— Должно быть, я выгляжу как сумасшедший, — решил Том. — Удивляюсь, как прислуга впустила меня через черный ход.

Он поднял голову и усмехнулся. Это была убогая и болезненная усмешка. Я почувствовала, как что-то внизу живота повернулось с громадной, старой, медленной, скользящей тяжестью, давящей на пах и поднимающейся и заполняющей всю грудь и горло. Тяжесть эта казалась такой же массивной, влажной и теплой, как дельфин, плывущий в тропическом море. Мое сердце начало прыгать, дыхание застряло в горле. Я подумала, что не смогу принять Тома в свое тело, просто умру в тот же момент. Я думала об этом и ни о чем больше. Ни о чем.

— Сними эту ужасную одежду, — проговорила я хриплым голосом, — и помоги мне выбраться из этого проклятого платья. Я хочу, чтобы ты сейчас же взял меня, Том, раньше, чем пройдет хоть одна секунда. Ты говорил, чтобы я сообщила, если переменю решение, если захочу, чтобы все было по-другому. Ну вот — все по-другому, и я хочу тебя сейчас же… Хочу…

Я слышала свой голос и видела свои руки, стягивающие одежду со смуглого мужчины, я ощущала его тело всем своим существом. Он подошел ко мне, прислонил к раковине, я почувствовала его твердость, упершуюся в меня, его руки на моей спине, ищущие молнию платья. Но меня преследовало странное ощущение, будто я покинула свое тело, оставив в нем только чувства, а мыслящая часть меня, часть Энди, отмечающая все действия, парила где-то около потолка, наблюдая, как женщина в черном атласном вечернем платье и мужчина в грязной порванной охотничьей одежде предавались любви, стоя у раковины в большой старомодной ванной. Я протянула руку, закрывая входную дверь, Том повернул замок. Он прижался ртом к моим губам, обнял мое тело, и в течение долгого времени я просто не думала. Он отбросил ногой мое платье и белье вместе со своей одеждой и поднял меня, готовясь войти в мое тело, и прежде, чем он сделал это, прежде, чем мир вновь взорвался в огне и жаре и прекрасное, сладкое, дикое пение вновь началось в крови, Том прошептал:

— Я не мог добраться до тебя так быстро, как мне того хотелось. Я думал, что умру в этих Богом проклятых лесах, прежде чем доберусь сюда.

— Теперь ты здесь, — ответила я. — Теперь ты здесь…

— О Господи, да, теперь здесь…


После того как мы оделись, Том тяжело опустился на сиденье туалета и усмехнулся мне. Он выглядел помолодевшим лет на пять по сравнению с тем, каким он явился в комнату. Но все еще казался очень усталым.

— Ну как, пойдешь сегодня на ручей? — спросил он.

— Нет. Тебе нужно выспаться. В самом деле нужно. И мне тоже… Я собираюсь сказать Картеру.

— Да. Ты должна. Понимаю, что для тебя это гораздо более неприятно, чем я могу себе представить.

— Да. Я обещала ему на прошлой неделе, что выйду за него замуж до конца года. Накую гадость мне придется теперь сделать. Но я не могу больше откладывать.

— Конечно, нет. Я хотел бы… Господи, Диана, мне бы очень хотелось, чтобы все это не случилось подобным образом. Хотелось, чтобы все было бы проще. Я хотел бы заставить тебя понять…

— Да, но не получилось, — прервала я Тома. — Обстоятельства никто не менял, пока… они не изменились сами. Я не могла ускорить изменения. Не могла сделать так, чтобы все произошло скорее, чем произошло. И поняла, что для перемены потребовалось твое отсутствие.

— Хочешь, чтобы я был с тобой, когда ты будешь говорить с Картером?

— Нет. Позволь ему сохранить лицо. Не дай Бог, я не собираюсь рассказывать ему, что имела тебя, стоя в сортире. Просто я заявлю, что все было ошибкой, что во всем виновата только я, что другой мужчина, ты, здесь ни при чем. Виновата я. Он, конечно, узнает, что это не так, но, по крайней мере, ему не придется признаваться в этом до тех пор, пока он не будет готов. Мне очень жаль, если ложь тебе неприятна. Но я собираюсь лгать во что бы то ни стало.

— Ну а завтра ты придешь? Можешь в любое время, только побыстрее. Я хочу поговорить с тобой. Только один раз без Хилари. Это не для ее ушей.

— Значит, что-то на самом деле не в порядке?

— Больше, чем просто „не в порядке". Мне нужно разобраться. И рассказать кому-то, у кого нет готового мнения на этот счет. Может быть, все это чепуха, как я и говорил. Во всяком случае, я проверю еще раз после того, как просплю двенадцать часов. Поэтому, если найдешь возможность, просто приезжай и залезай в кровать.

Я засмеялась и внезапно ощутила себя очень счастливой, при том, что чувствовала, как надо мной висит тяжесть стыда и гнусности того, что мне придется совершить по отношению к Картеру.

— Кто-нибудь видел, как ты поднялся сюда? — спросила я, когда Том потянулся к дверной ручке. — Если Картер не узнает, что ты поднялся наверх следом за мной в ванную, это во многом упростит дело. Кто, кроме кухонной прислуги, знает, что ты здесь?

— Думаю, что только Клэй. Я попросил вызвать его в кухню, когда пришел. А поднялся по другой лестнице в конце галереи. Не думаю, что кто-то еще видел меня, а Клэй, конечно, не скажет никому.

— Хорошо, — проговорила я, подставляя Тому лицо для поцелуя. Твердая щетина походила на крупную наждачную бумагу. — Надеюсь, в последний раз мне приходится вести себя как горничной с коммивояжером.

— Ты права. В следующий раз мы проделаем это на улице и перепугаем лошадей. Это доставит мне бесконечное удовольствие.

Том открыл дверь, сделал шаг и остановился. Я секунду колебалась, но затем обошла его, чтобы увидеть, в чем дело. Пэт Дэбни сидела, сгорбившись, в кресле перед туалетным столиком, подобрав юбки из тафты и скрестив изящные лодыжки. Она курила и подпиливала ногти. На коленях лежала вечерняя туфля с отломанным каблуком.

— Вечер добрый, люди, — улыбнулась она своей медленной улыбкой. — Рада видеть, что у вас все в порядке. Только что хотела позвать хозяина. Оттуда раздавались такие звуки, каких не услышишь и в дешевом мотеле.

— Что ты здесь делаешь? — спросила я. Это была самая глупая из сказанных мной когда-либо фраз.

— Хочется пи-пи, как маленькой девочке, — ответила блондинка, симпатично морща носик. — Я уж думала, что мне придется сходить в свой башмак. Вы очень долго занимали комнату.

Я обошла Пэт, направляясь к дверям спальни.

— Если ты ищешь Картера, то боюсь, что он ушел, — спокойно заметила Пэт. — Он поднимался со мной сюда, чтобы помочь мне с этим сломанным каблуком, но, вы понимаете, когда услышал такой шум, просто выскочил за дверь. Настоящий джентльмен наш Картер. А это так нехорошо.

Блондинка потянулась и расплылась в улыбке. Я уставилась на Пэт, не веря ее словам. Том с отвращением пробубнил что-то.

— Кто-нибудь однажды прикончит тебя, Пэт. — Голос Тома был таким естественным и безучастным, будто он говорил о погоде. — Надеюсь, что в это время я буду где-нибудь далеко в присутствии еще десяти человек, потому что наверняка, черт возьми, полиция подумает, что это сделал именно я. И я бы очень хотел, чтобы это случилось… раньше, до сегодняшнего дня, когда это для меня что-то значило.

Я повернулась, вышла из спальни и направилась к лестнице. Том тихо шел за мной.

— Слышала еще и не такое, — крикнула Пэт нам вдогонку. — А у самой получалось и похлеще.

Ее голос звучал тонко и пронзительно.

— Тебе подобное не удавалось, даже когда ты была в ударе, — ответил Том и последовал за мной вниз по лестнице. На площадке он тронул меня за локоть и остановился. — Я попрошу автомобиль у Клэя и отвезу тебя домой. Не хочу, чтобы ты ввязывалась во всю эту историю. Нельзя угадать наверняка, скольким людям она уже рассказала.

— Не надо. Тиш и Чарли отвезут меня. Пожалуйста, Том. Все остальное только между Картером и мной.

— Береги себя. — Том прикоснулся к моим волосам, пошел по галерее и спустился по другой, противоположной лестнице. Я спустилась вниз, в толпу, чтобы найти Тиш и Чарли.

Они ждали меня около бара и выглядели очень обеспокоенными. Казалось, что больше никто не замечает меня, значит, Пэт до этого времени придержала свой язык. Впрочем, это не имело никакого значения: вред уже был нанесен.

— Картер сказал, что он чувствует себя отвратительно, он решил отправиться домой и просил нас отвезти тебя, когда ты спустишься, — сообщила Тиш. — Он ужасно выглядел. Вы поссорились?

— Нет, — ответила я. — Я готова уехать, как только вы захотите.

Мы взяли пальто, вышли на веранду и подождали, пока работник Клэя Дэбни подвел к дому „ягуар". Холодный ветер был приятен моему одеревеневшему разгоряченному лицу. Кроме его прикосновений и тупой, стучащей усталости, я не ощущала абсолютно ничего.

Тиш и Чарли не сказали ни слова, пока мы не подъехали к парадной двери моего коттеджа. Тогда Чарли предложил зайти со мной. „Ягуара" Картера на подъездной аллее не было.

— Нет, — отказалась я. — Спасибо. Очень мило с вашей стороны, что подвезли меня.

— Позвони завтра, — крикнула Тиш, высовываясь из автомобиля.

— Хорошо. Позвоню. Спокойной ночи.

Даже несмотря на то, что машины возле дома не было, я почти с уверенностью ожидала увидеть Картера в гостиной. Рана предательства этой ночи, казалось, требовала еще одного, последнего свидания. Но гостиная была пуста, она была такой же, какой мы ее покинули перед вечером в „Королевском дубе". Только старый портфель Картера исчез с кофейного столика, не было и пакета с адвокатскими бумагами, шерстяное пальто больше не висело на крючке у кухонной двери. Я прошла через холл в спальню и открыла большой шкаф. Отделения Картера пустовали. Я пошла в ванную. Его банный халат исчез с крючка, его бритвенные принадлежности не лежали на полке. Я вернулась в гостиную и посмотрела на автоответчик. Красный огонек мерцал. Я опустилась в кресло и нажала кнопку. Я знала, чье послание там записано.

Оно было очень кратким, голос Картера не казался рассерженным или печальным, просто… каким-то более старым и усталым:

— Я больше не позвоню. Но если я понадоблюсь тебе или ты захочешь поговорить — звони. Ожидать этого звонка я не буду, но мне хочется, чтобы ты обратилась ко мне, если возникнет такая необходимость. Я люблю тебя, Энди. Береги себя.

В тот момент я поняла, что те же самые слова говорил мне Том, когда уходил из особняка Клэя. Это показалось мне невыносимым. Я сидела в кресле и плакала до половины четвертого утра, а затем, выплакав наконец все слезы, легла в постель и заснула, впервые за много ночей одна.


Глава 10


Недели через две после этого вечера Тиш отправилась в Атланту сделать операцию на десне, и я поехала с ней, чтобы привезти ее обратно, если она будет чувствовать себя недостаточно хорошо, чтобы самой сесть за руль. Я оставила Хилари у Чепинов и взяла один день за счет моего драгоценного отпуска по болезни. Мы поехали в четверг, операцию Тиш сделали в пятницу утром, и к субботнему вечеру она чувствовала себя вполне прилично, чтобы пойти пообедать. Я проводила дни в походах по магазинам, покупая вещи для Хилари и для себя, разъезжала на „тойоте" по забитому машинами и гудящему Бакхеду, где так недавно проносилась на „БМВ".

Я проехала мимо нашего бывшего дома и огромной резиденции родителей Криса на Хабершем-роуд. Оба здания пустовали, ставни были закрыты, на подъездных аллеях не стояли автомобили. Я не чувствовала абсолютно ничего, кроме отчужденности. Она звенела у меня в ушах и стучала в висках. К тому времени, когда я встретилась с Тиш в ресторане „Ритц-Карлтон" в Бакхеде, я ощущала беспокойство и потерянность, как турист после насыщенного дня в иностранном городе, который был ему смутно знаком по какому-то далекому, прошлому посещению. Город своими запахами забил мои ноздри, а уши наполнились его воем. И я до боли почувствовала тоску по чистой, колючей прохладе зимних лесов. А мои ладони и Дуни просто болели от тоски по Тому.

Тиш сидела на банкетке, потягивая мартини; свою распухшую челюсть она удобно устроила в складках кашемирового свитера. У моего прибора также стоял мартини, бледный, как свет луны, в запотевшем ото льда бокале. Я с благодарностью сделала глоток, потом второй.

— Спасибо, — сказала я, гримасничая от острого вкуса джина. — Как раз это мне и было нужно.

— Тяжелый день среди роскошных соблазнов?

— Да, что-то вроде этого. Я чувствовала себя чужаком с другой планеты. Как будто я здесь никогда не жила. Хуже того, у меня ощущение, что я и в Пэмбертоне не живу. Тиш, внезапно мне показалось, что я вообще нигде не живу. Будто я свободно плаваю в пространстве. Противное и какое-то странное чувство.

— Ну, это меня не удивляет. В последнее время ты не была похожа на среднюю американку. Ты сейчас — свежая сплетня в очередях в кассы и в косметических салонах.

— Люди говорят обо мне?