что это забавно для них, видеть нас рядом, только и всего. Я могу поверить, но они-то – нет! Твоя мама после больницы – нет!.. Мы с ней обе знаем, что мне никогда не стать частью вашего мира даже на один вечер! Я видела тебя на свадьбе Люковых с той девушкой, с моделью… Ты был прав, Артемьев, прав еще три года тому назад. Я не такая, как она. Не хуже, я просто другая! Ну как мне тебе еще разжевать? Это будет ошибкой с твоей стороны прийти со мной, понимаешь? Для Светы я не препятствие!
Я не знаю, почему от ее слов у меня все холодеет внутри. Наверно, я не готов поверить в ее равнодушие. Не теперь, когда предельно открылся перед собой.
– Значит, тебе все равно? То, что я пойду на вечер не с тобой, с другой?
Она молчит, опустив глаза, а я напрасно жду ответа.
– Коломбина?
– Не знаю. – Неуверенно, ну хоть на этом спасибо.
– Так убеди ее. Убеди Светку. Разве это так трудно? Тем более, что я готов отвечать тебе, ты же не можешь не видеть очевидного? Со всем желанием и вниманием. С той самой нашей памятной встречи на свадьбе Люковых. Тебе, а не девушке с обложки, любимице Карловны.
– Перестань.
– Почему? Потому что меня не пугает правда? Коломбина, я не соврал тебе в клубе. Я перестал размениваться по пустякам. Пусть у меня волчий аппетит, но вкус эстета решает дело, здесь ты не ошиблась. И да, я люблю понты и дорогую одежду. Дорогие машины. Деньги, в конце концов! В этом весь я и мне это нравится. Но это не значит, что я забавляюсь ситуацией. Черт! – я чувствую, что танцую на краю. – Не значит, что ты разбираешься в людях. Ни черта не разбираешься!
Она долго смотрит на меня, прямо в глаза, словно отыскивая в них ложь, но в отличие от мыслей в глазах мне прятать нечего, и я отвечаю ей не менее открытым взглядом.
– Ты можешь отказаться. Еще не поздно.
– Поздно. Я первая пришла к тебе.
– Я пойму.
– А я нет. Я – нет! Прости мне мою трусость. Я… постараюсь справиться.
Но, словно чувствуя царапающую меня грань, когда мы садимся в машину, и я прошу Коломбину пристегнуться, она поднимает ко мне внимательный взгляд:
– Только не играй со мной, Артемьев, очень прошу. Даже если тебя не хватит надолго, не играй. Просто скажи, как есть, и я уйду.
И мне приходится ответить «хорошо», вновь чертыхаясь в душе на то, что Рыжему досталась такая упрямица.
Рука, с мягким ходом машины, привычно тянется к пачке сигарет, но тут же, сжавшись в кулак, падает на колено, наткнувшись на карий взгляд.
– Да кури уже, – замечает Коломбина, отворачиваясь к боковому окну, убирая со щеки волосы, – я же вижу, что хочешь.
– Хочу, – с сожалением вглядываясь в серьезный профиль с чуть вздернутым в гордом упрямстве носом. – Хочу, – отбрасывая пачку сигарет за спину, чтобы не мылила глаза, – и не только курить. Черт! Второе, Коломбина, хочу куда сильнее первого и желательно бы несколько раз повторить! Но иногда приходится наступать на горло собственному желанию, даже если очень хочется. Особенно, если очень хочется. Думаю, ты знаешь, о чем я говорю.
Она кусает губы, не спеша отвечать, впрочем, мне тоже – самое время следить за дорогой.
– Не уверена.
– Знаешь, – настаиваю я. – Только прячешься в панцирь, как черепаха. Пятишься каждый раз, пугаясь себя. Пугаясь того, что чувствуешь.
– Ты не можешь этого знать. Не можешь знать, что «именно» я чувствую.
– И тем не менее.
– Я не хочу об этом говорить!
Я молчу, и она отзывается сама, развернувшись ко мне, подаваясь навстречу всем телом. И тут же, опомнившись, откидываясь в кресле.
– Это не трусость, Артемьев, это совсем другое. Тебе не понять.
– Ну давай, объясни. Еще вчера я считал себя вполне смышленым парнем.
И она произносит, вскинув руку, только совсем не то, что я ожидаю услышать:
– Смотри! Это не твои родители стоят на обочине? Они ведь отъехали прямо перед нами? Кажется, у них что-то стряслось!
Она замечает их первой, когда мы покидаем двор и минуем пятый километр дороги, и первой выпрыгивает из машины, едва я сворачиваю к краю шоссе, чтобы остановить «БМВ» рядом с отцовским «Мерседесом», из-под открытого капота которого валит дым, заслоняя туманной завесой размахивающих руками отца и его водителя – совсем еще мальчишку, сына школьного друга. Слава Богу, хоть мать отошла в сторону.
– Коломбина, куда? А ну стой!.. Танька, кому сказал, только сунься!
– Сашка, сукин ты сын! Я же тебя предупреждал! Говорил, чтобы следил за машиной, как за родной! Чтобы она у меня, как часы на Спасской башне бесперебойно работала! Я тебе на кой черт ее купил? Нытья по горло наслушался? Максим Аристархович, Максим Аристархович, а давайте купим, давайте купим! Не автомобиль – конфетка! На автосалоне в Цюрихе – первая тачка! И что? Купили! Сгорит к чертовой матери – останешься без работы и без штанов, понял! Угробишь – три шкуры спущу! Выбрал такой день! Такой день! Ты же, мать твою, – прости, Люд! – «мерс» на СТО собирался загнать! Только вот говорили!
– Так я и загнал вчера! По двойному тарифу за срочность оплатил! Только утром забрал! Максим Аристархович, я не виноват! Ребята клялись, что все пучком и отлажено, что все летает, как в андронном коллайдере! Да я сам смотрел, все было отлично!
– Не нужно было твоего отца на вольные хлеба отпускать! Зеленый ты еще, Сашка, Максима Аристарховича возить!
– Но, Максим Аристархович, это же не дорога! На дороге я ас! Это – техника!
– Один черт!
– Ничего не один! Так я огнетушитель беру? Вдруг загорится?
– Бери! Все равно застряли!
– Танька!
– Отстань! – Впрыгнув между мужчинами, уже Сашке, оттесняя его от машины. – А ну отойди, как там тебя, загораживаешь!
– Виктор?! – Отец. Удивленно оглядываясь. – Сын, а ты как здесь оказался?.. Ай, неважно! – отмахивается рукой, заметив девчонку. – Таня! Ты куда под капот лезешь, девочка? А ну брось! Обожжешься!
Я тоже пытаюсь остановить Коломбину, но она ныряет в дымовую завесу, как в воду, забираясь на передний бампер джипа. Почувствовав на бедре мою руку, раздраженно снимает ее с себя шлепком, давая Сашке команду повременить с огнетушителем.
– Все! Уже! – через минуту спрыгивает на землю, помахивая перед лицом ладонью. С абсолютно счастливым видом дуя на пальцы.
– Что «уже»? – выдыхает отец, со страхом глядя на ее руку. – Что случилось, Таня?
– Обожглась! – просто сообщает Коломбина. И снова Сашке, – у тебя двигатель в машине закипел, вот что случилось. Дашь ему пять минут остыть, прогонишь на холостом ходу, проверишь электронику и можешь ехать. Говоришь, с техосмотра забрал?
– Да, практически только что, – осторожно кивает парень.
– Значит, пропустили ребята. Не досмотрели, бывает.
– А что там? Почему дымилось-то? – интересуется в искреннем возмущении водитель, мгновенно проникаясь к девчонке уважением. – Что двигатель, это я понял, но почему закипел? Это же «мерс»!
– И что? – пожимает плечом Коломбина. – Подумаешь! Прежде всего, это механизм, продукт человеческих рук. – И вновь в упрямом, незаметном шлепке сбрасывает с талии мою руку, смущая парня вопросом. – Совсем далек от механики?
– Да я… Мне больше за рулем нравится. Не так, чтобы особо разбирался. Тосол не залили, что ли?
– Нет, – задирает нос Колючка, не догадываясь, какой гордый и независимый вид это ей придает. – Тосол наверняка в норме, дело в приводе. В проводах. Ваш механик не подключил вентилятор обдува радиатора. Дело пары секунд, а погоду испортило. Сейчас система охлаждения сама устранит проблему и все придет в норму. Ничего страшного не произошло.
– Хм! – громко хмыкает отец, и она тут же оборачивается ко мне, опуская взгляд на мой подбородок, пряча руки в карманах куртки.
– Слушай, Артемьев, я вообще-то могу доехать на автобусе. Мне не трудно. Если захочешь подвезти родителей, я точно не буду против.
– А с чего ты взяла, что отец согласится?
– А разве нет? Я просто подумала, что стоит предложить.
– Конечно. Только не тогда, когда ты со мной. Я знаю его лучше, чем ты.
Ну наконец-то подняла глаза и посмотрела с удивлением.
– А что это меняет?
И я снова отвечаю предельно честно:
– Для тебя, Коломбина, это меняет все. Садись в машину, пока меня не располосовали на куски за то, что подпустил тебя к кипящему мотору. Это ты в гараже в Роднинске командир, а здесь, в семье Артемьевых, другие правила.
– Ты говоришь ведь не серьезно? – изумляется она. Да, наша игра даже для нее зашла слишком далеко. Ничего, пусть привыкает.
– Напротив, очень серьезно. Спасибо за помощь, но для всех – ты моя девушка, и я сейчас здорово оплошал в глазах родителей, как понимаешь.
– Не понимаю, – ну вот, снова выпустила колючки. – Ерунда какая-то.
Но к машине пошла. Села, оглянувшись в мою сторону, пристегнулась ремнем. И хлопнула дверью, больше никому не сказав ни слова.
Чудачка и есть. А у меня сердце до сих пор стучит набатом. Сколько еще тайн хранит эта девчонка?
– Люда, я не пьян? – Я знаю, что она удивила не только меня. – Ты тоже это видела? Вот это все?
– Да, Максим.
– И что думаешь по этому поводу?
Мать всегда могла дать трезвую оценку ситуации, но сейчас выглядит немного растерянной.
– Не знаю. Кажется, впервые в жизни я не знаю, что сказать. Определенно, девочка могла пострадать.
– Согласен! И я бы, конечно, нашему Витьке здорово всыпал, чтобы не зевал, но…
– Мам, пап, успокойтесь. У Тани отец механик. Уверен, первоклассный механик. Вы понимаете, о чем я, да?
Не понимают. И вряд ли слышат.
– … но все равно, думаю, что сыну можно позавидовать. Вот это дело! Это человек! Не то, что твои разряженные куклы! Ай да Таня! А? Правду я говорю, Сашка? Теперь я за Виктора спокоен!
И Сашка с готовностью расплывается в улыбке, отвечая отцу «ага!», а я, сплюнув под ноги, убираюсь назад к машине. Чтобы отвезти свою Колючку с обожженными пальцами к студенческому общежитию.
Я окликаю ее уже на ступенях крыльца, когда она взбегает по ним птицей, все время помня, что так и остался без ответа.
– Коломбина! – смотрю, как разлетаются на ветру темные волосы, когда она поворачивается на мой негромкий окрик, замирая в беге. – Ты так и не ответила. Так и не сказала мне, что чувствуешь? Если не трусость, то что?
Если не трусость, то что? Что я чувствую к нему?
Если бы я знала наверняка, я бы сказала. Если бы была уверенна в себе и доверяла ему, ответила бы, что до конца сама не понимаю. Что эта игра сложна для меня, и в разыгрываемой между нами партии он однозначно ведет. Что Бампер слишком хороший актер, чтобы ему соответствовать. Что я не понимаю его. Не понимаю себя. Что не могу без стыда и сомнения принять то, каким неприкрытым желанием горят его глаза, когда он смотрит на меня. Когда касается. Когда хмурится и смеется, не пытаясь объяснить свои слова и поступки. Не смущаясь ни себя, ни родителей, ни гостей дома, никого. Открыто показывая своими действиями, что он ни перед кем не привык держать ответ. Слишком самостоятельный и уверенный, чтобы я усомнилась, что он такой не со всеми. Что он такой только со мной.
Так зачем? Зачем он говорит мне о чувствах? Зачем ему знать, что у меня на душе? Странный Рыжий, придумавший наши отношения, чтобы не подарить родным и бывшей девушке напрасной надежды. А мне? Зачем эта надежда мне? Как будто ему мало сказать «нет».
Как глупо, и как горько от сожаления. Непонятно. Потому что сквозь страх сомнения хочется верить в невозможное, только лишь заглянув в потемневшие от ожидания ответа глаза. Наверно, он прав, и я действительно не разбираюсь в людях. Это просто не под силу тому, кто не способен даже понять себя. Не способен принять взаимное желание близости – абсолютно сумасшедшее и необъяснимое, как яркий факт сегодняшнего дня. Который можно пережить, забыть и идти дальше. При этом легко признавшись, что чувствуешь, и не спрятавшись в панцирь. Отпустив себя падать с высоты удовольствия без страха сломать шею.
"Коломбина для Рыжего" отзывы
Отзывы читателей о книге "Коломбина для Рыжего". Читайте комментарии и мнения людей о произведении.
Понравилась книга? Поделитесь впечатлениями - оставьте Ваш отзыв и расскажите о книге "Коломбина для Рыжего" друзьям в соцсетях.