Когда перед ним зашумел своими седыми волнами океан, римлянин готов был прыгнуть в воду и вплавь достичь заветной земли. О, как он мечтал в этот момент превратиться в птицу, для которой морская преграда не представляет ничего серьёзного. Миллиарды тонн ледяной солёной воды отделяли его от любимой. Проклятая зима! Неужели она никогда не закончится?

Как там Актис? Клодий изнывал от тоски. Хоть бы маленькую весточку получить про неё. Неизвестность страшнее всего. Что там за волнами? Что происходит в эту минуту? Что происходит? Сердце Клодия готово было разорваться в груди. Ему было тяжело, очень тяжело в эту январскую ночь. Он ходил по берегу и смотрел на чёрные волны, бьющиеся о берег, и проклиная их. Морозный ветер бил в лицо, обжигая его уколами колючего снега. Но человек не замечал всего этого. Он как безумный метался по берегу, словно хотел вырваться из своего пурпурного плаща. И как зверь, утомлённый неволей, готов был зареветь от ярости, бессилия и безысходности.

ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ

В ту самую минуту, когда Марк Клодий Эллиан метался по берегу пролива, который отделял его от Актис, в сотнях миль от него билась в бреду женщина. У Актис начались роды. Она кричала, и её крики слышали все бриганты, которые собрались у хижины. Венуций стоял ближе всех, и каждый крик жены отдавался у него в ушах. Но никто не видел, чтобы хоть тень пробежала по его лицу. Рядом был Мэрлок и не сводил глаз с Венуция. Он смотрел на короля и искал в его лице страх и неверие во всемогущество богов. Хотя бы каплю сомнения. Но не находил. Вокруг стояли бриганты и ждали, когда произойдёт обещанное им чудо. Они ждали и молились.

Актис забыла всё, что ей говорили и советовали женщины. Ей было страшно и нестерпимо больно. Она никогда не испытывала такой боли. Оказывается, она совершенно не может переносить боль. Малейшее её наступление и Актис казалось, что она умирает. Крик вновь отдавался в ушах, но не приносил облегчения. Наоборот, становилось ещё больнее, и ужас вновь сводил с ума.

«О, боги! Почему так больно?».

Кто-то рядом что-то говорил, даже кричал, но она не понимала. Как в тумане мелькали чьи-то лица, совершенно незнакомые. Кто-то держал её за руки и не давал пошевелиться.

И опять боль.

Актис извивалась как змея, но это опять не помогло.

«Неужели это никогда не кончится?».

В глазах огонь и ничего не видно кроме огня. Хочется пить.

— Пить! — Актис кричит жалобно, как ребёнок.

Но она не сознаёт, что кричит она по-гречески и её, разумеется, никто не понимает. Женщины явно растеряны. Они бормочут на своём языке, и теперь Актис их не понимает.

Что делать? Она не в силах совладать с собой и всё готова отдать, чтобы прекратилась эта боль. Всё. Лишь бы не было так больно.

Венуций увидел, как вышла Суль из покоев королевы. Но он не может подойти к ней и спросить, что там происходит. Он не может. Он просто стоит и вспоминает всё, что произошло за последние месяцы.

Ему было очень интересно с римлянкой, и король не стал себе отказывать в её обществе. Венуций забыл про охоту, про весёлые пиры со своими воинами. Он, словно женщина, проводил часы в покоях королевы. В свою хижину приходил только на ночь. То, что произошло в тот день, когда король и королева проехали по улице Сегедуна на бронзовой колеснице, сильно сблизило варвара и римлянку. Венуций прекрасно знал, что он овладел телом Актис, но этого ему было мало. Он ведь владел телом одной женщины — Картимандуи. Так, что из этого получилось? Позор и ничего более. Ему нужна душа женщины. Если воин не овладеет при земной жизни душой женщины, то боги не пустят потом его за свой пиршественный стол. И он будет вечно скитаться по стране вечного блаженства, не вкушая её радостей. Ему нужна женщина, которая не только пойдёт вместе с ним на битву, но и последует за ним на небо, если он погибнет в бою.

Больше всего Венуций хотел, чтобы этой женщиной стала римская пленница. Он добыл её в бою. Он овладел ею. Он вступил с ней в брак, освящённый богами. Он даже будет иметь сына от неё. Но всего этого мало!

Душа! Душа женщины. Вот главное, что ему нужно!

Венуций был аристократ. Варвар, но всё-таки аристократ. Мысли, которые ему внушило присутствие Актис, сделали его изысканным. Он ухаживал за своей женой не хуже самого воспитанного и образованного римлянина. Может, ему не хватало изящности и цивилизованности, но всё это с избытком заменяли искренность и чистота намерений. Он превратил жизнь Актис в приятное времяпрепровождение. И развлекал её, чем только мог. Научил управлять колесницей, и они вместе часами проводили время на лугах Зелёной долины, объезжая десятки миль в день. Это было неслыханно, чтобы священной колесницей управляла рука женщины. Мэрлок был в ярости. Но Актис, весело смеясь, мчалась на огромной скорости и делала самые сложные повороты с лёгкостью возничего. Венуций открыл ей самые сокровенные тайны этого опасного ремесла. Девять из десяти так ничего и не поняли бы, но Актис всё поняла и усвоила. Бриганты с удивлением смотрели на свою королеву и лишний раз убеждались, что её им прислали боги. Они и сейчас верят в это. Венуций оглядел людей, стоявших рядом. На их лицах он прочитал священный трепет. Они свидетели чуда. Они ждут появления на свет нового земного бога. А чего ждёт он — их король?

Крик Актис снова достиг его ушей. Венуций вздрогнул. Он вдруг отчётливо понял, что не хочет терять эту загадочную чужеземную женщину с мелодичным и непонятным именем. Неожиданно для себя самого, король уже не думал о ребёнке. Он забыл о нём. Только она. Только она волнует его в данную минуту.

Свет факелов разгонял темноту ночи, белые снежинки, падая с неба, превращались в оранжевых шмелей, и их невозможно было отличить от искр, вырывающихся из костров. Бриганты, затаив дыхание, ждали окончания великого таинства. Как и летом, многие из них были полуобнажены, но не обращали внимания на холод, снег и ветер. Ожидание полностью захватило их. Мэрлок и ещё несколько друидов стояли около костра и тихо творили молитвы. Они тоже были погружены в фантастический сон ожидания. Они разговаривали с богами.

Венуций оглядел окружающих его людей, и ему стало тоскливо. Он был словно не среди живых людей, а в толпе призраков, которым нет дела до земных забот. Никому из них нет дела до того, будет ли Актис жить, или помрёт в родовых мучениях. А Венуцию не всё равно, хоть он и варвар.

Из хижины вышла Эримона. Все взоры устремились к ней. Старуха оглядела слезящимися от дыма глазами ожидавших её слов людей и произнесла:

— Сейчас.

Больше она не добавила ни слова, и словно мышь скрылась за пологом, закрывшим вход в дом. Волнение ещё больше охватило варваров.

Мэрлок повысил голос, остальные жрецы тоже стали доводить себя до нужной в этот торжественный миг возбудимости.

Снова раздался крик Актис, перекрывший все остальные звуки. В этот раз он продолжался немного дольше, чем прежде. Варвары, которые шумели, тут же замолкли. Все слушали так сосредоточенно, словно от этого зависели их жизни. Это кричал младенец. Только что родившийся на свет младенец. Король торжествующим взглядом обвёл своих подданных. Бриганты ликующе смотрели на него. Из их ртов уже готов был вырваться крик радости, но было ещё рано.

Из хижины вышла Эримона. В руках у неё был свёрток. Вернее даже не свёрток, а просто кусок ткани, грубой льняной ткани, а на нём лежал — это было хорошо видно — младенец. Маленький, беспомощный, ничем не прикрытый. Он кричал и смешно дрыгал ножками и крохотными ручками. Ему, наверно, было холодно, но Эримона не обращала на это внимания. Она медленно и торжественно подошла к Венуцию, протягивая ему свою ношу.

— Он родился, о, мой король! — говорила она. — Хвала Езусу, он родился. Посмотри на него, как он хорош. Ребёнок твой будет счастливым. Когда он выходил к нам, я видела знамение…

— Это сын? — сгорая от желания взять ребёнка на руки и в тоже время бежать к жене, спросил Венуций, скрывающимся голосом. — Мальчик?

— Посмотри сам, — ответила старуха. — Разве могли мы опередить тебя в радости познания?

Она протянула ребёнка королю. Тот нетерпеливо выхватил их рук стоявшего Пролимеха факел и осветил им новорождённого. Несколько секунд он всматривался. Его резкие черты смягчились. Бриганты, толпившиеся рядом, пытались тоже что-то увидеть.

— Мальчик, — выдохнул Венуций и, выбросив факел, схватил ребёнка на руки. — Это Бригантий!

Крик, давно родившийся в нескольких десятках глотках, наконец, вылетел наружу. Бриганты кричали от радости, словно помешанные. Чудо свершилось.

Из дома, где проходили роды, вышли остальные женщины. Среди них была и сестра короля. Они подбежали к Венуцию и отняли у него из рук Бригантия. А затем короля окружили соплеменники и воины. Они стали звать его на пир, за столы, которые давно их ждали. Венуций не в силах был противиться всеобщему порыву и тоже последовал за ними. Теперь он уже не мог идти к королеве. Не мог показать свою слабость перед подданными. Его не должно было волновать, жива жена его или нет. Теперь это никого не волновало. Она сделала своё дело, хвала ей, но на этом, всё! Для бригантов она больше не существует. Про Актис все забыли.

Но Венуций ни на мгновение не забыл о ней. Неизвестность и невозможность узнать что-либо, превратились для короля в невидимую для других пытку, куда более страшную, чем испытание огнём во время ухода из детства. Вино потеряло остроту, мясо не имело вкуса, а радостные песни бардов и воинов раздражали. Король сидел хмурый и скованный. Бриганты недоумевали. Они кричали на весь пиршественный зал поздравления и хвалы богам. К счастью для короля, им даже в голову не приходило, о чём печалится Венуций, иначе он сильно бы пал в их глазах. Король, князья и вожди, а так же несколько десятков воинов пировали во дворце (если можно назвать дворцом огромную хижину с большой комнатой в центре), народ веселился и праздновал прямо под открытым небом.

Веселье с каждым часом набирало силу, а Венуций хмурился всё сильней и сильней. Он как мог, пытался скрыть своё настроение, в угаре праздника ему это неплохо удавалось.

— Отчего ты так грустен, король? — вдруг услышал за своей спиной голос Венуций.

Это была Эримона. Неизвестно как, она пробралась сюда, где не было ни одной женщины.

— Что ты здесь делаешь? — Венуций спросил Эримону, не оглядываясь.

— Я подумала, что могу тебе понадобиться. Неужели моя служба закончилась?

— Старая бестия, — голос Венуция наполнился тихой благодарностью к юркой старушонке, — ты вовремя подумала о своём короле.

— Я знаю, что тебя гложет.

— Что?

— Красивая чужеземка — наша королева. Тебя волнует её состояние.

— Тише ты! — Венуций зажал Эримоне рот и осмотрелся, не услыхал ли кто их разговор и особенно последние слова старухи. Но никто не обращал на них внимания.

— Значит, я угадала, — удовлетворённо произнесла Эримона.

— Только говори тише.

— Я угадала, — продолжала твердить старая бригантка. — Не разучилась я с годами читать в сердцах людей. Скажи, король Венуций, да продлят боги твою жизнь, эта римлянка стала дорога и любима, как ни одна бригантская женщина?

— Прекрати, — прошептал Венуций. Но повитуха не унималась.

— Славно ты отомстил Картимандуе, — продолжала она. — Ой, как славно! Но сейчас ты хочешь узнать про жизнь королевы? Скажи, я права? Тебя волнует, не умерла ли она при родах? Верно?

— Да!

— Тогда прикажи мне сходить к ней и проверить.

Венуций молчал. Он не в силах был дать такой приказ.

— Я понимаю, — опять вмешалась Эримона, — ты стыдишься своих воинов. Тогда я спрошу по-другому. Ты не велишь меня сжечь на костре, если я без твоего позволения пойду и сама проверю твою римлянку? Как она себя чувствует?

Венуций улыбнулся. Но продолжал молчать.

— Вот и хорошо, — обрадовалась хитрая служанка. — Король не рассердится. Он добрый. А я сбегаю. Актис, какое чудное имя, была жива, когда родился Бригантий. Только потеряла сознание. А что с ней сейчас, я мигом узнаю и прибегу рассказать.

И она убежала быстро, как молоденькая девчонка. Венуций внезапно вспомнил, что точно также быстро всегда исчезала и появлялась Гайятта, маленькая служанка Картимандуи.

Эримона отсутствовала недолго. За это время бард по имени Глур спел лишь одну песню. Но когда через определённое время она появилась, Венуций вздрогнул от нехорошего предчувствия. Лицо старухи было искажено страхом, вернее даже ужасом. Венуций приготовился услышать страшную весть…


Не один Венуций думал об Актис в минуты общей радости и праздника. Был ещё один человек, которому не давала покоя прекрасная чужеземка. Он скрипел зубами от ненависти к ней, когда вспоминал её лицо и стройную фигуру. Этим человеком был Мэрлок — главный друид бригантов.