— Хорошо. У меня их немало.

Ноэль очень хотелось, чтобы он поскорее удалился. Ей нужно было время, чтобы освоиться, побродить по галерее, рассмотреть посетителей и приглядеться к ним, наконец… ей нужно было время, чтобы казаться непринужденной и спокойной.

Едва Уильяме скрылся, она повернулась к Тремлетту:

— Когда этот бедный человек увидел вас, он готов был упасть в обморок. Я видела: те несколько минут, что вы беседовали, он казался очень взволнованным и держался очень напряженно.

— Странно! А я подумал, что это вы нарушили его душевное равновесие.

— Я? — Ноэль нахмурилась. — По какой же причине мое присутствие могло его расстроить? Мы никогда прежде не встречались.

— Это вы так говорите. — В глазах Тремлетта снова загорелся огонь, который ей уже довелось видеть, будто он пытался проникнуть в ее мысли. — Миледи, — перебила их Грейс, которая стояла рядом, переминаясь с ноги на ногу, равномерно распределяя немалый вес своего тела, — не могу я предложить вам начать с того, что вы намеревались сделать? Уже почти половина второго, а мы должны оставить время на еду перед возвращением на вокзал. Мы будем дома только к ночи, а к тому времени обессилеем от голода.

Губы Ноэль сложились в насмешливой улыбке. Она-то знала, о чьем желудке беспокоилась Грейс.

— Очень хорошо, Грейс. Начнем осмотр галереи. Кто знает, возможно, я найду что-нибудь особенное для папы именно здесь вдобавок к булавке для галстука.

— Вы поэтому хотели побывать в этой галерее? — тихо спросил Тремлетт. — Ради своего отца?

Невольная ирония этого вопроса ошеломила Ноэль, и ей расхотелось улыбаться. Ради отца? Господи, вовсе нет! Человек, которого она хотела увидеть, был кем угодно — только не ее отцом! Да, он причастен к ее появлению на свет. Но был ли он ее отцом? Никогда!

— Леди Ноэль? — с беспокойством спросил Тремлетт. — С вами все в порядке?

— Да, — вздрогнув, ответила Ноэль. — Думаю, Грейс права. Лучше начать осмотр.

— Прекрасно. В таком случае начнем? — Граф предложил ей руку.

Сукно его плаща, жесткое, теплое, прикасалось к ее ладони и действовало на нес магнетически. Ноэль ощущала его сильные и упругие мускулы. Их взгляды встретились, и между ними возникло тайное понимание, будто их обоих обдало горячей волной.

На щеках Ноэль вспыхнул жаркий румянец, она отвернулась и, стараясь подавить волнение, спросила первое, что пришло ей на ум:

— Вы не сказали, какое дело привело вас сюда.

— Разве? — Хрипловатый голос Тремлетта раздался так близко, будто он нашептывал что-то ей одной. — Я ведь говорил вам о своей деятельности. Я расследую права на земельные владения. И у меня есть вопросы к Уильямсу.

С этими словами он увлек Ноэль дальше.

— Вам нравится манера прерафаэлитов[2]? — спросил он. — Или вы предпочитаете более традиционную живопись?

Ноэль замялась, вспыхнула, осознав явное превосходство графа по части изящных искусств. Ей стало стыдно, но ответила она честно:

— Я бы не отличила акварели от масла, не говоря уж о том, что не заметила бы разницы между прерафаэлитами и приверженцами стиля рококо[3]. — Она откинула голову назад и отважно встретила его взгляд. — Но вы ведь уже догадались об этом, не так ли?

В его удивительных глазах она прочла изумление:

— Да, но я не ожидал, что вы признаете это.

— Почему бы и нет? Я ведь уже говорила вам, что я ужасающе прямолинейна. Я не умею лгать — так зачем же пытаться?

Тремлетт с изумленным видом покачал головой:

Вы, миледи, непредсказуемы, как летняя гроза. Вы настоящая Буря, как называет вас отец… и я…

— Прошу прощения. — У них за спиной возник Уильямс. Ноэль так и не узнала, что граф собирался сказать.

— Леди Ноэль, — начал управляющий, — не могу ли я попросить вас следовать за мной? Уделите мне минуту времени. Одна, — добавил он, бросая быстрый взгляд сначала на Тремлетта, потом на Грейс. — Владелец галереи был бы вам признателен, если бы мог сказать вам пару слов. Он хотел бы помочь вам найти то, за чем вы сюда пожаловали.

— Понимаю. — Сердце Ноэль отчаянно забилось, и, забыв о своих хитроумных планах, она спросила его прямо: — Владелец галереи, как я понимаю, мистер Бариччи?

Уильяме кивнул.

— Прекрасно, — услышала она свой голос, — я последую за вами.

Она высвободила свою руку, чтобы отойти от лорда Тремлетта, почувствовав при этом, что мускулы под ее ладонью будто окаменели. Решительно вздернув подбородок, она всматривалась в его лицо, пытаясь понять, какое ему дело до того, что она побеседует с Бариччи?

— Вам незачем меня ждать, — сказала она, имея в виду, что не хочет причинять ему неудобств. — Вы были более чем добры к нам. Мы самостоятельно доберемся до вокзала.

— Очень мило с вашей стороны, — ответил он. Но при этом глаза его были прищурены, а губы сжаты так, что образовали тонкую линию. — Но я договорился со своим кучером, чтобы он доставил вас в целости и сохранности на станцию к вашему поезду, и намерен сдержать свое слово. Что до меня, то, как я уже говорил вам, у меня здесь свои дела. Поэтому я поброжу по галерее, пока вы не закончите свои. Во всяком случае, мы с Грейс подождем вас здесь.

— Миледи, это не годится. Это против всяких правил, — возмутилась Грейс. — Я должна вас сопровождать. Вы окажетесь там в обществе двух джентльменов.

— Одного, — возразил Уильямс. — Я только отведу леди Ноэль в офис мистера Бариччи, а потом вернусь;

— Ну это еще хуже! — запричитала Грейс.

— Прекрати, Грейс! — Ноэль выпрямилась во весь рост, и, хотя девушка и была миниатюрна, горничную впечатлили ее решимость и твердость. — Я ценю твою добросовестность, но все же окажу любезность мистеру Бариччи и побеседую с ним наедине. Я очень быстро вернусь. Подожди меня здесь.

Она последовала за Уильямсом в заднюю часть зала, они миновали запасники и мастерские и оказались на пороге комнаты. Дверь была закрыта.

Уильяме постучал.

— Я привел к вам леди Ноэль, сэр, — объявил он. Низкий и звучный голос, выговаривавший английские слова с легким акцентом, тотчас же отозвался:

— Проведите ее сюда. Ноэль оказалась в просторной комнате, богато обставленной мебелью красного дерева с обширным бюро, за которым стоял высокий и поразительно красивый пожилой человек, с глубоко посаженными глазами, широкоплечий, с чертами лица, будто изваянного резцом художника. Его густые черные волосы были слегка припорошены сединой.

Ноэль заметила, как удивленно расширились его глаза, устремленные на нее.

— Мистер Бариччи, — начала она, услышав, как за ее спиной щелкнул замок. Уильяме вышел.

Бариччи медленно подался вперед, положив ладони на бюро и внимательно разглядывая ее, как, вероятно, разглядывал бы новое ценное приобретение галереи.

— Поразительно, — пробормотал он. — Да вы просто ее живое подобие. Ноэль с трудом перевела дух:

— Значит, вам известно, кто я и почему пришла сюда.

— Я знаю, кто вы, но могу только догадываться, зачем вы пожаловали в галерею.

— Почему — мне и самой трудно понять, — заметила Ноэль, дивясь его прекрасным манерам. Ее вдруг охватило странное безразличие. — Мне была необходима некая определенность, — пробормотала она, обращаясь скорее к себе, чем к нему.. — Чтобы ваше имя ассоциировалось с каким-то обликом.

— А теперь, когда эта цель достигнута?..

— Теперь с этим покончено. На его губах заиграла странная улыбка. — Это не может кончиться и не кончится никогда, Ноэль. В ваших жилах течет моя кровь.

— Как вы смеете говорить мне об этом по прошествии восемнадцати лет? — Ее брови надменно взметнулись, и впервые по всему ее телу прошла дрожь негодования.

— К тому же в вас горит тот же огонь, что пылал в Лиз, — добавил он.

— Удивлена, что вы помните ее имя и тем более как она выглядела, — ответила Ноэль с откровенностью, граничившей с дерзостью. ~— Ведь она была всего лишь одной из… бог знает какого огромного числа женщин, которых вы совратили и бросили за ряд лет.

Бариччи вздернул четко очерченный подбородок:

— Фаррингтон знает, как вы дерзки? Ноэль смотрела ему прямо в глаза:

— Он мой отец и знает обо мне все.

Бариччи не показался ей оскорбленным, скорее задумчивым, и Ноэль тотчас же узнала свою собственную манеру скрывать обиду.

— То, что вы дерзите мне, облегчает вашу душу? — спросил он наконец

— Пожалуй, нет. Вот если бы у вас была совесть, которой, насколько я могу судить по известным мне фактам, у вас нет, тогда другое дело.

Наблюдая за ним и стараясь быть объективной, Ноэль отметила про себя его внешнее обаяние, которое могло бы привлечь женщину столь же пустую и поверхностную, как он сам.

— Вы обладаете почти классической красотой, — заметила она, — даже в свои пятьдесят четыре года. Лиз была девочкой, глупенькой, эгоистичной девочкой, и понятно, чем вы могли ее привлечь.

Бариччи сделал насмешливый полупоклон:

— Благодарю за комплимент. — Его глаза задумчиво прищурились. — Вы ведь на нее не похожи! Верно? Если, конечно, не считать внешности. Вы из тех, кто умеет за себя постоять. И в вас я вижу ум и интуицию, которыми она не обладала.

— Я ничуть на нее не похожа. Как и на вас.

— В таком случае почему вам так хотелось меня увидеть? — Ну, не совсем так. Я вовсе не собиралась с вами разговаривать. Вспомните, ведь вы сами пригласили меня сюда. Он недоверчиво поднял брови:

— Право? В таком случае зачем Фарринттону было копаться в моем прошлом? Уж конечно, он сделал это не ради собственного удовольствия.

— Папа доставал сведения о вас по моей просьбе. Я хотела, чтобы все, что я слышала о вас, ассоциировалось с определенным лицом.

— А слышали вы обо мне только плохое, — подытожил Бариччи. Он выпрямился и заложил руки за спину. — У меня есть и некоторые достоинства. Я блестящий делец и щедрый филантроп.

Не обращая внимания на нелепое хвастовство Бариччи и не задумываясь о его причинах, Ноэль спросила:

— Как вы узнали мое имя? И откуда вам стало известно, что папа наводил о вас справки?

В его глазах она заметила торжествующий блеск.

— Я ведь весьма осмотрителен. И потому взял себе за правило узнавать о тех, кто интересуется моей жизнью или может угрожать моим капиталам. Вы мое дитя, насколько мне известно, — мое единственное дитя. Я знал ваше имя, знал, кто вас удочерил, и я узнал, что Фаррингтон наводил обо мне справки…

Последовала пауза. — А вот чего я не знал — это о ваших отношениях с графом Тремлеттом. Вы любовники? — Любовники? — изумилась Ноэль.

— Не стоит так возмущаться, моя дорогая. Разве вам не известна репутация графа Тремлетта по части женщин? Он мог бы вполне соперничать со мной. — Не будь то, что вы пытаетесь мне внушить, наглой ложью, это могло бы показаться смешным, — парировала Ноэль, обретя наконец дар речи. — И нечего судить о других людях по себе, мистер Бариччи. Что же до графа, то я понятия не имею, сколько у него любовниц или кто они. Мне это глубоко безразлично. Я встретила его впервые сегодня утром. В поезде по дороге в Лондон.

— Ах, вот как! — Тон Бариччи был полон недоверия и сарказма. — Вы не производите впечатления женщины, которая могла бы завести роман с малознакомым человеком.

— У меня и нет с ним никакого романа. Он только… — Ноэль осеклась и перевела дух. — Наш разговор становится абсурдным. Вы пригласили меня сюда, чтобы выяснить, не испортила ли я вашей репутации своим поведением?

— По правде говоря, я хотел избавить вас от необходимости искать со мной встречи, — ответил Бариччи, внимательно следя за выражением ее лица. — Ведь вы для этого сюда приехали? Не так ли?

Что-то в выражении его напряженного лица, крывшееся под напускным спокойствием, показалось Ноэль странным. И впервые ей пришла в голову мысль, что Бариччи .подозревает ее в чем-то, даже опасается ее.

— А какая еще причина могла у меня быть?

— Вы ведь мне сказали… — сказал он многозначительно, и Ноэль с изумлением поняла, что чутье не обмануло ее.

— Вы полагаете, что мне что-то нужно от вас?

— А разве это так уж невероятно? Я очень богатый человек. Хотя и Эрик Бромли богат, он может дать вам все, чего бы вы ни пожелали. Полагаю, что дело тут не в богатстве. Возможно, ваша жизнь в Фаррингтон-Мэнор кажется вам слишком пресной и вы ищете приключений. Вы очень живая и энергичная молодая женщина. Куда живее, чем Лиз. Я же светский человек, вечный скиталец, Люди Фаррингтона, очевидно, разведали, что я постоянно в пути, посещаю множество городов и стран. Вот и вы захотели перемен… Иначе, зачем бы вам было искать встречи со мной?

Ноэль почувствовала, что горло ее сжимает судорога отвращения.

— Ваше высокомерие возмутительно, мистер Бариччи. Неужели вы действительно думаете, что я хотя бы на мгновение могла допустить мысль поехать куда-нибудь с вами? Не говоря уж о том, что вы для меня чужой человек. — Она круто повернулась, собираясь уйти. — Простите, но мне пора идти. Между нами все ясно, все сказано.