– Не надо, Стас. Не срывай Илюху, сам разберусь. Будь на месте, я подъеду.

Но еду я не к клубу, а к съемной квартире, где, конечно же, нет Коломбины. Ее телефон по-прежнему отключен, и я клянусь себе, что это первый и последний раз в нашей жизни, когда не знаю, где она и что с ней. Когда разрываюсь между делом и сердцем, желая наплевать на первое и броситься на поиски моей девчонки. Но я знаю, что должен помочь ее другу, иначе она, чего доброго, обвинит себя в его возможных проблемах, пусть этому придурку Медведу жизненно необходимо преподнести хороший урок. Впрочем, как и самой Колючке понять, что мужчина на то и мужчина, чтобы самостоятельно нести ответственность за свои слова.

Я постараюсь объяснить это ей максимально доходчиво и как можно скорее. Желательно этой же ночью. Упрямство, испуг, каприз – неважно, что заставило ее спрятаться от меня, я больше никогда не лягу спать один.

Теперь у нее есть Рыжий, и ей придется со мной считаться. С тем, что я болен ею, и это не излечить.

* * *

– Не говори Егорычу, где Мишка, – прошу я Фьючера, когда он останавливает мотоцикл у подъезда моего дома и провожает меня взглядом. – Если вдруг застанешь его отца в «Шестой миле», наври что-нибудь. Пусть дядя Сеня спит спокойно, попробуем сами вытащить Медведа.

– Окей, Закорючка.

– Сейчас поднимусь и сброшу тебе ключи от Глаши. Я быстро.

– Тань? – Олег останавливает меня у самых дверей, заставляя оглянуться. – Уверена, что твой отец не будет против?

– Я объясню ему. Тебя и твоих ребят он знает, если вы справитесь за час и обещаете вести себя мирно…

– Я о другом, – настаивает парень, и мне приходится упрямо поджать губы.

– Это мое дело.

Фьючер соглашается, кивнув головой. Он достаточно долго знаком со мной.

– Хорошо. Думаю, уложимся быстрее. Носков и Митяня уже ждут на месте, дело за тобой.

За мной, это верно, и я захожу домой, чтобы сбросить у стены сумку и переодеться. С порога окликаю отца, но натыкаюсь на гнетущую тишину в квартире и погашенный свет.

Странно, дверь оказалась не заперта… Где Снусмумрик и Элечка? Почему так тихо? Я уже успела привыкнуть к тому, что они здесь почти прописались и мальчишка в мое отсутствие спит в моей комнате. Разрешила, да, после того, как отец признался, что Пашке там нравится. Все равно последнее время бываю дома все реже…

– Па-ап! Где ты? Па-ап?

– Здесь, дочка. – Очень спокойное и тихое, прозвучавшее из кухни – Здесь, Танечка.

Я едва не падаю, запнувшись о ковровую дорожку, когда несусь навстречу родному голосу.

– Па-ап…

– Ну что ты, Тань? Чего испугалась, дочка?

А я сама не знаю чего. Просто влетаю в комнату и падаю в руки шагнувшему навстречу отцу, обнимая его под грудью. Мы так и стоим с ним, прислонившись друг к другу, обмениваясь знакомым теплом, когда я понимаю вдруг, что реву.

Да что это со мной?

– Где Элечка, пап? Почему так тихо? Вы что, поссорились?

– Нет.

Запах. Знакомый запах «Captain Black», который ни с чем не спутать, находит меня, и я поднимаю голову. Заглядываю с тревогой отцу в глаза.

– Она была здесь, да?

Я не называю имени, не говорю вслух так редко произносимое «мама», но отец понимает меня:

– Да, была. Ушла вот совсем недавно.

– А Эля? Снусмумрик? Она…

– Видела. Эля ушла с сыном, решила нам не мешать.

Я не знаю, что сказать, и просто сглатываю тугой ком, перехвативший горло. Снова обнимаю отца, думая о своем: зачем он отпустил ее? Свою маленькую неприметную мышь, так похожую на современную Джейн Эйр, которая внесла в его жизнь столько тепла? Даже если пришла мать? А вдруг она больше не вернется? Тихая скромная Элечка? Как мы все будем жить? Как я буду жить без Снусмумрика? Как?

– Пап?

– А?

– Скажи, что она вернется к нам. Пожалуйста.

И снова мы понимаем друг друга без слов.

– Обязательно вернется. Обязательно, Таня! Я… мне кажется, я люблю ее.

Вот это признание. Сорокалетний Андрей Крюков, самый замечательный мужчина в мире, внезапно теряется от нечаянно сказанных им слов, и тут же прячет подбородок в мою макушку.

А я? Что чувствую я, услышав такое признание? Крепко обнимая когда-то всецело принадлежащего мне и только мне отца?

Я чувствую, как сердце сжимается, а слезы текут и текут. Ну, я и нюня. Жалкая, слабая девчонка. Но выдержка никогда не была сильной стороной моей натуры, и я громко утираю нос.

– Извини, дочка. Виноват.

Крюков тяжело вздыхает, крепче прижимает меня к себе, а я улыбаюсь, целуя его в щеку.

– Глупости! Ты сказал ей, да?

На этот раз речь не об Элечке, но мне не нужно объяснять.

– Сказал. Мы оформим развод в самое ближайшее время, Эсмеральда не против. Мы давно уже чужие люди.

– Я знаю. Она сказала мне.

– Вчера, дочка. Я видел на празднике… Твоя мама сделала несколько фотографий на телефон. Ты была такая красивая. Веришь, я смотрел на тебя, на свою девочку, и у меня тряслись руки. До сих пор вот дрожат.

– Почему?

Ладонь отца гладит мои волосы.

– Я был рядом, но так и не заметил, когда ты выросла. Когда стала такой взрослой. Скажи Виктору, пусть приезжает в гости, мы будем вас ждать.

И я понимаю, что мой отец самый лучший!

– Скажу, пап. Непременно скажу!

Я обещаю и признаюсь, когда мы оба успокаиваемся.

– Пап, я ненадолго. Мне надо спешить. Но я обязательно, слышишь! Обязательно завтра приеду к тебе! С Рыжим! И к Элечке, и к Снусмумрику, только, пожалуйста, пожалуйста, пап, больше не оставайся один, хорошо?

И он обещает:

– Ох, Танечка… Хорошо.

– И включи, наконец, свет!

* * *

Глаша совершенна. Сан Саныч постарался на славу, и ускользающая лента разлетающихся сине-розовых ромбов на белоснежных крыльях и дверях автомобиля полностью повторяет заявленный мной рисунок. Да, моя девочка теперь такая же коломбина, как я сама, и меня это несказанно радует.

Ребята Фьючера уже установили и настроили GPS-навигатор и загрузили карты. Егорыч на месте. Я отвечаю на его приветствие и отеческое напутствие салютом и прошу дать мне первоклассное топливо, что есть всегда в загашнике у отца – сотый mystang. Да, отвечаю на его немой вопрос, когда он наблюдает за тем, как я заполняю бак, включаю компрессор и качаю колеса; делаю замер давления в шинах, добавив в заднее левое колесо 0,1 атмосферу, все верно, сегодня именно тот случай. Ничего странного, Егорыч, просто решили с ребятами обкатать новый трек в соседнем городе. Погонять с местными на спор. Конечно, все под контролем, как всегда. Я помню про защиту. И да, Мишка тоже обещался быть, куда ж мы без него.

Когда-то я дала отцу слово не рисковать собой. Ребята Фьючера с ним во главе ждут нас с Глашей на знакомом треке за городом, чтобы сделать контрольный прогон и дать возможность как следует разогреться… Я надеваю узкий черный комбинезон из номекса, сшитый специально для гонок, высокие кожаные берцы – удобные, по ноге, с тугой шнуровкой, натягиваю на руки лайковые перчатки с открытыми пальцами – готовая цепко держать рулевое колесо, не поддаваясь волнению. Забираюсь в машину и бросаю на соседнее сидение шлем. Включаю тумблер на скорость и встречаю улыбкой знакомое утробное рычание двигателя.

– Ну что, родная? – целую свою девочку в фирменный стальной логотип на руле, ласково оглаживая пальцами теплый пластик консоли и вскидывая перед собой взгляд. – Поехали!

И все же из гаража мы с Глашей выезжаем только через минуту, потребовавшуюся мне, чтобы вернуться за конвертом с ключами от Рыжего.

Вот только выручу Мишку, и сразу поговорим!

* * *

Бар «Мехико», южная сторона города – территория Вардана. Он заставляет меня ждать больше часа, возвращая оказанное ему некогда внимание, и я, чертыхаясь сквозь зубы, утираю кулаком рот, – что ж, справедливо. Никто из нас не привык расшаркиваться, уважать нам друг друга тоже не за что… Ладно, время есть, подождем. Тем более, что Стас прав, мой интерес к делу не на шутку встревожил Антипова, и первая шестерка Глеба, кажется, воспринял все слишком всерьез. А может, к чертям собачьим, так оно и есть? Не знаю. Во всяком случае, будет повод это выяснить.

– Смотри, Рыжий, – Стас трогает мое плечо, глядя в сторону клуба сквозь опущенное стекло в «БМВ», когда двери бара распахиваются, выпуская на улицу крепкую тройку парней. – Ребята Вардана выпорхнули. Кажется, их босс пожаловал.

Антипов – сошка не такая уж крупная, лет на пять старше нас, но свое существование обставляет в лучших традициях черного Бруклина, и сейчас появляется из джипа – среднего роста, коренастый, в сопровождении двух телохранителей, ленивым движением демонстрируя наличие под курткой оружия. Зная, как ему вломил Люк в прошлую встречу, подозревая какие у Антипова после были проблемы со здоровьем, я почему-то совсем не удивлен.

Я выхожу из машины и отбрасываю окурок прочь, опуская руки в карманы брюк.

– Сколько? – спрашиваю, обменявшись с Варданом приветствием, и последний озвучивает сумму.

Это много. Это дохера бабла, не иначе Антипов рехнулся, или в дело вмешался страх. Пытаясь увидеть причину в темных глазах, удерживая на себе острый взгляд, я медленно сплевываю слюну, полную сегодняшнего дерьма и никотина под ноги подобравшемуся телохранителю.

– Вардан, я что-то не пойму. Мы говорим о чертовой гонке или о жизни парня?

– Понимай, как хочешь, Бампер, – невозмутимо сцеживает тот. – Я тебя предупреждал, что не люблю играть? Повторю снова: не люблю. Сначала не пойми откуда взявшийся пацан с просьбой разобраться с тобой по понятиям, а потом я узнаю, что ты сам же за него мазу тянул. Не сходится пазл, не находишь? Очень похоже на подставу.

Оправдание не стоит даже этих денег.

– Это личное, Вардан. Тебя не касается.

– Я так не думаю, – чиркает зажигалкой Антипов, раскуривая в ладонях сигарету. – Прижмет – разберусь с сопляком, мне терять нечего. Я не дурак скалить зубы в сторону Босса, но я за закон. У нас с Глебом свои договоренности, я территорию соблюдаю, так что мне конфликт ни к чему. И Стасу объяснил. Если ты согласен, прогоним тачки по городу и разойдемся с миром. На кон поставим поровну, все по-честному. Чем не повод замять вопрос?

– У пацана спортбайк.

– Бампер, если бы он не нарвался, я бы его отпустил, клянусь. А так извини, зарвался твой приятель. Не переживай, он сказал, что будут первоклассный спорткар и водила. По его словам – в два счета моих ребят за пояс заткнет. Дело за малым, обождать, пока он приедет из своего Задрюхенска.

Я первый раз вижу, как широко Вардан умеет скалиться.

– Так что скрести пальцы, Рыжий, и готовь бабки. Уже скоро с ночью и расставим все точки над «i». Давно хотел обменять свою тачку на новую, да вот хоть на такую бэху, как твоя. Совсем немного и не хватает для счастья. Может, поможешь?

Я смотрю в довольное лицо Антипова, понимая, что уступлю.

Извини, Коломбина, кажется, твоему другу детства пришло время ответить за свои слова.

– Хорошо. Когда?

– Через час.

– Где?

* * *

Вардан, или как там его, отказался сказать заранее, кто выступит соперником, и озвучить маршрут. Стрелка забита на набережной в полночь, и на место старта я подъезжаю в сопровождении двух мотоциклистов – Фьючера и Димки, буквально за десять минут до начала гонки.

В это ночное время на освещенном пятачке у памятника местной знаменитости полно любопытных, разномастные тачки стоят тут и там, виднеются группки людей… Пропустив вперед парней, я подвожу Глашу к бетонному речному парапету мягко и осторожно, без понтов, не желая раньше времени показывать, на что мы с ней способны.

– Узнай, где Медвед, – прошу Фьючера, опуская стекло, и дождавшись от парня ответ: «Все в порядке. Здесь», выхожу из машины. Мне надо своими глазами увидеть соперника, все остальные вопросы с Варданом, как договорились, решат ребята.

Это немец. Стальной, двухдверный, новый, с хорошей посадкой кузова, низкий и мощный. Такой же глянцевый мажор, как его хозяин. Я видела таких на трассе, встречалась на треке… Что ж, Коломбина сегодня тоже не в кокошнике и сарафане, за моей спиной белоснежная с черным верхом Глаша, и я смотрю на парня не менее внимательно, чем на его автомобиль, оценивая шансы.

Заносчив. Резок. Груб. Вспыльчив. Если удержу Глашу в рывке, не будет проблемой сделать немца на крутящем моменте. Однако же здесь не гоночный трек, здесь пустынные ночные улицы города, и я должна думать и держать дорогу в руках, чтобы оставить себя и свою девочку в живых, и чтобы победить.

Я буду первой, не сомневайся, парень. Я сделаю так, что ты больше никогда не выйдешь на трек, как бы брезгливо сейчас на меня ни смотрел. Это будет красиво, обещаю.

Кажется, я улыбаюсь, глядя в изумленное лицо. Кажется даже, вздергиваю подбородок, не замечая, как расступается вокруг меня волной удивленный народ.