Клодий и Актис принадлежали к этому народу, и поэтому умели ценить чувственность во всех её проявлениях. Дивись варварская земля, как умеют любить римляне! Как ловят они каждый миг, что дарует им жизнь. Как тела их сливаются воедино и как бессильны перед ними все создания, существующие вокруг. До неба долетает крик, наполненный наслаждением и блаженством. Юпитер и Юнона смотрят с Олимпа на Клодия и Актис и завидуют этим смертным, что берут от жизни всё, что возможно. В экстазе шуршат крылья Амура и кончились стрелы в колчане его бездонном, так любят друг друга Актис и Клодий. Не надо им мягких и шёлковых простыней, сотканных руками рабынь Китая, не надо им благовоний, созданных на берегах Нила и Тигра. Только земля и небо, и вечные цветники Флоры нужны, чтобы сорвать цветы наслаждения.

— Клодий, любимый! — стонала Актис.

— Актис, мечта моя! — говорил Клодий.

И ничего для них не существовало, кроме того, что приносит счастье.

Гелиос уже почти к финишу пригнал свою колесницу, когда супруги наконец-то устали. Да, и такое бывает не вечно. Пурпурный плащ Клодия, изрядно помятый, соперничал с красотой заходящего солнца. Чёрные глаза Актис блестели, как самые дорогие бриллианты.

— Я люблю тебя, — говорила она. И эхо вторило ей.

— Нет женщины прекраснее тебя! — шептал Клодий.

Родники и ручьи журчали ту же фразу. Любимый мой! — Любовь моя!

Руки сжимались и губы встречались. Глаза не могли насмотреться. Даже Линд, унылый и искушённый, казался садом Эдема, где синий лист лопуха мнился листом лотоса. Что позади? Счастье. Что в настоящем? Любовь. Что в будущем? Счастье и Любовь. Да будет вечна Афродита и Венера, и сын её Эрот, Купидон, Амур.

Поэтому громом обрушился на любовников приказ Петилия Цериала явиться префекту седьмой когорты Эллиану к нему в преторий.

Что ж. Ещё никто не давал Марку Клодию штатской тоги, и поэтому префект собрал отряд всадников и верхом отправился в лагерь. Актис с грустью проводила супруга.

Марк Клодий Эллиан — префект седьмой когорты и Клавдий Публий Вителий — префект второй когорты Девятого легиона предстали перед легатом Цериалом.

Важно надув губы, легат обратился к офицерам:

— Дети мои, даю вам нелёгкую задачу, — подумал немного, посвистел носом и продолжил. — Вы поднимете свои когорты, возьмёте двести воинов-союзников и триста легионеров из вспомогательной когорты и отправитесь в Эбурак к Картимандуе.

Офицеры, не шелохнувшись, слушали приказ. Легат затрещал пальцами, на каждом из них было по одному драгоценному кольцу или перстню, и, глядя в сторону, продолжал речь.

— Эта продажная царица волнуется за свою безопасность и требует защиты. Дидий приказал мне отправить для охраны её дворца две лучшие когорты моего легиона. И я посылаю вас. Да поможет вам Марс! Завтра утром отправляйтесь к месту назначения. Гай Юлии Кубон — наш трибун и посланец в Эбураке встретит вас, как родных детей. Поэтому повинуйтесь ему, как отцу.

Легат отвернулся и запустил пятерню в цекубу, наполненную прошлогодними лесными орехами. Префекты Клодий и Публий, выходя из палатки легата, слышали, как хрустит раскалываемая скорлупа.

— Я возьму германцев и испанцев, — сказал Публий.

— Хорошо, — ответил Клодий, — значит, я наберу конницу.

И через полчаса в Линд уже мчался конный отряд, нещадно погоняя лошадей. Они по приказу своего префекта должны были привезти Актис.

На следующее утро из лагеря, где ещё спал Петилий Цериал, выслали две когорты вооружённых до зубов римлян. Они вышли к дороге, варварской пыльной дороге, что вела в Эбурак — столицу Бригантов, где ещё недавно был царём Венуций, а теперь владычествовала изменница и предательница — Картимандуя. И эту женщину шли защищать от справедливого гнева соплеменников, римляне. И Актис ехала на своей бурой лошадке рядом с Клодием и его белым египетским скакуном. Около сотни миль разделяют Эбурак и Линд, полные невзгод и опасностей. Впереди земли непокорных варваров, которые лишь внешне признали власть Рима над собой, а в душе ещё не забыли былую свободу, которую не сломил даже великий Цезарь. А значит, будут и засады и отравленные стрелы, пробивающие даже крепкий римский щит и дающие смерть через месяц после ранения. Завоеватели ни минуты не должны ощущать спокойствия, а значит, варвар должен добыть в смертельном поединке его голову, чтобы ощутить бессмертие своей души. Прощай, мирный Линд.

Но Актис не разбиралась в политике, и её мало волновали отношения римлян с варварами. Главное — быть рядом с Клодием. Эллиан думал точно также как и Актис. Ах, эта беспечность влюблённых.

Впереди отряда римских воинов шёл знаменосец. Так как орёл — главное знамя Девятого легиона осталось в лагере, то легионер нёс в руках древо, на котором трепыхался на ветру кусок материи с серебряными украшениями.

Легионеры, одетые в кожаные панцири, обитые металлическими пластинами, двигались вслед. Под защитным снаряжением была шерстяная туника, а поверх панциря накинут короткий плащ, застёгивающийся на правом плече пряжкой. Щиты легионеров были вложены в чехлы и висели на спине, в то время как у всадников они находились у ноги. Воины топали по дороге в кожаных сапогах. Пальцы ног были скрыты. Каждый легионер нёс с собой кроме оружия и другие вещи: запас хлеба на несколько дней, котелок для варки пищи и разнообразный инструмент для разбивки походного лагеря.

Процессию замыкал конный отряд, состоявший из галлов, а также из германцев и испанцев. Римляне не привыкли воевать на лошадях и поэтому всадников набирали из варваров.

Стояла солнечная погода. На небе ни облачка.

Уже прошли дом Карлайга, — хозяин молча поприветствовал римлян, и подошли к тому месту, где обитала Вирка.

Клодий настороженно оглядел бегущую в лес тропинку, и по телу невольно побежали мурашки, когда он вспомнил, что здесь произошло. К горлу подкатил комок. На лбу выступил пот. Он облизал пересохшие губы и, натянув поводья, устремился на своём скакуне вперёд. Быстрее бы пройти это место! То, что он обещал Вирке, казалось ему раньше пустой болтовнёй, но теперь всё виделось в другом свете.

Поправив растрепавшуюся причёску, Актис поторопила свою лошадку.

Но где там! Животное не было быстроходным скакуном. Девушка надула губки и обратилась к мужу:

— Почему ты дал мне такое медлительное существо? Она же идёт, как не доенная коза.

Клодий захохотал. Страх, неизвестно откуда взявшийся, страх, при встрече с местом, где жила Вирка, исчез. Он улыбнулся Актис и, подъехав в ней, потрепал у её лошади гриву.

— Хоть она не скора в беге, но достаточно рассудительна. Зачем же ей утруждать себя и стирать свои копыта в бешеной гонке?

Теперь уж Актис звонко рассмеялась. Её глаза весело засветились.

Она нежно глядела на мужа, не в силах сдержаться, чтобы не броситься ему на грудь. Клодий забыл всё на свете, лишь только начал беседу с Актис. Время для них летело незаметно. Легионеры, видя, что их командир непринужденно и беззаботно беседует со своей женой, реагировали на это по-разному. Бывалые солдаты, которым вот-вот подходил к концу срок службы, усмехались втихомолку, а молодые воины с жадностью взирали на молодую влюблённую пару, то и дело толкая друг друга и показывая на Клодия и Актис.

К вечеру, пройдя треть пути в Эбурак, отряд сделал привал, расположившись лагерем на широком зеленом лугу. Место было выбрано удачно. И лес рядом, и ручей недалеко. Место, где остановились римляне, ранее было спорной территорией, и поэтому за эту землю постоянно шла борьба между племенами. Казалось бы, и немного здесь земли, но уж очень плодородна была эта равнина. Но, после того как римляне разрешили спор довольно просто, — пусть племена пользуются этой территорией поочерёдно в течение года, — междоусобица прекратилась сама собой.

Теперь земля принадлежала племени эбуранов. Хотя это племя было малочисленным, попавшим под власть бригантов, тем не менее, притязания других варваров на эту территорию пресекались беспощадно.

Считается, что от имени эбуранов и появилось название резиденции Картимандуи — Эбурак.

Ночь прошла спокойно. И опять в поход.

По обе стороны дороги тянулись варварские поля. Земледельцы, подгоняя быков, рыхлили землю плугом. Участки напоминали шахматную доску, ибо для того, чтобы как следует вспахать землю, приходилось несколько раз прогнать из конца в конец животных. Прошёл борозду раз, другой, но этого было недостаточно. Нужно было ещё пройти плугом вспаханную землю поперёк. Крестьяне, устало оттирая пот со лба, прислонив ладони ко лбу вглядывались в римский отряд. Какие мысли беспокоили пахарей, собиравших крохотный урожай со своей земли, часть которого потом отдавалась на римские склады? Неизвестно.

Римляне же, те, которые ещё недавно сами ходили за плугом, погружались в свои воспоминания…

В воздухе потянуло гарью. Запах пожара ощущался всё ближе и ближе и, поднявшись на холм, римляне увидели сожжённое селение.

Кто сжёг это селение? Природа или люди? Если люди, то сами бриганты вследствие неосторожного обращения с огнём или из мести друг к другу, или же это сделали их завоеватели и поработители — римляне?

Судя по тому, с какой ненавистью смотрели на легионеров Клодия варвары, вероятнее всего, что именно римляне сожгли это селение.

Что ж, таковы законы войны. Легионеры шли по пыльной ухабистой дороге (ведь только через сто лет, не раньше в Британии начнут строить дороги по римскому образцу), пропахшей гарью от сгоревшего селения и даже внимания не обращали на чёрные останки хижин, и покрытую золой землю.

Клодия совершенно не тронула эта картина. Бывалый солдат, он видел и не такое. Зато Актис разволновалась и сразу стала приставать с расспросами к мужу. Эллиан отвечал неохотно. Но всё-таки рассказал девушке о том, что если в каких-либо селениях завоеванной провинции причиняется какой-либо вред римским гражданам, или хуже того насилие, то всё селение безжалостно уничтожается, а окружающее его поля засыпают солью.

— А люди? — широко раскрыв глаза от изумления, спросила Актис.

— Что люди?

— Ну, люди, которые жили, что сталось с ними?

— Трудно сказать, — задумался Клодий. — Чаще всего люди знают, что их ожидает, и поэтому огонь пожирает уже покинутые дома, — если же нет, если же они осмеливаются бросить вызов Риму, и не бегут, то…

Клодий, не глядя на Актис, секунду помолчал, затем закончил:

— Пощады никому не бывает.

Увидев, как побледнела Актис, он поспешил успокоить её:

— Иногда всех продают в рабство.

После этого они долго ехали молча. Но погода была изумительно хороша.

Сгоревшая деревня осталась позади, серые не цветущие поля тоже. И настроение Актис снова улучшилось. Она постаралась прогнать все самые дурные мысли, и это ей удалось.

Римляне шли по ровной долине, где чуть ли не до горизонта расстелились вересковые поля.

— Когда кончится эта долина, — сказал Клодий, — мы перейдём речку, которую варвары называют Ома, на латыни это означает чёрные глаза. За этой речкой начинаются владения бригантов. Ещё дальше их столица Эбурак. Туда мы и направляемся, чтобы защитить царицу Картимандую от гнева мужа.

— Венуция? — спросила Актис.

— Да. А откуда знаешь? — удивился Клодий.

— Боудикка рассказала мне про них.

— Видимо ты очень понравилась Боудикке, — улыбнулся Клодий. — Она хорошая женщина, и на земле иценов у римлян никогда не будет проблем.

— Я тоже в этом уверена.

— Вот как, — улыбнулся префект, — а сказала ли тебе Боудикка, что Картимандуя терпеть не может молодых и привлекательных девушек. Что она ревнива, как кошка?

— Нет! — ответила пораженная Актис.

— Да, она озвереет, когда увидит тебя! — расхохотался Клодий. — Ведь рядом с тобой она будет выглядеть старой уродливой колдуньей.

Внезапно Клодий перестал смеяться и сразу стал серьезным.

— Зря я взял тебя с собой в эту поездку, — вдруг неожиданно заявил он.

— Почему?

— Не знаю. Но что-то мне перестало это нравиться. Ведь это же не прогулка. А царица действительно такая, как я о ней рассказал. О, боги! Как бы она, позавидовав твоей красоте, не захотела извести тебя ядами. В Британии каждая женщина Лакуста.

Клодий совсем помрачнел.

— Что же делать? — сокрушённо спросила Актис.

— Не знаю.

Некоторое время они ехали молча. Затем Клодий улыбнулся и хитро взглянул на жену.

— Кажется, я нашёл выход, — сказал он.

— Какой?

— Пока не скажу. Это будет для тебя приятной неожиданностью.

У Актис даже порозовел кончик носа от любопытства.

— Ну, скажи, что ты такое придумал! — тоном капризного ребёнка протянула она.