— Мне нет дела до сплетен.

— Я просто не хочу, чтобы у тебя оставались какие-нибудь иллюзии.

— Полагаю, самое худшее мне известно. Ты привез сюда Филиппа, потому что решил никогда не жениться. Что с ним теперь будет?

— Филипп вернется в свое поместье в Бургундии и забудет, что когда-то был кандидатом в наследники Шато-Гайара. В любом случае, ему пришлось бы долго ждать моей смерти. Кто знает, не получил ли бы он наследство в таком преклонном возрасте, когда человека уже ничто не волнует?

— Наследником мог стать его сын. Возможно, он печется о его будущем.

— У Филиппа никогда не будет сына.

— Но уже есть жена! Я слышала, что она была твоей любовницей. Так?

— Была когда-то.

— И ты выдал ее за Филиппа, который не может иметь детей, чтобы она родила сына тебе?

— В принципе, я способен и на такое. Я ведь говорил тебе, что я негодяй, верно? Но ты поможешь мне справиться с пороками. Никогда не покидай меня, Дэлис.

— А ребенок? — спросила я.

— Какой ребенок?

— Ребенок Клод.

— У нее нет детей.

— Она сама мне сказала, что беременна… от тебя.

— Это невозможно, — произнес он.

— Но если она твоя любовница…

— Бывшая любовница. Твое благотворное влияние стало сказываться на моем поведении почти с первой встречи. С тех пор, как она замужем за Филиппом, между нами ничего не было. Не веришь?

— Верю. И я счастлива. Клод просто хотела выпроводить меня. Но теперь это не имеет значения. Сейчас уже ничего не имеет значения.

— Возможно, ты слышала и о других моих грехах — прошлых и нынешних.

— Все они в прошлом. Меня заботит лишь настоящее и будущее.

— Как я мечтаю о той минуте, когда у нас будут общие заботы!

— Давай считать, что эта минута уже наступила.

— Ты само очарование, я восхищаюсь тобой. Кто бы мог поверить, что я услышу такие слова из твоих уст!

— Я бы сама не поверила этому. Ты, наверное, околдовал меня.

— Дорогая, нам надо расставить все точки над «i». Спрашивай, о чем хочешь. Ты должна узнать все самое худшее. Что еще тебе говорили обо мне?

— Что ты отец ребенка Габриеллы.

— Нет, его отец — Жак.

— Я уже знаю. И еще знаю, как ты помог мадемуазель Дюбуа. У тебя доброе сердце.

Граф обнял меня за талию и, когда мы проходили по подъемному мосту, сказал:

— Я прошу тебя не упоминать лишь об одном. Никогда не спрашивай о моем прошлом браке.

— Ты считаешь, мне есть, о чем спросить?

— До тебя дошли кое-какие слухи, конечно.

— Да, кое-что я слышала.

— В наших краях это — самые стойкие сплетни. Уверен, половина округи считает меня убийцей. В их глазах ты прослывешь очень храброй женщиной, коли выходишь замуж за человека, который — как всем известно — убил предыдущую жену.

— Как она умерла?

Он молчал.

— Расскажи, — настаивала я. — Я тебя очень прошу.

— Не могу.

— Почему?

— Пойми меня, Дэлис.

— Но тебе известно, отчего она умерла?

— От большой дозы опиума.

— Но почему? Как именно это произошло?

— Никогда меня об этом не спрашивай.

— Я считала, что мы должны быть откровенны друг с другом… Всегда.

— Поэтому я ничего не могу сказать тебе.

— Неужели ответ столь ужасен?

— Довольно ужасен, — подтвердил он.

— Я не верю, что ты ее убил, и ни за что не поверю.

— Спасибо тебе… Спасибо, любимая. Давай больше не будем об этом говорить. Обещай мне.

— Но мне надо знать правду.

— Вот этого я и боялся. Теперь ты смотришь на меня по-другому, ты в нерешительности. Вот почему я до сих пор не просил тебя выйти за меня замуж. Я не мог сделать тебе предложение, пока ты не задала этот вопрос и не услышала мой ответ.

— Но ты не ответил.

— Ты слышала все, что я в состоянии сказать. Ты станешь моей женой?

— Да… Пусть кто угодно говорит мне, что ты убийца. Я не верю и не поверю никогда.

Он поднял меня на руки.

— Ты дала слово и никогда об этом не пожалеешь.

— Ты опасаешься признаться мне…

Наши губы соединились в поцелуе. Сдавшись, я обняла его — ошеломленная и восторженная, как в романтическом сне.

Но, когда граф отпустил меня, лицо его было мрачным.

— Сплетен не избежать. Люди всегда будут шептаться у нас за спиной…

— Пусть.

— Наша жизнь не будет безоблачной.

— Это будет жизнь, о которой я мечтаю.

— У тебя появится падчерица.

— Которую я уже люблю.

— С ней уже сейчас трудно. А может стать еще труднее.

— Я попробую заменить ей мать.

— Ты уже много сделала для нее, но…

— Ты словно решил убедить меня не выходить за тебя замуж. Ты хочешь услышать «нет»?

— Я не позволил бы тебе сказать «нет».

— А если бы я тем не менее тебе отказала?

— Я заточил бы тебя в темницу и держал там.

При этих словах я вспомнила о ключе и рассказала графу о находке.

— Я надеялась вернуть тебе давным-давно потерянные изумруды, — закончила я.

— Если ключ — от тайника с сокровищами… Тогда я подарю их тебе.

— Ты думаешь, это ключ к изумрудам?

— Мы можем проверить.

— Когда?

— Прямо сейчас. Поищем вместе!

— Где ты собираешься искать?

— В подземелье. В одной камере есть такие же лилии, как на ключе. Вполне возможно, они укажут на тайник. Идем?

Вдруг я вспомнила, что кроме нас поисками клада занят Жан-Пьер. Надо опередить его. В случае удачи он украдет камни и покроет позором свою семью.

— Да, лучше пойти в подземелье прямо сейчас, — согласилась я.

Граф сходил на конюшню и принес фонарь. Засветив его, мы отправились в подземелье.

— Кажется, я знаю, где мы найдем тайник, — говорил граф. — Много лет назад, когда я был мальчиком, подземелье исследовали и обнаружили нишу, украшенную королевскими лилиями. Это бросалось в глаза: лилии на тюремной стене — необычное украшение. Очевидно, они вырезаны неспроста.

— Неужели тогда никому не пришло в голову проверить, нет ли в камере тайника?

— На тайник не было ни единого намека. В конце концов, все решили, что цветы ухитрился вырезать какой-то несчастный узник. Правда, было непонятно, как он прикрепил их к стене и каким образом работал без света.

Мы добрались до входа в темницу и распахнули железную дверь. Теперь я была с графом, и меня не пугали мрак и сырость подземелья. Все мои страхи исчезли. Это было символично. С ним я была готова встретить любую опасность.

В одной руке граф держал фонарь, другую подал мне.

— Ниша где-то здесь, — сказал он.

Из темноты на нас дохнуло гнилью и плесенью. Моя нога коснулась железного кольца с ржавой цепью. Ужасно! Тем не менее я не боялась. Вдруг у моего спутника вырвался возглас:

— Смотри!

Приглядевшись, я увидела геральдические лилии. Их было двенадцать, и они располагались на равном расстоянии друг от друга на стене ниши, примерно в шести дюймах от пола.

Отдав мне фонарь, граф наклонился и попытался сдвинуть первый цветок. Тот не поддавался: был прочно вделан в стену. Тогда граф начал проверять одну за другой все лилии. На шестой он остановился.

— Ага! — произнес он. — Кажется, эту я расшатал.

Потом вдруг радостно вскрикнул. Подняв фонарь повыше, я увидела, что лилия отделилась от стены. За цветком оказалась замочная скважина. Ключ легко вошел в нее и повернулся в замке.

— Ты не видишь здесь двери? — спросил граф.

— Раз есть замок, должна быть и дверь, — ответила я и постучала по камню. — Здесь пустота!

Граф надавил плечом на стену. Раздался скрежет и, к нашему восторгу, часть кладки сдвинулась.

— Дверца, — прошептала я.

Поддавшись нашим усилиям, небольшая дверь внезапно распахнулась, и у графа вырвался ликующий возглас. Я встала рядом с ним, и покачивавшийся у меня в руках фонарь осветил нечто вроде шкафчика в стене — небольшое углубление примерно два на два фута. Внутри него лежала шкатулка — должно быть, серебряная.

Граф вынул шкатулку из тайника и взглянул на меня.

— Похоже, мы нашли изумруды.

— Открой же ее! — сгорая от нетерпения, воскликнула я.

Как и дверь, шкатулка вначале не поддавалась, но наконец крышка откинулась. Нашим взорам открылись кольца, браслеты, ожерелье, пояс и диадема — драгоценности с отреставрированного мною портрета.

Мы стояли над шкатулкой, и вдруг я поняла, что все это время граф смотрел на меня, а не на камни.

— Вот мое настоящее сокровище, — медленно произнес он, и я знала, что он имеет в виду не изумруды.

Это было счастливейшее мгновение. Дальнейшее было похоже на падение в пучину отчаяния с заоблачных вершин счастья.

Железная дверь подземелья скрипнула, во мраке послышался шорох, и мы насторожились. Кому понадобилось следить за нами? Граф привлек меня к себе и крепко обнял одной рукой.

— Кто здесь? — крикнул он.

Из темноты выступила какая-то фигура.

— Значит, вы их нашли! — Это был голос Филиппа.

Взглянув ему в лицо, я ужаснулась. Озаренный неровным светом фонаря, он показался мне каким-то другим, незнакомым человеком. Да, у него были черты Филиппа, но куда подевалась его вялость и утонченная женственность? Перед нами стоял отчаявшийся человек. Было видно, что он на что-то решился.

— Ты тоже их искал? — спросил граф.

— Вам повезло больше. Значит, это вы, мадемуазель Лосон… Я так и думал, что вы их найдете.

Граф сжал мое плечо.

— Ступай наверх, а я… — начал он заботливо, но Филипп перебил:

— Стойте на месте, мадемуазель Лосон.

— Ты сошел с ума? — холодно спросил граф.

— Нет. Отсюда не уйдет ни один из вас.

Граф, все еще прижимая меня к себе, шагнул вперед, но Филипп вскинул руку, и он тут же остановился. Филипп держал ружье.

— Не будь дураком, Филипп, — сказал граф.

— На этот раз тебе не уйти, кузен, как тогда в роще.

— Отдай ружье.

— Нет, оно мне пригодится. Я хочу убить тебя.

Граф стремительным движением заслонил меня собой. Филипп хохотнул — его смех прозвучал как-то особенно зловеще в этом подземелье.

— Ты не спасешь ее. Я убью вас обоих.

— Послушай…

— Хватит, мне и так приходилось слишком часто тебя слушать. Теперь твоя очередь.

— Ты собираешься убить меня, чтобы завладеть моим имуществом?

— Правильно. Если бы ты хотел жить, тебе не следовало бы затевать женитьбу на мадемуазель Лосон и искать изумруды. Надо было оставить кое-что и для меня. Благодарю вас, мадемуазель, это вы привели меня к этим камням. Теперь они мои. Теперь здесь все будет моим.

— Ты думаешь, тебе удастся скрыть… убийство?

— Все продумано заранее, Лотер. Я хотел застать вас вдвоем… как сейчас. Вот только не ожидал, что мадемуазель Лосон будет столь любезна, что сначала найдет мои изумруды. Так вот, лучшего и желать нельзя: убийство и самоубийство. Не мое самоубийство, кузен. Я еще хочу пожить… пожить по своим правилам, без твоей тени за спиной. Предположим, мадемуазель Лосон взяла ружье в оружейной галерее и застрелила тебя, а потом себя. Ты здорово подыграл мне — твоя репутация говорит сама за себя.

— Филипп, ты идиот.

— Хватит болтать. Время действовать. Ты будешь первым, кузен. Все должно произойти своим чередом.

Я увидела, как поднимается дуло ружья, и попыталась заслонить графа, но он твердо держал меня за своей спиной. Невольно зажмурившись, я услышала оглушительный грохот и затем… тишина. На грани обморока, я открыла глаза.

На полу боролись двое мужчин — Филипп и Жан-Пьер.

Но я не удивилась и вряд ли даже поняла, что происходит. Я только знала, что не погибну в темнице, но потеряла все, ради чего стоило жить, ибо на полу, истекая кровью, лежал тот, кого я так любила.

12

Снаружи доносились звуки шумного веселья. Те, кто праздновал сбор урожая, даже не подозревали, что граф лежит в своей постели, а его жизнь висит на волоске от смерти; что Филипп спит у себя, приняв снотворного, которое ему дал врач, а мы с Жан-Пьером сидим в библиотеке и ждем.

Графа осматривали двое врачей. Они выпроводили нас за дверь и велели ждать. Ожидание этот казалось бесконечным.

Еще не было одиннадцати, а мне казалось, что прошла целая жизнь с тех пор, как я стояла в подземелье с графом и вдруг столкнулась лицом к лицу со смертью.

Жан-Пьер сидел рядом со мной, лицо его было бледным, а в глазах застыло изумление, словно он тоже не понимал, что здесь делает.