Я рассмеялась, а он слегка обнял меня. День внезапно стал сияющим, беззаботным и праздничным, с бесконечной лентой времени, таким, каким и должен был быть день накануне сочельника. Я позвала Хилари из кухни, и мы уселись перед камином в ожидании подарков.

Вдруг Том стал почти застенчивым — я никогда не видела в нем такой неуверенности.

— В свое время я думал, что это интересная затея, но теперь не очень уверен в том, что подарки вам понравятся. Они вовсе не такие уж великолепные…

— Как говорится, важно внимание, а не подарок, — улыбнулась я. — Нам не нужно и мы не хотим что-нибудь великолепное — оно у нас уже было в Атланте.

— Какой он — значения не имеет, важен сам подарок, — практично заметила Хилари. — Скорее, Том. Я не могу больше ждать.

— Ну что ж, я вас предупредил, — пожал плечами Том и ушел в спальню. Через минуту он появился, держа руки за спиной.

— Закройте глаза. Мы повиновались.

— Счастливого Рождества, Диана и Хилари!

Мы открыли глаза. Улыбаясь, Том стоял перед нами и держал два изящных лука и два колчана, наполненных небольшими тонкими стрелами. Даже при первом взгляде я могла определить, что это оружие не современно — оно было сделано в стиле, который мастера перестали применять раньше, чем были написаны и напечатаны книги, описывающие его. Я знала, что Том изготовил луки сам. Они были очень просты и очень красивы.

Но… луки и стрелы? Для меня, для моей десятилетней дочери, нам обеим, городским созданиям — и вдруг такой подарок? Орудия убийства — нам? Я не знала, что сказать.

А Хилари знала.

— О Том, они великолепны, они просто прекрасны! — воскликнула девочка. — Они на самом деле мои? Ты сам сделал их? Ты научишь меня стрелять? Могу я взять лук в школу и показать всем? Ни у кого нет ничего подобного!

— Да, они действительно твои, — ответил Том. Его неуверенная улыбка стала более широкой. — И я сделал их сам. Именно для тебя. И конечно, научу стрелять, прямо с сегодняшнего дня и начнем, если захочешь. Но я бы предпочел, чтобы ты хранила их здесь, Хилари. Это серьезное дело. Не для показов и разговоров. Не знаю детей, кроме тебя, в ком я был бы так же уверен, что они поймут и будут относиться к лукам и стрелам с уважением. Место этих вещей — здесь, в лесу. Ты должна понять лук и стрелять из него только здесь. Он как… тайна, которая нам открыта, тайна, принадлежащая только Козьему ручью. Никто больше не должен быть посвящен в нее. Ну как, о'кей?

— Да, — согласилась девочка, серьезно глядя на мужчину. — Да, я понимаю, что ты имеешь в виду.

Я смотрела на них, освещенных огнем камина и свечей на языческом рождественском дереве. Легкие мурашки побежали у меня по затылку. Я знала, что Хилари понимает, о чем говорит этот человек, понимает и слова, и смысл этих слов. И так же знала, что сама ничего не понимаю. Том посмотрел на меня.

— А тебе нравится твой лук, Диана? — спросил он почти официально. — Они вам очень подойдут. В идеале — вы должны подогнать их по длине своей руки, а я рассчитывал все на глаз. Я могу сделать другой, если этот не по мерке.

— Луки действительно красивы, — медленно произнесла я. — Это превосходная, искусная работа. У тебя, наверно, ушли на нее месяцы. Никогда раньше не видела ничего подобного. Но дело в том, что я полный профан в вопросах, где мне приходится иметь дело с вещами, требующими от меня прицельной стрельбы во что-то и… Короче, я не думаю, что смогла бы кого-нибудь убить.

— Я бы никогда от тебя этого и не потребовал, — заметил Том. — Просто очень приятно уметь стрелять в цель. Ты можешь удивить самое себя. У меня такое чувство, что я смогу научить тебя очень хорошо стрелять. А потом, кто знает, может быть, ты захочешь пойти дальше. Но как бы там ни было, мне хотелось сделать эти луки для вас. Я хотел, чтобы они были вашими. Я воображал, как ты стоишь в моем лесу и держишь лук, мой лук…

— Ну тогда мне они нравятся, и меня привлекает идея научиться стрелять из них, — сказала я, чувствуя прилив нежности к Тому, такой нежности, какую я могла бы почувствовать к маленькому мальчику. Сейчас в нас не было ничего от мужчины и женщины. — Только не огорчайся, когда увидишь, что я не могу попасть ни во что, кроме ручья. И при том условии, если мне не придется кого-нибудь убивать.

— Отвечу „нет" на оба вопроса, — произнес Том и передал луки нам с Хилари.

Лук был легким и приятным на ощупь, как атлас, но я чувствовала в руках его приятную тяжесть, он совершенно подходил к моей ладони. Цвета светлого ясеня, деревянная часть сияла, как хорошая старая мебель. Лук был прост по форме — согнутая деревянная дуга и гладкая упругая тетива, которая была хорошо натянута и издавала приятный звук, когда я дотрагивалась до нее. Сделана тетива была не из пластика или материала, который я видела на теннисных ракетках. Ее концы Том плотно обернул тем же материалом и слегка разлохматил, так что получились симметричные красивые кисти. Лук настолько отличался от сложного, зловещего оружия, виденного мною в багажнике автомобиля Картера в утро охоты в „Королевском дубе", как ласточка отличается от павлина. Но, глядя на гладкую безжалостную дугу и четную линию тетивы, я подумала, что этот лук — такое же смертоносное оружие. Однако подобная мысль не слишком напугала меня, пока я держала в руках живой атлас дерева.

— Он превосходен и великолепно мне подходит, по крайней мере, ощущение от него просто сказочное. Твой подарок просто прекрасен. Что это за дерево?

— Ива, — пояснил Том. — Некоторые думают, что из черемухи или рябины можно изготовить лучшие луки, но мне больше нравится ива. Она была священным деревом богов вод в большинстве культур. Кроме того, в поисках рябины придется добраться до западных плоскогорий, а ива растет по всему болоту Биг Сильвер. Эта ива — с верховьев Козьего ручья, я нашел ее недалеко от его истока. Молодое деревце, обожженное молнией. Прокопченные огнем ивы — самый лучший материал для луков. Но их нечасто находишь на болоте — слишком сыро. Поэтому когда я наткнулся на дерево пять или шесть лет назад, я принес его домой и сохранил. Мне представлялось, что на нем запечатлелись поцелуи всех богов. Было бы почти святотатством не сделать из него луки.

— А их трудно делать? — спросила я. — Они выглядят такими простыми, и в то же время каждый дюйм совершенен. Откуда ты знаешь, где надо сгибать, а когда прекратить и все такое?..

— Я научился этому у отца. А он и мой дядя Клэй научились у деда, который, в свою очередь, научился у своего отца — моего прадеда. А тот постиг эту науку, учась в Гейдельберге. Чтобы получить лицензию на охоту, нужно было пройти очень жесткий официальный курс инструктажа в знании леса, искусстве выживания в нем и в знании оружия. После окончания курса вы были столь же сведущими, как лесничий, в противном случае лицензию вы не получали. Знатоков леса называли „вальдмейстерами", я думаю, и сейчас их так называют. Мне кажется, что это очень хорошая идея — тот, кто не знает леса и не уважает дикую природу, как ее знают и уважают лесничие, не должен приходить в леса с оружием. Я не пускаю в свои владения тех, кто не знаком со всеми правилами.

— Но в Пэмбертоне все занимаются охотой, — возразила я. — Кажется, весь Юг охотится. И сколько из них достаточно осведомлены?

— Примерно один на каждые три миллиона. Я дошел до того, что ненавижу осень и зиму. Кажется, что каждый кровожадный осел, который может поднять ружье или лун, свободно допускается в леса. Мне доставляет огромное облегчение, когда до меня доходят слухи, что некоторые из горе-охотников подстрелили друг другу задницы, а то и что похуже. Тогда я думаю: „Какая-нибудь птица или олень будут еще некоторое время в безопасности"

Я посмотрела на Тома. Мы уже вели подобные разговоры раньше. Он сам был охотником и тем не менее говорил о безопасности оленей и птиц.

— Я — один из трех миллионов, — заявил он, читая мои мысли. — Я тот самый избранный. И не стреляю ни во что без надобности. И не жажду убийства. А кроме того, всегда попадаю в цель. Я стреляю с уважением, даже с любовью. Если вы научитесь у меня, то будете стрелять именно так. Я не хвастаюсь. Мне потребовалось очень много времени, чтобы достичь нынешнего мастерства. И для этого я очень много работал. И у меня были два величайших учителя в мире — мой отец и дядя Клэй. Еще не настало время говорить об убийстве, Энди. Но мы будем разговаривать и на эту тему, к тому времени ты будешь лучше все понимать.

— Я хочу слышать об этом, — сказала Хилари, внезапно подняв глаза на Тома. Она стояла, свободно и изящно держа в руках свой маленький лук. Держала так, как будто бы вес оружия был привычен для нее чуть ли не с самого рождения.

Я неодобрительно посмотрела на дочь, а затем перевела взгляд на Тома. В конце концов, Хилари здесь не для того, чтобы учиться убивать.

— Не сейчас. — Том слегка улыбнулся девочке. — Но скоро. Не думаю, что мне придется много объяснять тебе, Хил. Мне кажется, что твое сердце, кости, мускулы знают гораздо больше, чем знает твой ум.

— А смогла бы я научиться делать такие луки? — спросила Хилари.

— Конечно, если захочешь. Я могу научить тебя делать почти все, что тебе потребуется, чтобы выжить среди дикой природы. Могу научить находить и делать укрытие, ночлег и инструменты, утварь и даже одежду из шкур и волокна растений. Могу научить добывать огонь только при помощи лука, палочки и камня. Могу научить делать ножи и копья, обрабатывать камень, но в южных приречных болотах тебе это никогда не потребуется. Достаточно одного лука. Я могу научить тебя находить воду, но опять-таки это не проблема в Биг Сильвер. Могу научить находить, собирать и готовить растения, которые смогут поддерживать твою жизнь и даже будут довольно приятны на вкус, а также растения, которые исцелят тебя. Научу, как избегать растений, способных убить. Могу научить, как подманивать почти каждое животное, обитающее в Биг Сильвер, как выслеживать его, стрелять, обрабатывать шкуры и готовить мясо. Даже как выделывать шкуры и изготовлять из них укрытие и одежду, а из костей животных — кухонную утварь. В лесах не должно быть никаких отходов. Я могу научить тебя всему, что ты захочешь узнать. Причем обучать буду вас обеих.

— Почему? — Голубые глаза Хилари смотрели на Тома с любопытством.

— Потому что это значит гораздо больше, чем повторные показы „Звездного пути",[75] — ответил Том, протягивая руку, чтобы убрать шелковистые волосы девочки, закрывающие ей глаза. — Потому что это древнее и ценное знание, потому что это истина о людях, животных и лесах. Должны существовать такие люди, которые познают все для того, чтобы истина оставалась живой. Я думал, что, может быть, вы — одни из тех, кому моя идея может понравиться.

— Мне могла бы понравиться, — согласилась Хилари. — Я бы… Я бы хотела узнать все, о чем ты говорил.

— Что ж, узнаешь, — пообещал Том.

Они вместе вышли из темного дома в холодное сияние полуденного солнца. Рука мужчины покоилась на плече девочки, а ее темная головка была поднята к его лицу; они разговаривали. Как и маленькая козочка, Хилари тоже подросла, а я как-то не заметила этого. Шея и руки удлинились, стройные ноги в мешковатых тертых джинсах тоже стали длиннее, и уже начали оформляться талия и бедра, а ее макушка почти достигала плеча Тома. Блестящие волосы мужчины и девочки сверкали на солнце каштановым блеском, она приспособила свои легкие шаги к его быстрой и мягкой походке. Там, под зимним солнцем, их можно было бы принять за отца и дочь. Она походила на Тома Дэбни намного больше, чем на меня или на Криса. Опять в моем паху медленно и вкрадчиво зашевелилось тайное тепло. Я стиснула зубы и стала вспоминать любую раздражающую мысль о Томе и каждую привлекательную черту в поведении Картера. Я не потерплю этот предательский жар! Не потерплю! Ведь я сама установила правила…

У края воды, где земля была чистой, а ручей — мелким и залитым солнцем, как раз на том месте, где — я это помнила — они танцевали вместе в лунном свете, Том установил мишень. Я испытала некоторое потрясение, когда увидела, что это был силуэт оленя, черный на белом квадрате. Олень стоял в профиль, на его плече был изображен большой круг. На земле рядом с мишенью лежали другие, тоже с силуэтами оленей — вид спереди, сзади, под разными углами. На каждой из них были круги. Я остановилась, чувствуя тупой гнев.

— Одну минуту, Том. С нас достаточно разговоров о смертях и убийствах для одного дня. У меня нет возражений против стрельбы в цель, но я не собираюсь стрелять в оленя. И я не позволю Хилари делать подобное.

Он не слишком долго смотрел на меня, а потом сказал:

— Вполне справедливо. У меня есть старая круглая мишень с яблочком. Она в козьем сарае. Ты можешь использовать ее. Однако, я думаю, что Хил имеет право выбирать сама, во что ей стрелять.