Изабелла».


Гидеон уставился на письмо. Сердце оглушительно колотилось в ушах. Он уронил письмо и полностью выдвинул ящик. Там были еще, он нащупал их. В отчаянии он вытащил с дюжину аккуратно сложенных листков. На всех стояло «Эсме» — без адреса, только имя, что указывало, что она никогда их не отсылала.

Больше не уверенный, что ноги будут держать его, он сел в кресло Беллы с прямой спинкой и начал читать. Чернила одного были так размазаны от мокрых пятен, что почти невозможно было ничего разобрать. Но ему удалось прочесть несколько слов.


«Эсме!

Я боюсь. Он все еще здесь, не уехал. Но что еще ему может быть нужно от меня?.. Больно дышать и… За что он так ненавидит меня? Я не…»


Усилием воли Гидеон подавил желание смять бумагу в кулаке, положил письмо на стол и взял другое. Во всех письмах было одно и то же — мольбы о помощи. Стремление понять, за что Стирлинг ее ненавидит.

Он ощущал ее ужас в каждом быстро нацарапанном слове. Чувствовал ее страх в каждом бессвязном предложении. Облокотившись о стол, Гидеон обхватил голову руками. Его била дрожь. Никогда в жизни он не чувствовал себя таким беспомощным. Пять лет она жила в страхе. Он видел результаты ярости Стирлинга. Видел сломленную женщину, которую этот негодяй оставил после своего визита.

Ему хотелось защитить ее навсегда. Чтобы она никогда больше не испытывала боли. Но у него за душой ни гроша. Нет дома, который он мог бы назвать своим. Нет работы. У него нет ничего, кроме самого себя, а этого мало.

Прижав ладони к глазам, он покачал головой. Мейбурн велел ему привезти Беллу в Лондон, если Стирлинг вернется. «Чего, черт побери, я жду? Возвращения Стирлинга?» А он рано или поздно заявится, Мейбурн так и сказал. Стирлинг редко приезжает в Боухилл, но все же приезжает. Гидеону уже давно следовало отвезти Беллу в Лондон. Обеспечить ей безопасность. Но он этого не сделал. Он эгоистично игнорировал нашептываемые предупреждения, эти легкие толчки в глубине души. Ведь он не сможет жить с ней в доме ее брата. Этих дней, которые они проводят вместе, этой чудесной осени больше не будет. Чтобы обеспечить ей безопасность, ему придется передать ее на попечение других. Ее брат граф, и ему куда успешнее удастся парировать любые заявления Стирлинга, что муж может делать со своей женой что пожелает.

Гримаса не то боли, не то отвращения скривила его рот. Проклятие! Она все еще жена этого человека. И не в его силах это изменить.

Она принадлежит другому. Жестокая боль разрывала грудь. Он крепко зажмурился, борясь с порывом завыть от горя. Нет, нет, нет! Она должна принадлежать ему. Он любит ее. Он никогда не причинит ей вреда. Гидеон застонал.

Он обмяк в кресле и долгое время сидел, уставившись на письма, но не видя их. Затем аккуратно сложил письма и положил обратно в ящик. Засунутая в самый дальний угол, с виднеющимся лишь одним белым уголком, была еще одна записка. Она была адресована не Эсме, а леди Стерлинг в Боухилл-Парке. Боясь того, что найдет, он развернул листок.

«Изабелла!

Если я правильно рассчитала время, то Боухилл-Парк будет принимать гостя во второй половине дня. Мистер Гидеон Роуздейл будет поселен в садовом домике. Он готов оставаться в Боухилле в течение двух недель. Пожалуйста, будь добра, сообщи своей экономке о скором прибытии твоего дорогого кузена. Я обещала найти такого, который подойдет, и полагаю, этот подходит.

Невзирая на твое возможное недовольство мной, я все же надеюсь, что ты по крайней мере пригласишь своего гостя пообедать, прежде чем отослать его назад. Если не ради себя, то сделай это ради меня, потому что я люблю тебя и желаю тебе только счастья. S'il vous plait, отдохни от своего покаяния.

Эсме».

Потребовалось прочесть дважды, чтобы смысл дошел до него.

— О! — Восклицание вырвалось у него непроизвольно, когда он увидел их первые две недели в новом свете. Каждый взгляд, каждое слово в ее устах — все это приобрело новое значение. И эти ее условия… его губы скривились. То, что его наняла девственница, казалось Гидеону странным. Но Белла его не нанимала. Во всяком случае, не в первый раз. Мадам Марсо действовала по своему усмотрению. Это была идея француженки послать Гидеона как подарок.

То, что его предназначали в качестве подарка, должно было злить, задевать гордость. Быть выбранным так, как выбирают ожерелье или кольцо. Блестящую безделушку, дабы поднять настроение леди. Но его не задевало. Она склонил голову набок, отыскивая хотя бы намек на уязвленную мужскую гордость. Ничего. В сущности, он был доволен.

Гидеон усмехнулся тихо и устало, засовывая письмо обратно в потайное место. Он взял карандаш и постучал кончиком о стол. Рука его застыла, и он медленно кивнул. Еще два дня. Он дает себе еще два дня, а потом отвезет Беллу в Лондон.


Глава 21


Тихое царапанье карандаша по бумаге разбудило Беллу. Не открывая глаз, она перевернулась на спину и потянулась. Улыбка растянула губы. Она чувствовала себя восхитительно. Божественно. Сегодняшняя ночь была изумительна.

Он был изумителен.

Гидеон брал ее, овладевал ею, заявлял на нее права, как никогда раньше. Отдавая себя целиком, доверяя ей настолько, что позволил себе потерять над собой контроль, он сделал ее своей. Он оставил неизгладимый след у нее на сердце и в душе. Она не думала, что можно любить еще больше, чем она любит, но оказалось, что можно.

Тихий вздох слетел с ее губ. Она протянула руку и натолкнулась на холодные простыни. Перевернувшись на бок, открыла глаза. Гидеон придвинул египетское кресло поближе к кровати. Одетый лишь в черные брюки, он растянулся в кресле. Портьеры на окнах по обе стороны кровати были раздвинуты, впуская утренний свет. Большая книга в кожаном переплете лежала у него на коленях. Быстрые, ловкие движения руки указывали, что он делает набросок.

Она приподнялась на локте и заправила волосы за ухо.

— Доброе утро.

Рука его замерла, и он вскинул глаза.

— Доброе утро.

Она стерла сон с глаз и внимательно пригляделась к нему. Он вернулся к своему рисунку. Между темными бровями залегла крошечная морщинка, вокруг рта тоже. Даже линия плеч казалась напряженной.

Белла поджала губы. Он выглядит уж чересчур серьезным. Еще слишком рано для того, чтобы так усердно работать.

Нетерпеливая сторона ее натуры любила их ночи. Безумные, страстные, жаркие. Оргазм за оргазмом, покуда она была уже больше не в силах вынести. Но за последние несколько недель Гидеон показал ей прелесть утра, томного и ленивого, когда, утолив свое нетерпение, она могла полностью насладиться ощущением кожи.

Медленная волна вожделения омыла ее. Сжав бедра, она прикусила губу, сдержав готовый вырваться стон. Ее голодный взгляд прошелся по его телу. Волосы цвета соболиного меха были взъерошены, челюсть потемнела от утренней щетины. Золотистые лучи рассвета омывали широкую грудь и мускулистые руки, придавая медовому тону кожи насыщенное зазывное сияние.

Страсть вспыхнула, и ее пламя растекалось из живота по всему телу, окутывая чувственным жаром. Но она не поманила его, не завлекла к себе, не потребовала заняться с ней любовью. Потребность доставить ему удовольствие завладела ею. Вознаградить его за все наслаждение, за все, что он ей дал.

Она села и свесила ноги с края кровати.

Гидеон поднял голову и нахмурился.

— Нет, не вставай с постели. Белла подошла к нему.

— В прошлый раз ты говорил, что я могу двигаться, что образ запечатлен у тебя в голове.

Волосы упали ей на плечо, когда она наклонилась. Он хотел было закрыть книгой свою работу. Покачав головой, Белла положила руку на набросок, не давая спрятать его.

До чего же он талантлив. У Беллы захватило дух.

— Он прекрасен.

— Он не закончен, — проворчал Гидеон.

— У тебя будет время закончить позже. — Она забрала у него книгу и набросок и, покачивая бедрами, прошла к прикроватной тумбочке положить их. Когда она повернулась от стола, угрюмое выражение исчезло с его лица. По коже у нее побежало покалывание от силы его пронизанного страстью взгляда. Она была полностью обнаженной, только волосы прикрывали грудь.

Гидеон выронил карандаш. Опершись руками о подлокотники, он сделал движение, чтобы встать. Мягкая поросль коснулась внешней стороны бедер, когда она шагнула между его ногами. Темные волосы защекотали пальцы, когда она положила руку ему на грудь, почувствовав твердость мускулов и кожу, горячую не только от тепла осеннего солнца. Вверх по руке пробежала дрожь.

Он вопросительно взглянул на нее, затем снова расслабился в кресле.

Обхватив ладонью колючую челюсть, Белла прижалась губами к его губам. Рот его открылся, и она скользнула языком внутрь, наслаждаясь его вкусом. Гидеон массировал рукой ее бедра.

Но прежде чем затеряться в его поцелуе, Белла отстранилась.

Его руки переместились. Длинные пальцы легли прямо под выпуклости ягодиц.

— Иди сюда.

Белла притворно застенчиво качнула головой и обвела кончиком пальца плоский сосок. Он затвердел от ее прикосновения. Она в который раз подивилась, пробегая ладонью по плоскому мускулистому животу Гидеона, насколько идеально сложен этот мужчина. Он не проводит по многу часов в седле, не плавает в одном из озер поместья. Его тело — подарок от Бога.

Что ж, их ночи наверняка имеют отношение к поддержанию его в такой безупречной форме.

Она взглянула на его колени и облизала губы.

— Полагаю, на одном из нас слишком много одежды. Он усмехнулся, поймал рукой белокурый локон и отвел в сторону, обнажив ее грудь.

— Возможно, — отозвался Гидеон. Приподнявшись, он начал расстегивать брюки. Она положила ладонь поверх его руки.

— Позволь мне, — попросила Белла.

Он сдвинул брови, затем склонил голову и убрал руки, положив локти на подлокотники кресла.

Одну за другой она расстегнула металлические пуговицы, все до единой. Мышцы его живота сжались, когда она просунула руку внутрь, чтобы вытащить возбужденную плоть. Вначале дна собиралась снять с него брюки, но при виде его, вальяжно развалившегося в кресле, с раздвинутыми ногами, расстегнутой и распахнутой ширинкой, с великолепным жезлом, готовым к бою… Нет, брюки останутся на месте.

Опустившись на колени, она взяла в руки его мощный ствол и наклонилась к широкой головке.

Ладонь легла ей на плечо, без усилий удерживая ее.

— Нет. Тебе не нужно этого делать.

Озадаченная столь неожиданным заявлением, Белла вскинула глаза. Она пребывала в полной уверенности, что мужчинам нравится это чувственное действо, однако напряжение, сковавшее его тело, заставило ее усомниться в своем убеждении.

— Но я хочу доставить тебе удовольствие.

Он уставился на нее взглядом тяжелым, почти виноватым. Грудь его поднялась и опустилась в судорожном вздохе.

— Ты и доставляешь. Больше, чем позволительно любому мужчине.

— Ох, Гидеон. — Белла забралась в кресло и оседлала его ноги. Его жезл ткнулся ей в бедро. Она обвила его руками и поцеловала.

Пробежала кончиками пальцев по впечатляющей длине. Без французского письма она прошедшей ночью могла интимно ощущать каждую частичку его плоти. Внутри у нее все затрепетало от воспоминаний.

Она отвела волосы за спину, наклонилась и приостановилась, губы застыли над вершиной. Капля жидкости просочилась через крошечное отверстие.

— Можно?

Его жезл дернулся.

— Пожалуйста, — выдавил он охрипшим от желания голосом.

Она позволила инстинкту вести ее. Прижав ладонь к паху и крепко удерживая его большим и указательным пальцами, она начала с основания. Кончиком языка проложила дорожку вдоль выступающей вены. Потянувшись к вершине, взяла жезл в рот.

Застонав, Гидеон запрокинул голову. С закрытыми глазами и приоткрытыми губами лицо его выражало чувственную агонию. Он никогда еще не выглядел таким красивым, таким потрясающе мужественным.

— О Боже, Белла. Да.

Его низкие стоны побуждали ее продолжать. Она скользила вверх-вниз, вбирая его сколько могла. Останавливалась время от времени, чтобы поласкать головку. Она упивалась горячим скольжением его члена, входящего и выходящего изо рта.

Она видела, что он пытается сидеть неподвижно, но бедра все равно приподнимались и опускались едва заметными неконтролируемыми движениями в ритме ее скольжений. Твердо вознамерившись разбить его самоконтроль, она посасывала головку члена, при этом сжимая и разжимая кулак на твердой как железо плоти. Наконец Гидеон судорожно вцепился в подлокотники и зарычал.

Белла замурлыкала в ответ. Его пьянящий мужской запах наполнил каждый вздох. Солоноватый привкус спермы дразнил язык. Желание скручивалось спиралью внизу живота, рассылая завитки огня, лижущие каждый нерв в ее теле.