Хэлен прочитала мои слова по губам, отделилась от компании гостей и поспешила к нам. Она не улыбалась.

— Они в полном порядке, — сообщила я. — Просто действие снотворного кончилось, вот и все.

Хэлен застыла как вкопанная.

— Что?

— Да шучу я, — быстро добавила я. Хотела ведь всего лишь развеселить.

— Надо же было такое ляпнуть, Тесса!

Хэлен отняла у меня ребенка и велела няне взять другого. Малыш сразу почувствовал перемену, выгнул спину и закапризничал — совсем как на прошлой неделе.

— С ними все было хорошо, — настаивала я, пытаясь сгладить неловкость. Но не сумела, только все испортила.

— А теперь — нет, — отрезала Хэлен. Упрекала меня или мне показалось?

Гости, кажется, заметили, что главные действующие лица наконец-то проснулись. Нас быстро обступала толпа. Я увидела, как Хэлен изменилась в лице, когда кто-то попросил у нее разрешения подержать малышей. Близнецы тем временем хныкали все громче, пока наконец не разревелся тот, что был на руках у няньки.

— Есть захотели, — громко объявила Хэлен, ни на кого не глядя. — Я скоро, — добавила она и поспешно удалилась.

Я смотрела ей вслед. Мне встречались женщины, в стремлении защитить детей доходящие до психоза. Но это же нелепо. Неужели Хэлен всерьез считает, что я могу навредить этим крохам?

* * *

На следующий вечер я сидела дома, в затрапезном, но уютном спортивном костюме, лечила ноющие ступни и бунтующую печень ромашковым чаем и домашним шоколадным печеньем (да, я и печь умею). И болтала по телефону с Беном. Я рассказала ему как примерила на себя роль злой колдуньи Запада, познакомилась с викарием-обаяшкой и узнала, что крестный отец едва знаком с Нейлом и Хэлен.

— …Ее будто подменили. Она увидела, что я держу ребенка, — и буквально выхватила его у меня.

— А тебе не показалось?

— Нет, не показалось! Жаль, тебя там не было.

— Нас приглашали, но мы развлекали приятельницу Саши, Кармен, и ее мужа — ты их знаешь…

И знаю, и не знаю. Это чужой круг, я в него не вхожа. Кроме меня, все друзья Бена и Саши — семейные люди. Саша закатывает для всех шикарные званые ужины, раньше даже приглашала специально для меня какого-то банкира из Сити. Но со временем закрутилась, решила, что я не ценю ее старания, и сдалась.

— Все шло хорошо, пока мы с Сашей не выставили себя на посмешище, решив спеть дуэтом. Кстати, ты не поверишь, с кем мы столкнулись. Ни за что не догадаешься.

— А ты подскажи, — попросила я.

— Он пытался собрать бомбу, и ему оторвало палец.

— А-а, этот псих! Как его — Кевин, Тревор…

— Кит.

— Ну конечно, Кит Джексон! — завопила я. — Где вы его видели? Так и ходит без пальца?

— Он теперь очень большая шишка.

— В караоке?

— Нет, я не слышал, чтобы он пел.

— Балда, я спрашиваю, в караоке-баре встретили его или нет?

— Нет. Возглавляет что-то там в разведке или вроде того. Вряд ли такие люди шляются по барам.

— Ух ты, Кит Джексон!

— Мы зашли в новый пафосный ресторан и просадили уйму денег на воду. Зато увидели его там, со смазливенькой блондинкой.

— Кита Джексона — с блондинкой?

— Говорю же тебе, он процветает. Он сам к нам подошел — заметил меня и узнал. Никак не мог поверить, что мы до сих пор дружим. Хочет встретиться со всеми. Думаю, он будет не прочь с тобой увидеться.

— Я тебя умоляю!.. А выглядит он все так же?

— В точности.

— Нет уж, спасибо…

Мы проболтали все время, пока шли новости и «В поисках антиквариата». От трубки у меня даже раскалилось и стало зудеть ухо, и я решила, что пора закругляться.

— А насчет Хэлен не волнуйся, — сказал Бен. — Это у нее гормональное, не принимай близко к сердцу.

— На премьере увидимся.

— Люблю-целую, — отозвался Бен и отключился.


Мне бы прислушаться к совету Бена, а я лежала в постели и без конца прокручивала в голове сцену с Хэлен. Когда мы общались на прежних условиях, все шло гладко, но едва речь заходила о муже и детях, я почему-то вызывала у Хэлен нервозность и стремление отстраниться. В том, как она выхватила у меня из рук ребенка, было что-то нестерпимо личное. В итоге я пришла к плачевному выводу: Хэлен пересекла черту и обратно уже не вернется. Дети для нее важнее нашей дружбы, и это естественно, но неужели для меня в ее жизни совсем не осталось места? Значит, так же будет с Элом и Клаудией? А если я потеряю всех до единого? Подушку пришлось взбивать несколько раз: почему-то она вдруг стала жесткой и неудобной. Раньше в воскресенье вечером я паниковала только в одном случае: если забывала забрать одежду из химчистки. Теперь же я помнила, что мне незачем в восемь утра влезать в чистый отутюженный костюм и спускаться в подземку. Если захочу, могу проспать весь день. Я выбралась из постели, сходила в кухню за едой и устроилась на диване перед телевизором, где скакала по каналам, пока не наткнулась на какой-то дурацкий фильм. Уснула я только в половине третьего.

7. Детский конверт

Я никогда не упускаю случая заглянуть в гости к Клаудии. Стены вдоль лестницы у нее в доме — место постоянной экспозиции этапов моей жизни. Каждый раз, когда я вижу эти снимки размером восемнадцать на двадцать пять, я поражаюсь тому, как ярки воспоминания и свежи раны. А еще — как чудесно нам жилось раньше. Фотографии развешаны в хронологическом порядке. Я появляюсь на уровне третьей ступеньки — еще семилетняя. Клаудиа подсчитала, что свободное место на стенах у нее закончится к сорока годам. А если родится малыш, ей не хватит стен во всем доме. То есть я хотела сказать, когда родится малыш. Не «если», а «когда». Коллекции снимков у нас почти одинаковые, только моя пылится под кроватью, в огромной спортивной сумке.

Весь дом Клаудии напоминает о том, как долго она пыталась завести ребенка и какие усилия предпринимала, чтобы не поддаться одержимости. Увы, напрасно. На рисунках — дети; статуэтки изображают младенцев, подушечки на диване все до одной пастельных цветов, все вязание — одного размера. Ее маленький коттедж к югу от реки напоминает симпатичную безделушку. В нем недостает одного — ребенка. Поскольку на этой неделе мне было решительно нечем заняться, я охотно согласилась помочь Клаудии выкрасить детскую нетоксичной краской. Эл улетел в Сингапур — смотреть, как продвигается строительство нового отеля. На стене детской Хэлен уже нарисовала лоскутный конверт для младенца. От меня требовалось только раскрасить его, придерживаясь единой цветовой гаммы.

Я ждала ее на третьей ступеньке лестницы и смотрела на нас семилетних: на снимке мы крепко держались за руки и щурились от солнца. Клянусь, мы совсем не изменились. Клаудиа по-прежнему носит короткую блестящую стрижку-боб, у меня — курчавые светлые волосы (только их приходится подкрашивать — я начала седеть). У Клаудии и сейчас голубые глаза, а у меня — карие, но я иногда жульничаю и ношу цветные контактные линзы. Внешне мы все еще диаметрально противоположны. Я всегда была значительно выше Клаудии. У нее приятные округлости, я почти плоская, у нее фарфоровая кожа, моя вся в оспинах (утрирую, конечно, — всего-навсего два крошечных шрамика, следы бурной юности, но я привыкла называть их оспинами). Нос Клаудии похож на кнопку, мой — на клюв. У меня длинные ноги, зато у нее — абсолютно ровные. Мы много раз прикидывали, что было бы, поменяйся мы разными частями тела, и приходили к выводу, что вдвоем составляем одно идеальное целое. Только я всегда уверяла, что в этом целом должно быть больше от нее, а она — что от меня. Однажды во хмелю дело даже дошло до драки. На девчонок иногда накатывает дурь.

Двумя ступеньками выше висел снимок нашего класса в Кэмдене. На нем были сняты и Бен с Элом. Это исторический документ: в том семестре к нашему тройственному союзу присоединился Эл. Бен с Элом познакомились, когда мать первого ненадолго переселилась в Северный Йоркшир. По прихоти судьбы и иным причинам семья Эла вскоре перебралась на юг, и в один прекрасный день в нашем классе появился долговязый, застенчивый Эл. Но в роли новичка он пробыл недолго: Бен сразу вспомнил его и возобновил прерванную дружбу, а наше трио превратилось в квартет. Вместе с Элом в наш мегаполис явился провинциальный дух. Мы пахали и пасли коров в Риджентс-парке, для нас эти игры были такими же реальными, как зоопарк. Вчетвером мы были блаженно счастливы.


Клаудиа догнала меня на лестнице, она несла кофе для меня и что-то травяное себе.

— Мой любимый! — Она кивнула на снимок, который даже я вставила в рамку.

Он был сделан после экзамена обычного уровня в средней школе, перед тем как нас разлучили злые родители, имеющие разные представления о хорошем образовании. Мы запаслись сидром и укатили на южный берег, где устроились на галечном пляже под заходящим солнцем — пьяные, счастливые и свободные. Снимок сделал какой-то прохожий. Бен с Элом обняли нас с Клаудией. Все мы хохотали над какой-то шуткой Эла, не обращая внимания на фотографа. Снимок вышел классный: пурпурная галька на берегу, густо-лиловое небо за нами. Я завидую себе самой в молодости и втайне мечтаю вернуться на этот пляж — каким все было платоническим, невинным, безмятежным. Эл и Клаудиа стали встречаться «по-настоящему» только через десять лет. Она вечно поддразнивала меня, твердила, что мы с Беном станем первыми. Как же она ошибалась.

— Чему мы так смеемся? Что сказал Эл?

— Не помню, — ответила Клаудиа.


Экзамены повышенного уровня Бен не сдавал. Мать потребовала, чтобы он начал зарабатывать: на ухажеров она уже не надеялась. В свои шестнадцать Бен все еще был очарован ее беззаботностью, лишь позже осознав, что она и вправду живет без каких-либо забот, особенно о нем. Бен нашел место курьера в телекомпании. Там он и познакомился с Мэри: она была двумя годами старше нас и работала секретарем. Их отношения были до смешного серьезными. По выходным, когда мы с Клаудией и Элом встречались, чтобы до блевалова надраться «Южным комфортом» с лимонадом, Бен играл во взрослого. Поначалу они с Мэри устраивали званые ужины с винегретом из авокадо. Мэри, довольно милая девушка, казалась старше своих лет. Думаю, Бен тянулся к ней потому, что у него никогда не было нормальной семьи и настоящей еды. А в доме Мэри постоянно пахло стряпней, вдобавок жила она с матерью, отцом, добродушной сестрой и собакой. Даже сексом Бен и Мэри занимались совсем как пара с солидным стажем — раз в неделю. В то время Бену едва исполнилось семнадцать, и мы потешались над ним до упаду. Точнее, потешались Эл и Клаудиа. А я бесилась.

— Я потеряла его в эпоху Мэри, — сказала я, глядя на следующую фотографию: я, Эл и Клаудиа на Кэмденском рынке, без Бена.

— Как и все мы, — согласилась Клаудиа.

— И я о том же.

К тому времени мои родители жили неплохо — две зарплаты, один ребенок — и потому решили, что этому ребенку самое место в частной школе. Мне не хотелось уходить из прежней, но пришлось признать, что к экзаменам повышенного уровня я в ней не подготовлюсь. За учебу предстояло взяться всерьез, у меня обнаружились существенные пробелы. Прижиться в школе, которая влетела моим родителям в кругленькую сумму, оказалось непростым делом. Всю неделю я корпела над уроками, а по выходным встречалась с Клаудией и Элом (и с Беном, когда его спускали с привязи). Богатеньких одноклассников я не понимала: на уроках они дурачились, прогуливали, об экзаменах даже не вспоминали. Я словно прозрела и потому стала чаще убегать туда, где чувствовала себя комфортно, — к моим прежним друзьям. Не то чтобы я робела в новой школе, как считали мои родители, просто она меня разочаровала. Меня окружали способные ученики, гораздо способнее меня, вдобавок обеспеченные, однако они ни в грош не ставили образование — видимо, потому, что не нуждались в такой подпорке. Школу я закончила на одни пятерки, но друзей так и не завела. Родители правильно сделали, что отдали меня туда — отличным отметкам я обязана и независимостью, и роскошной квартирой, но иногда я до слез жалею, что нас разлучили.

— А вот этот помнишь? — Клаудиа указала на Бена, снятого в больнице, с ногой на вытяжке. Эл сочувственно склонился над ним.

Я кивнула. Когда это было? Летом после сдачи экзаменов повышенного уровня. Тем самым летом, когда мы вчетвером собирались во Вьетнам. Бен взял отпуск, с сентября ему предстояло выйти на новую работу, получше прежней. Слава богу, к тому времени роман с Мэри был уже на излете, и все мы надеялись, что поездка его добьет. Но она сорвалась. За неделю до вылета Бен сломал ногу. Я была с ним, когда это случилось. Я вгляделась в неулыбчивое лицо Бена, перевела взгляд на его ногу. Этот перелом испортил мне чуть ли не всю жизнь. Но это уже другая история.