Но всегда оставалась крыша.

Огромная крыша, простиравшаяся на несколько акров, на которой было особенное, магическое и таинственное, место, которое всегда влекло ее.

Кассандра медленно поднялась по крутой лестнице, вспоминая, когда в последний раз была здесь. Несколько лет назад, ей тогда было… лет восемнадцать? Она смотрела на звезды.

На Акоре были и другие подобные места, где те, кто знал о них, всматривались в небо, чтобы перенести увиденное на бумагу. Туда не проникал ни один луч света, не попадал даже маленький огонек. Но первым из таких мест, самым древним и до сих пор наиболее почитаемым, была крыша дворца. Легенда гласила, что задолго до того, как он был построен, первые жители Акоры всматривались в небо с вершины того же холма.

Кассандра в это верила, так как видела хранившиеся в библиотеке древние манускрипты о движении звезд, о том, как они выглядят, где располагаются на небосводе, и даже о том, что изменилась звезда, указывавшая строго на север.

Вдалеке она увидела часть крыши, приспособленную под сад, который разбили здесь давным-давно и продолжали ухаживать за ним. Между ним и Кассандрой тянулись ряды черепицы. Здесь было пусто. В северной стороне виднелся купол обсерватории.

Она медленно подошла к нему, стараясь идти только по проложенным дорожкам.

Луна зашла, но все небо было усеяно звездами. В их ярком свете она могла рассмотреть город, раскинувшийся внизу. Но было так поздно и ночь была так глубока, что на обсаженной цветами дороге, петляющей меж уютных домиков и дорогих магазинов, было совсем пустынно.

Скоро рассветет. Те, кто наблюдал за небом, теперь шли спать. Некоторые прошли мимо нее, когда она спускалась в обсерваторию. Ей почтительно кланялись, но спешили уйти, так как очень устали.

Она же, наоборот, выспалась и прекрасно себя чувствовала. Плащ, который она накинула, казалось, камнем повис на ее плечах и мешал идти. Она решительно откинула полы плаща и нетерпеливо пошла дальше. Кожа покрылась мурашками, но не от холода, ведь ночь всего лишь веяла приятной прохладой, а от волнения, с которым Кассандра никак не могла справиться.

В таком состоянии она пришла в обсерваторию. Купол из стальных пластин, плавно скрепленных друг с другом, был около трех метров в высоту. Большое отверстие в его вершине делило купол пополам. Из этого отверстия выглядывал телескоп.

Акорцы гордились тем, что этот телескоп был сконструирован на их земле. Безусловно, достижения великого Галилео Галилея и не менее гениального Исаака Ньютона были огромны, но многое было известно уже задолго до них. Хотя изобретение акорцев увидело свет всего лишь десятилетие назад, астрономы поговаривали о его усовершенствовании.

Рукой она ощутила прохладную поверхность купола. Она слегка дотронулась до него, глядя на звезды. На небе их сверкало такое огромное количество, что Кассандре казалось, будто они слились воедино. Большое скопление звезд, которое мы называем Млечным Путем, с северо-запада тянулось через все небо. На Млечном Пути, слегка потускневшее в его ярком свете, находилось созвездие Кассиопеи, приговоренной королевы, осужденной за измену. Неподалеку от нее, чуть к западу, через все небо мчался великий герой Персей. Сегодня была ночь воинов; созвездие Ориона медленно плыло по небу по направлению к юго-западу.

Она очень любила созвездие Ориона. Оно было первым, которое она с легкостью могла найти на небе, не считая, конечно же, Большой и Малой Медведицы, которые могли найти все. Орион всегда завораживал ее. Она воображала, как охотится вместе с ним на небе, и мечтала увидеть что-либо необычайно красивое, подвластное только звездам.

Ей, должно быть, грезилось: на горизонте к юго-западу появился еще один воин, но не на темном бархате неба, а гораздо ближе. Воин, которого она ясно видела — от высоко поднятой головы и широких плеч до твердой руки, покоившейся на рукояти меча.

Воин подошел к ней. Ночной ветер развевал его густые волосы, и они отсвечивали серебром.

— Ройс…

Он был со своими людьми… или спал. Он не мог быть здесь.

— Нам, кажется, судьбой предназначено встречаться в самых необычных местах, Атридис, — сказал он с насмешкой, как будто ее удивление забавляло его.

Но она также почувствовала в его голосе усталость, и ей пришлось побороть желание подойти к нему.

Она собрала в кулак всю свою волю так же решительно, как недавно поступила с плащом.

— Да, действительно, лорд Хоукфорт. Можно на самом деле поверить в то, что судьба существует.

— Но это не так. Существует только ряд возможностей, из которых мы выбираем.

— Я всегда так думала.

— И ты будешь знать наверняка, что выбрать, не так ли, Атридис? Можно сказать, ты эксперт в этой области.

— Ты вправе говорить все, что тебе вздумается, но это не так. — Она отвернулась: ей было трудно вынести его взгляд, полный гнева, который она уже когда-то на себе ощущала. Она понимала, откуда эти гнев и боль, но все же негодовала. Что же она сделала плохого? Да, наши знания всегда неполны и недостаточны. Она знала, как быть Атридис, но не знала, как быть подходящей для Ройса женщиной.

— Что привело тебя сюда? — спросила она, потому что это было единственное, что она могла произнести. Как она будет жить без него, когда останутся лишь одни воспоминания?

— Марселлус упоминал об этом месте. У нас в Хоукфорте есть обсерватория, ее построил один из моих предков, который не желал мириться с тем, что у нас слишком много пасмурных дней в году.

— В неблагоприятных условиях нужно ценить их постоянство.

— Такова реалистичная оценка шансов на успех. Она поняла: он говорил о них, и ее сердце еще больше сжалось. Но все же она решила спросить его, пока была возможность:

— Почему ты не убил Дейлоса?

Вопрос заставил его попятиться. Он ответил не сразу.

— Я мечтал убить его, — тихо произнес Ройс. — Было время, когда я не думал ни о чем другом. Еще недавно не было и дня, когда бы я не представлял себе его смерть.

— И все же он жив.

— Не проси меня объяснить это, я все равно не смогу. Может быть, и нет, но она могла это объяснить. Настолько хорошо она его знала.

— Ты слишком благороден, чтобы убить безоружного противника.

Он жестоко рассмеялся.

— Я просто презираю жажду мести.

— Он жалкий трус. В какой-то мере жизнь, подаренная ему, — еще большее наказание.

— Возможно, но не мне теперь решать, жить ему или умереть. — Слегка удивившись своим следующим словам, он добавил: — И я этому рад.

Она воспряла духом. Если уж ей не суждено радоваться жизни вместе с ним, то по крайней мере она могла порадоваться за него.

— Ты теперь свободен.

Ее слова вызвали быстрый острый взгляд.

— Полагаю, что так, насколько может быть свободен человек. Жизнь привязывает нас к себе.

Он был прав, такова жизнь. Она вплетает в свое бесконечное полотно нити грез и разочарований, радости и печали ради определенной, но неизвестной нам цели.

Могла ли она питать надежду на то, что их нити еще переплетутся?

Приближался рассвет, озаряя бледную полоску горизонта.

— Ройс?..

— Атридис?

Это было выше ее сил, ведь именно это имя несло в себе напоминание о том, что стояло между ними. Оно пронзило ее насквозь, и из ее уст вырвался возглас досады.

— Было время, когда ты называл меня Кассандрой. И Ройс действительно прекрасно это помнил: и как глубокой ночью шептал ее имя, чувствуя тепло ее кожи, и как выкрикивал его в порыве страсти, и как бормотал его даже во сне. О да, он это помнил!

— Я знаю, кто ты, — заявил он.

— Не думаю. На самом деле, мне кажется, ты никогда даже не догадывался об этом, да и я никогда тебя не знала.

Она ждала, искренне надеясь, что он возразит ей, и на мгновение ей показалось, что так и случится. Но в этот момент что-то отвлекло его внимание. В сверкающем море появился корабль. Они видели, как он быстро и неуклонно приближается к Илиусу. В искристых лучах восходящего солнца ярко сверкала королевская эмблема Акоры в виде головы быка.

Алекс вернулся домой.

Принц Акоры поднял свой кубок. Пламя от горящих углей в камине и тонких восковых свечей в металлических канделябрах наполняло светом стеклянный бокал с золотистой жидкостью.

Алекс успел побриться на скорую руку. От солнца и морского ветра его кожа приобрела бронзовый оттенок. Растрепанные густые волосы сильно отросли. Он был безумно счастлив, что хоть на время вернулся в родной дом.

— Тост, — произнес он.

Кассандра, как и остальные, посмотрела на него в ожидании. Они все собрались за столом в семейной гостиной. За окном на небе появились первые звезды. День, пролетевший незаметно, был на исходе.

Джоанна сидела подле мужа. Она выглядела растерянной и в то же время обрадованной. Она все еще не верила в то, что Алекс действительно здесь, и боялась, что он может исчезнуть в любой момент. Она нежно смотрела на него, и улыбка ее была полна любви.

Кассандра знала, что они успели насладиться лишь короткими мгновениями, проведенными вместе, перед тем как Алекс приступил к решению важных государственных дел. Алекс пытался быстро войти в курс дел и проблем, свалившихся на Акору после взрыва во время Игр. Сначала он встретился с Атреем, затем с Кассандрой и, наконец, с членами совета. Кассандра также знала, что в перерывах между этими встречами он несколько раз успел поговорить с Ройсом.

И только теперь, когда им удалось собраться всем вместе, Алекс мог подумать о чем-то другом.

— За американцев, — сказал он, усмехнувшись их удивлению. Но улыбка тут же сошла с его уст, и он торжественно продолжал: — И за их президента, мистера Джеймса Мэдисона, ибо по его распоряжению восемнадцатого июня сего года конгресс Соединенных Штатов посчитал разумным объявить войну Великобритании.

— Еще бы они этого не сделали! — воскликнул Эндрю. Он был доволен, что его предположения оказались правильными.

— Эта весть достигла Лондона, когда я готовился к отплытию, — продолжал Алекс. — Принни торжествует. Это его шанс сделать то, чего не смог сделать его отец: разбить мятежников и восстановить империю раз и навсегда. Ему, конечно, нужно также одержать победу над Наполеоном. Пока он будет решать эти две задачи, у него не останется ни людей, ни вооружения для какой-либо другой кампании. Любой, кто будет настолько глуп, чтобы сейчас побуждать Англию к вторжению на Акору, в скором времени окажется в Бедламе.

Он вновь поднял свой бокал, глаза его загорелись.

— Мы больше не являемся, и я говорю об этом с превеликим удовольствием, потенциальным объектом нападения. По крайней мере сейчас. С Божьей помощью мы добьемся того, чтобы это благословенное отсутствие интереса к нашей стране было постоянным.

Все рассмеялись над последними словами и вздохнули с облегчением, но затем Федра сказала:

— У нас есть друзья в Америке. Я надеюсь, это им не навредит.

— О, я бы не стал так беспокоиться об этом, — ответил ее муж. — Они уже удивили нас однажды, когда свершилось то, что они предпочитают называть своей революцией. Когда наши войска пришли на боле битвы, чтобы сдаться, солдаты напевали мотивчик песни «Мир перевернулся». Она хорошо отражает то, что произошло. Думается мне, что американцы еще не раз перевернут мир вверх дном. У них, кажется, истинный талант удивлять других, а главное — самих себя.

— Так пусть же удача сопутствует им, — тихо сказал Атрей. Он, несмотря на все свои протесты, лежал на небольшом диванчике подле низкого столика. Если бы у него был выбор, он сидел бы вместе со всеми, что было бы безрассудно со стороны человека, еще недавно находившегося на грани жизни и смерти. Все радовались, что он рядом. Кассандре казалось, что он немного устал, но держался он уверенно.

Федра с Еленой тщательно следили за ним. Брайанна тоже была здесь, но она сидела по другую сторону стола. Время от времени ее взгляд перемещался в сторону Атрея. Она выглядела… бесспорно, обеспокоенной, однако что-то еще было в ее взгляде. Смущение?

Но сейчас не время было об этом думать, так как заговорил Ройс:

— Это действительно хорошие новости, Алекс, но скажи, удалось ли тебе после кончины Персивала разузнать, кто же стоял за замыслом нападения на Акору?

— Нет, не удалось, — с огорчением произнес Алекс. — Это еще предстоит выяснить. — Он посмотрел на Ройса. — Конечно, в более подходящее время.

Ройс кивнул.

— Я думаю, с этим лучше не затягивать. Вероятность вторжения все еще существует, пока в Англии есть те, кто предполагает, что оно будет успешным.

— Предполагает? — переспросил Атрей. Он говорил довольно спокойно, но в глазах запылал гнев.