Леди Греттон подняла глаза и улыбнулась дочери, приостановившейся в дверях, чтобы сделать короткий реверанс. Мать Крессиды была миниатюрна, как и сама Крессида, только с годами фигура ее сделалась приятно округлой. Ее лицо казалось не столь изящным, как у дочери, но еще не было тронуто морщинами — вероятно, оттого, что по природе своей она была покойна и добра и, в отличие от всех знакомых Крессиде женщин, почти никогда не сердилась.

На ней было несколько вышедшее из моды бархатное платье цвета клюквы; как и Крессида, она предпочитала парадному геннину [11] с вуалью более удобный вышитый полотняный чепчик, из-под которого на лбу и висках вились все еще прекрасные белокурые волосы.

Невозможно было усомниться в том, что это — мать и дочь и что сэр Дэниел Греттон, возвышавшийся над ними и обнимавший за плечи жену свою, любит обеих всей душой и, в отличие от многих своих современников и равных ему по положению мужчин, не стесняется в том признаваться.

Он раскрыл объятия подбежавшей к нему дочери и прижал ее к груди.

— Я тревожился о тебе, — проговорил он, мягко отстранив ее. — Ты уехала одна и долго не возвращалась.

— Я встретила Хауэлла на полянке возле хижины углежога.

Крессида улыбнулась отцу и, подойдя к матери, села на низенький стул у ее ног.

Сэр Дэниел Греттон вышел из-за кресла, на котором расположилась его жена, и сел напротив, устремив на дочь внимательный взгляд. Даже сейчас, одетая в простое домашнее платье, она, такая тоненькая, но уже с развитыми формами, была необыкновенно прелестна; ее дивные волосы волной падали ей на плечи из-под чепца.

— У меня был посетитель, — объявил он без всяких предисловий.

Леди Греттон легко положила руку на склоненную голову дочери.

— Я видела, что приезжал курьер. — Крессида вопросительно посмотрела на отца. — И боялась, что он привез дурные вести, но вы смотритесь таким веселым, отец.

— Я и в самом деле доволен. Этот человек приезжал по поручению короля из Вестминстера. Король оказывает мне честь, приглашая на церемонию ношения короны во время рождественских празднеств.

Крессида с сомнением нахмурила брови.

— А это не может оказаться опасным? После коронации нынешнего короля вы не бывали при дворе, и ваши симпатии всем ведомы. Вы их не скрывали, рассказывая про резню после битвы при Тьюксбери. Вы говорили, что едете ко двору только на коронацию, ибо считаете, что надо так поступить из политических соображений, и получили охранную грамоту на этот случай.

Сэр Дэниел ласково улыбнулся. Это был крупный мужчина, грубо сколоченный, почти безобразный рядом с двумя красавицами — женой и дочерью.

— Я не сомневаюсь в добром отношении его величества. Он просил меня приехать ко двору вместе с женой и дочерью. По-видимому, он знает, Крессида, что тебе скоро исполнится шестнадцать, и желает представить тебя ее величеству королеве. Возможно, ты станешь ее фрейлиной, пока… покуда не выйдешь замуж, вот так-то.

Крессида вскочила на ноги так стремительно, что едва не упала, наступив на подол платья. Выпрямившись, она посмотрела отцу в лицо и слегка притопнула ножкой.

— Отец, но мы не можем покинуть Греттон на Рождество! Все наши люди целый год ждали этого праздника. Мы же всегда приглашали к себе Проссеров и других соседей… и наши слуги всегда так радовались веселью…

Сэр Дэниел встал и большими своими ручищами взял за плечи рассерженную дочь.

— Боюсь, дитя, придется обойтись без привычных нам увеселений, и наши соседи поймут нас. Но, уверяю тебя, ты не будешь разочарована. Ты даже представить себе не можешь, как великолепны королевские празднества, и у тебя будет немало случаев покрасоваться в самых лучших твоих туалетах…

— Разве я кукла, чтобы меня наряжать всем на обозрение? — возмущенно возразила Крессида. — Не хочу туда ехать. Хочу остаться с моими друзьями.

Лицо ее пылало гневом, тугие юные груди высоко вздымались.

— Отец, вы не понимаете. Я знаю, шестнадцатый день рождения — веха в моей жизни, знаю, что у вас есть планы относительно меня. Быть может, это мое последнее Рождество дома. Прошу вас, позвольте мне провести его с моими друзьями.

Улыбка сбежала с лица сэра Греттона, оно стало суровым.

— Ты не понимаешь, дочь моя. Приказ короля должен быть исполнен. Он желает видеть меня при дворе, а также тебя и твою мать. Он специально подчеркнул это. Ты, дочь простого рыцаря, станешь одной из фрейлин королевы. Он заверил меня также, что принимает твои интересы близко к сердцу и считает себя обязанным найти тебе достойного мужа.

Она отскочила от него и, взволнованная, повернулась к матери.

— Этого не может быть. Я не телка, которую продают на базаре тому, кто больше заплатит. Я знаю, что вскоре должна выйти замуж, но выйти за того, кого изберете мне вы, отец, а не за придворного старца из окружения короля. Я так надеялась, что моим мужем станет кто-нибудь из соседей. И мне не придется покидать наши места. Я хочу жить где-нибудь здесь, близко от вас обоих.

По щекам ее заструились слезы, и сэр Дэниел совсем растерялся. Крессида обладала редкой способностью плакать так, что слезы нимало ее не портили. Ее ярко-голубые глаза сияли, как незабудки, орошенные чистыми каплями весеннего дождика. Отца буквально завораживала красота дочери; совершенно практический человек по натуре, он никогда прежде не ведал поэтических настроений. Необходимость во что бы то ни стало устоять перед мольбами дочери, когда она в таком отчаянии, была для него мучительна.

Он громко прочистил горло, стараясь скрыть свое замешательство.

— Крессида, королю сейчас немногим больше тридцати. Знатные господа, его окружающие, судя по всему, не старше его, а то и помоложе. Поверь, я не позволю отдать тебя какому-нибудь слабоумному старцу или распутному щеголю, каким бы он ни был богатым и высокорожденным.

— Значит, вы найдете способ отказаться от поездки? О, пожалуйста, отец, молю вас! Скажите, что я больна… что…

— Это невозможно, Крессида. Я уже принял приглашение короля. — Сэр Дэниел посмотрел на жену, взывая о помощи. — Отказаться нельзя, это неумно и в самом деле опасно. Такой отказ будет воспринят как ужасное оскорбление, меня могут заподозрить в… — Он оборвал фразу и, отведя глаза, посмотрел на огонь. — Это невозможно, дитя мое. Нам приказано явиться в Вестминстер, и мы должны поспешить, потому что погода портится, и скоро ехать будет трудно.

Лицо Крессиды выражало глубокое отчаяние, поэтому он опять приблизился к ней и, ободряюще обняв за плечи, продолжал более мягким тоном:

— Поверь, для тебя это путешествие станет настоящим приключением. На твоем месте, Крессида, любая другая девушка пришла бы в восторг. Я слышал, что королева Анна очень добра и фрейлины все ее обожают… и я тебе обещаю, мы останемся с тобой в Лондоне до тех пор… — он опять прочистил горло, — пока твое будущее не определится.

Крессида бросилась к матери. Милдред Греттон тяжко вздохнула и крепко обняла дочь. Она слишком хорошо понимала, что сейчас чувствовала Крессида. Когда-то и она испытывала те же сомнения и страхи, пока не обрела истинное блаженство в объятиях мужа. Она молилась о том, чтобы и дочери даровано было такое же счастье.

— Еще ничего не решено, но твой отец обязан повиноваться королю. Ведь ты не захочешь навлечь на него беду из-за глупых страхов? — (Крессида отчаянно помотала головой.) — Ну, конечно же, нет. А теперь ступай расскажи обо всем Алисе Крофт, и пусть та приготовит твои самые красивые наряды. Она, разумеется, поедет с нами. — Леди Греттон обеими руками приподняла подбородок Крессиды. — Ты так прелестна, дитя мое. Все будут у твоих ног. В столице у тебя появится масса дел, ты захочешь многое посмотреть, словом, ты и не вспомнишь о том, как огорчилась, что на этот раз проведешь рождественские праздники не в Греттоне. — Она склонилась к лицу дочери и заговорила почти шепотом: — Таков наш жребий, деточка. Ты должна взять от жизни самое лучшее. Твой отец надеется, что твоим мужем станет знатный вельможа. Король сам намекнул на это. Он нуждается в поддержке твоего отца.

— И я — та цена, которая будет заплачена за королевское благоволение?

Милдред Греттон опять вздохнула.

— Все мы в каком-то смысле рабы, детка, даже самые высокоценимые. — Она заставила себя улыбнуться. — У тебя есть дар, Крессида, побуждать других исполнять твои желания. Так воспользуйся им с умом, когда выйдешь за своего будущего супруга. Такой дар ценнее бриллиантов и поместий. Подумай о моих словах. Мы еще поговорим, прежде чем отправиться в путь.

Крессида обернулась и посмотрела на отца. Изо всех сил, постаравшись храбро ему улыбнуться, она сказала:

— Простите меня, отец. Я глупа и ребячлива. Конечно же, вы должны повиноваться королю. А теперь я пойду, чтобы подготовиться к путешествию.

Он кивнул ей с облегчением, видя, что дочь покорилась, и с признательностью посмотрел на жену.

В дверях Крессида негромко сказала:

— Вы пошлете к Проссерам сообщить о нашем внезапном отъезде? Мне не хотелось бы, чтобы они сочли нас нелюбезными.

— Да-да, — кивнул ей отец. — Мы должны оповестить наших соседей. Не беспокойся, Хауэлл будет уведомлен, почему ты уезжаешь так поспешно, не попрощавшись.

Она вспыхнула, он улыбнулся ей.

— Не тревожься, девочка. Он все поймет. Он был хорошим товарищем твоих детских игр все эти годы, но ты не для него. И он это прекрасно знает.

Ее фиалковые глаза опять затуманились. Она никогда всерьез не думала об этом… Крессида с трудом перевела дух. Нет, если быть честной с собой, ей все-таки иногда приходила в голову смутная мысль о том, что, может быть, когда-нибудь они с Хауэллом Проссером поженятся. Это было бы так удобно! Она по-прежнему жила бы в этих краях, совсем близко от своих любящих, снисходительных родителей.

Она никогда не спрашивала себя, каковы ее чувства к Хауэллу. Знала, что он ей приятен и ей с ним всегда хорошо. Да, лучшего союза и не придумать!

И вот король, этот непонятный, недобрый и опасный человек, где-то там, в далеком Вестминстере, заявляет вдруг, что намерен сам распорядиться ее будущим, и весь уклад ее жизни мгновенно разрушился. Нет, она никогда не простит этого непрошеного вмешательства в ее судьбу.

ГЛАВА ВТОРАЯ

К счастью, погода благоприятствовала Греттонам, пока они добирались до Вестминстера. Несмотря на дурные предчувствия, Крессида находилась под сильным впечатлением от увиденного и с увлечением открывала для себя новые места; зато Алиса всю дорогу ворчала не переставая.

Алисе, как и ее подопечной, не хотелось покидать Греттон перед самым Рождеством: она обещала непременно навестить родню, которая проживала неподалеку от усадьбы. Теперь же ей предстояло провести несколько дней в дороге, а когда они достигнут места назначения, придется и вовсе быть начеку: уж очень странно была настроена ее непокорная юная хозяйка, приказывая ей готовиться к поездке.

— Нам придется ехать невесть куда в самое плохое время года и отказаться от встречи Рождества в Греттоне! — гневно воскликнула она. — Мало этого, отец уже решил выдать меня за какого-нибудь трухлявого лорда по выбору короля! — Теперь в ее голосе звучало презрение. — Это же невыносимо! Чтобы кто-то, кто даже меня не знает, был вправе так грубо вмешиваться в мою жизнь!

— Король есть король, — бесстрастно отозвалась Алиса, словно объяснила этим все; на самом же деле лишь подлила масла в огонь: Крессида с большим негодованием подумала о человеке, который живет от них так далеко и, несмотря на это, позволяет себе распоряжаться чужой судьбой.

Она решила не показывать вида родителям, что ей уже начинает нравиться первое в ее жизни путешествие. Она со слезами распрощалась с Хауэллом и теперь желала, как следует помучить своим дурным настроением отца, которого винила в том, что он слишком легко подчинился воле своего сюзерена.

Любя дочь всем сердцем и видя, что она подчеркнуто не желает замечать его попыток приласкать ее, сэр Дэниел томился и чувствовал себя не в своей тарелке; он с тревогой думал о том, как нелегко ему будет в Вестминстере. Леди Греттон относилась к раздражительным вспышкам Крессиды со свойственной ей невозмутимостью, но все же раз или два побранила ее за то, что та дурно обращается с Алисой.

— Право же, Крессида, ты ведешь себя как испорченный ребенок, и боюсь, ты именно такова и есть. Мой отец просто взял бы арапник и отхлестал меня, веди я себя, как ты… Нельзя быть такой неблагодарной к тем, кто изо всех сил старается услужить тебе. Это непростительно!

Оскорбленной в своих чувствах Крессиде совсем не помогало сознание, что ее мать совершенно права. Все они во власти короля, и она должна спокойнее принимать то, что назначено ей судьбой. Она часто корила себя за свои ребяческие выходки, но, увы, отнюдь не могла назвать себя «терпеливой Гризельдой» [12], хотя часто давала себе клятву, что постарается больше не быть такой злючкой.