— Его имя Франко Бариччи… — Он сделал паузу, все еще не отрывая взгляда от исписанной страницы. — Ему сейчас пятьдесят четыре года. У него есть дома и земельные владения в Италии, Франции, Испании и Англии и соответственно вымышленные имена для каждой страны. Он сделал своей профессией обольщение юных девушек, соблазнив которых присваивал себе их состояние, и это объясняет его богатство и наличие недвижимости во всех этих странах… Лиз встретила его, когда он был на вершине успеха, но эта встреча не принесла ему прибыли, и с ней у него возникли непредвиденные осложнения. Она не только не имела состояния, что было для него уже достаточно печально. Если ты помнишь, это было как раз а тог период. когда удача в делах временно изменила мне, а у нее хватило .наглости зачать от него ребенка и сообщить ему об этом. Нет нужды говорить, что он не пожелал ждать, пока дела у ее брата пойдут на лад. В тот день, , когда Лиз сообщила ему о ребенке, она видела его в последний раз. Глаза Ноэль округлились от изумления:

— Но ведь Лиз говорила тебе, что он оставил ее из-за своей жены и семьи…

— У него не было ни жены, ни семьи. Он все это придумал, чтобы не отягчать себя нежеланным отцовством. — Эрик швырнул папку на стол. — Можешь сама прочитать все, что удалось разузнать моим доверенным лицам. Для того чтобы установить все эти грязные подробности жизни Бариччи, потребовалось именно пять с половиной лет — срок, на который мы с тобой договаривались. Да, он продолжает свою, с позволения сказать, деятельность.

— Где он сейчас?

Наступило молчание — нежелание Эрика говорить было почти физически ощутимым; стало трудно дышать. Наконец он выдавил из себя:

— В Англии. Он владеет картинной галереей в Лондоне. Кажется, он проводит там по нескольку месяцев в году. Включая и этот месяц.

Ноэль взяла папку и склонилась над бумагами.

— Право же, он был настоящей гадиной, верно? — ска — зала она, прочитав внимательно все. . — .

— Не только был, но и остался, — поправил Эрик, — Он ведь не умер, Ноэль. — Он многозначительно посмотрел на дочь. — И я хочу, чтобы ты держалась от него подальше.

Ноэль подняла голову и взглянула на отца, отметив про себя непривычную жесткость его тона.

— Я настаиваю на этом, Ноэль, — повторил Эрик. — Он самый гнусный негодяй из всех, кого я знаю. И более того, он потерял право на тебя в тот самый день, когда бросил Лиз да и судя па всему, он ничуть не раскаивается. За все восемнадцать лет он ведь не сделал ни одной попытки разыскать тебя. — Эрик внезапно замолчал, подошел к Ноэль и приподнял ее лицо за подбородок; — Я не хочу сделать тебе больно, девочка. Но обещай мне, что не будешь пытаться отыскать его.

Ноэль даже высунула кончик языка, обдумывая свой ответ. Разумеется, ей было очень любопытно повидать этрго человека… Медленно она перевела взгляд на папку, потом снова подняла глаза на отца, взгляд которого выражал мольбу, и в глубине ее сапфировых глаз он прочел согласие, которое далось ей нелегко

— Обещаю, папа, не искать е ним встречи.

— В любом случае в глазах лапы это будет значить, что ваша встреча все же возможна. И папа придет в ярость.

Хлоя заправила прядь выбившихся из прически блестящих каштановых волос за ухо. Она была мила и изящна, светясь чистой красотой тринадцатилетней девочки-подростка. Сидя на краю постели старшей сестры, Хлоя с беспокойством поглядывала на нее.

— Папа ничего не узнает, если ты мне поможешь, Хлоя, ну пожалуйста! Я не нарушу обещания, данного папе. Право, не нарушу. Ты же знаешь, я всегда держу свое слово.

— Нет, ты просто ищешь лазейку, чтобы достигнуть своей иели.

Ноэль не могла спорить с сестрой — ее правота была очевидна. Ее взгляд задумчиво блуждал по покрывалу.

— Я бы предпочла сказать папе все прямо. И попросила бы его свозить меня в Лондон, хотя бы взглянуть на этого Бариччи. Но если я это сделаю, он взорвется. Они с мамой и так не спускают с меня глаз уже целую неделю после нашего разговора. — Она упрямо вздернула подбородок. — Хлоя, мне нужно его увидеть. Я не буду с ним разговаривать, я просто хочу увидеть его, чтобы все те пороки, о которых я услышала, обрели плоть А сегодня единственный день, когда я могу это сделать. Ведь — мама и папа уедут из Фаррингтон-Мэнор довольно надолго.. Хлоя нахмурилась: — Только в том случае, если тебе удастся убедить их, что тебе нездоровится, а иначе придется ехать с нами, выслушивать. проповедь прадедушки и раздавать еду беднякам его прихода.

— Вот это-то и заставляет меня чувствовать себя виноватой. — Лицо Ноэль выразило раскаяние. — Надо будет солгать маме, но я еще и не смогу помочь прадедушке.

— Ну, помочь прадедушке смогу и я, — возразила Хлоя, и ее черные, как у отца, обсидиановые глаза сверкнули решимостью.

Ноэль улыбнулась, вспомнив веселые деньки, проведенные с прадедом, который был не только блестящим викарием, но и замечательным мастером, из-под рук которого выходили презабавные куклы-марионетки. Сколько раз ее лень рождения заканчивался спектаклем театра марионеток!

— Я ведь подвожу прадедушку? — спросила она тихо. — Ввожу в заблуждение маму и папу — и все ради чего?

— Думаю, — возразила ей Хлоя, — прадедушка понял бы тебя лучше всех остальных. И знаешь, что бы он сказал? «Ноэль, Господь дарует тебе этот день. Благодаря ему в душе твоей воцарится мир, и это поможет тебе лучше служить Всевышнему.

— Как тебе удается всегда быть такой разумной? — У меня есть хорошая наставница — ты. — С шаловливой гримаской Хлоя вскочила с места. — Полотенца готовы. Ложись в постель. Сейчас все устроим.

Прошмыгнув в ванную комнату, она взяла из таза с горячей водой три полотенца, быстро отжала их и принесла в спальню.

— Положи теперь по полотенцу на лоб, лицо и шею. Держи, сколько вытерпишь. А я быстро приведу маму. Одного взгляда на тебя, прикосновения ладони будет достаточно, чтобы поверить в лихорадку,

— Хлоя, — Ноэль схватила сестру за руку, — я чувствую себя ужасно из-за того, что заставляю тебя лгать.

Лицо младшенькой было воплощением невинности:

— А кто говорит о лжи? Я просто скажу маме, что ты пожаловалась на недомогание, что ты выглядишь так, будто у тебя температура, и что ты горячая на ощупь.

— Благодарю тебя, — прошептала Ноэль.

— Но будь осторожна. Не делай глупостей. И возвращайся домой прежде, чем приедем мы. — С этими словами изобретательная Хлоя стала прикладывать полотенца.

— Сделаю все, как ты говоришь, — шептала Ноэль, храбро принимая горячие припарки. Мозг Ноэль уже лихорадочно работал:

— Я придумала замечательный план, как заставить Грейс сопровождать меня.

— Грейс? — Брови Хлои изумленно взметнулись вверх при упоминании этой мощной, крепко сколоченной и свирепо опекающей сестру горничной. — Почему, ради всего святого, ты хочешь взять ее с собой?

— Мне нужна спутница, что-то вроде дуэньи. Это единственный способ сесть на поезд, не вызвав подозрений.

— Она никогда на это не согласится.

— О! Согласится! Я скажу, что делаю это ради папы.

— Не могу больше ждать. Потом расскажешь мне все в подробностях. У нас мало времени, — почти выкрикнула Хлоя.

Ноэль кивнула и глубоко втянула воздух, задержав дыхание, когда третье полотенце легло ей на шею.

Железнодорожный вокзал в Пуле был заполонен людьми, ждущими утреннего поезда в Лондон. Январский день, пасмурный и холодный, заставил многих пассажиров, особенно тех, кто ехал с маленькими детьми, дожидаться поезда в замшелом приземистом одноэтажном строении.

Однако Ноэль, подавив сопротивление Грейс, вышла из здания и поспешила встать как можно ближе к ограде, отделяющей платформу от путей, на которых вот вот должен был появиться поезд. Она нетерпеливо переминалась с ноги на ногу, плотнее запахивая плащ и моля Бога, чтобы поезд пришел вовремя. Но вокруг никто не волновался: деловые люди, опиравшиеся на свои трости, лениво, листали страницы лондонской «Тайме» и время от времени бросали взгляд на карманные часы, а дамы весело болтали, зорко следя за своими резвящимися отпрысками. И уж конечно, ни один из пассажиров не испытывал лихорадочного волнения, сжигавшего Ноэль.

— Вы уверены, что подарок, который хотите сделать лорду Фаррингтону, можно найти только в Лондоне? — в двенадцатый раз спрашивала хмурая Грейс, поправляя завязки шляпки.

Ноэль со вздохом ответила утвердительно в двенадцатый раз.

— Булавку для галстука для папы я видела в Лондоне на Риджент-стрит. В нашей глуши такую не купишь.

— И все же это худо — уезжать в отсутствие родителей.

— Но ведь это для папы, Грейс! — И Ноэль снова принялась убеждать строптивую женщину, нажимая на ее ахиллесову пяту — особую привязанность к хозяину. — Я хочу, чтобы этот день его рождения был особенным, чтобы запомнился надолго. Я помню, как он восхищался этой булавкой.

— Очень хорошо. Раз уж это для лорда Фаррингтона… — Со снисходительным кивком Грейс сложила руки на обширной груди и умолкла.

Но унять подозрительность Грейс и развеять ее сомнения — это малая толика того, что стояло на ее пути. Она еще не выиграла битву! Как минимум надо сесть в вагон первого класса этого чертова поезда и катить в Лондон. На месте они должны быть через каких-нибудь четыре часа. Потом найти этого Бариччи, а затем сесть на поезд в Пул и нанять карету, которая должна преодолеть последние пять миль, отделяющие ее от Фаррингтон-Мэнор.

Если вся семья уедет из деревни хоть одной минутой раньше, чем обычно в такие наполненные пустой дни, родители прибудут в Фаррингтон-Мэнор раньше её .и тогда узнают, что Ноэль не было дома.

И уж тогда гнев отца обрушится на ее голову.

Ноэль нервно разглаживала складки своего мягкого синего платья. Она тщательно продумала все свои действия. В документах, которые собрал отец, было ясно указано местонахождение художественной галереи. Это в одном квартале от Риджент-стрит, в самом центре Лондона. Ее план был крайне прост. Она войдет туда с видом скучающей светской девицы и небрежным тоном спросит, кто тут мистер Баричей, потом внимательно рассмотрит его, чтобы понять, что это за человек, и покинет галерею. Перед этим она остановится у модного магазина мужской одежды и аксессуаров на Риджент-стрит и купит булавку в подарок отцу. Должно хватить времени, чтобы добраться до вокзала и сесть на последний дневной поезд в Пул.

Вдруг воздух наполнился лязгом и шипением, оповещавшими о прибытии поезда. Ноэль улыбнулась — все в ней трепетало в предвкушении триумфа. До Лондона было рукой подать.

— Похоже, что мы едем одни, — заметила Грейс, когда ей удалось поместить свои тучные телеса на сиденье с высокой спинкой.

— Ноэль кивнула; оглянувшись, она заметила, что остальные четыре места оставались пустыми.

— Тебе это должно понравиться. Теперь можешь вздремнуть. Ты ведь ворчала, что я слишком рано подняла тебя сегодня.

— Я не могу слать в поездах. Они Слишком шумные, — ворчливо возразила Грейс.

Но едва поезд тронулся, она уже. мирно похрапывала, откинувшись на мягкое сиденье.

Ноэль принялась смотреть в окно на опоздавших пассажиров, почти на ходу входивших в вагоны. Она вздохнула с облегчением, когда наконец станция осталась позади, Слава Богу, они уже в пути!

Минут через двадцать ей стало скучно. Поерзав на своем сиденье, Ноэль вытащила из кармана накидки специально захваченные в дорогу, чтобы скоротать время, роман и колоду игральных карт. Но читать она не смогла — была слишком возбуждена, не удалось и играть в пикет — не будить же Грейс, которая крепко спала, свесив голову на свою мощную грудь. Оставалось только смотреть из окна вагона на скудный пейзаж и умирать от скуки.

Она принялась рассеянно листать страницы романа, когда поезд через полтора часа наконец сделал остановку в Саутгемптоне. Пассажиров, садившихся на поезд, здесь оказалось значительно больше, чем в Пуле. В основном это были деловые люди в цилиндрах. К вагонам второго класса направились несколько семейств, тащивших за собой детей.

Внимание Ноэль привлек мужчина, стоявший на платформе чуть поодаль. В нем было что-то жутковатое. Возможно, это из-за огромного роста и мощного телосложения. Но вероятнее всего, его выделяла манера держаться: он стоял прямо и неподвижно, независимо заложив руки в карманы плаща. Казалось, будто спину его поддерживает жесткий каркас. Возвышаясь над всеми, он из-под полей цилиндра оглядывал толпу.

Ноэль невольно вытянула шею, чтобы разглядеть его получше. Однако ей удалось рассмотреть только его жесткий и решительный подбородок и рот с полными плотно сжатыми губами. Все остальное скрывал его чертов цилиндр, закрывающий большую часть лица.

Будто почувствовав на себе ее взгляд, он повернул голову, но Ноэль поспешно отвела глаза. С трудом, но ей все же надо отогнать от себя мысли о мрачном и непроницаемом незнакомце, потому что сегодня се интересовал только Бариччи.

Вдруг по ее спине пробежали мурашки — возможно, уже сегодня она увидит человека, давшего ей жизнь. Она гадала, что почувствует, когда впервые он предстанет перед ее взором, он, конечно, не узнает, кто она. Но она его узнает. Ее отец был прав: Бариччи — негодяй. Но еще хуже вела себя Лиз. Теперь, когда Ноэль стала взрослой, окруженная любовью близких ей людей, она могла беспристрастно судить о женщине, родившей ее, и размышления о матери скорее вызывали в ней чувство изумления, нежели боли и обиды. Как эти могло случиться, чтобы женщина отвергла собственное дитя, отказалась взять ребенка на руки, не пожелала его кормить. Ради всего святого, как это могло случиться? Этого Ноэль не могла понять. Но несчастье обернулось для нее благословением Божьим, потому что благодаря ему ее родителями стали Эрик и Бриджит.