— Но я же впервые слышу об этом.

— Значит, Каспар тебе не рассказывал?

— О чем?

— Что он видел меня.

— Нет.

— И ты не заметила в нем ничего странного, когда он вернулся к машине?

— Нет.

— Точно, Тесса? Подумай. Это очень важно! — В ее голосе слышалось отчаяние.

— Франческа, что он мог увидеть?

— Я влипла, еще как влипла. И решила: все, пора завязывать. Мы несколько часов гуляли по парку под дождем, он зашел к нам только обсушиться…

Я потрясенно молчала.

— Мне было так одиноко. — Франческа расплакалась. — Никого из семьи я просто видеть не могла. Когда Кэти собиралась куда-нибудь по три часа, копалась, как всегда, я дергала ее за руку, — знала, что ей больно, но все равно дергала. И злилась на себя за то, что сама заварила эту кашу, да еще вымещала на детях зло…

— Франческа, что видел Каспар?

— Не знаю, я только слышала, как хлопнула дверь.

— Что он мог увидеть?

— Черт, да я понятия не имею…

— Где вы были?

Она вздохнула, а я мысленно принялась молиться. Только бы не на кухонном столе. И не на лестнице. И не на полу, на диване, возле стены… Молиться пришлось долго, и я рассудила, что Богу давно надоели скабрезные подробности. Прелюбодеяние в его глазах — грех, и точка. А ребенку, который застукал родную мать трахающейся с чужим дядькой, любая поза покажется развратной.

— На нашей постели, — наконец выговорила Фран.

Лучше, чем на четвереньках в гостиной, решила я. Но все равно была в шоке. А ведь мнила себя самой раскрепощенной из нашей компании, не считая Самиры. Свою реплику я старательно обдумала, выбирая не только слова, но и тон.

— Ну что ж, давай рассудим здраво.

— Ты в ужасе, да?

Пожалуй.

— Нет.

— Разочарована?

— Нет.

На самом деле — есть немного.

— У тебя были причины…

— Мне казалось, меня заперли в доме и завалили все пожарные выходы. Я задыхалась. Тупик.

— Не стоило в ту минуту играть с огнем.

Франческа снова вздохнула. А я вовсе не собиралась изображать классную даму, просто хотела помочь подруге.

— У тебя были причины, все твои поступки можно объяснить, но зачем, если они все равно в прошлом? Давай лучше подумаем о Каспаре. Поверь, когда он вернулся к машине, он вел себя точно так же, как перед уходом.

— Ты уверена?

Я напрягла память. Прошло немало времени, но я не сомневалась, что заметила бы любую неловкость. Каспар просто не мог увидеть Франческу с чужим мужчиной, а потом как ни в чем не бывало отправиться есть бургеры. Я даже помню куда, помню, что мы заказали. Если бы опасения Франчески были оправданны, зрелище в родительской спальне наверняка отбило бы у Каспара аппетит.

— Он входил в комнату?

— Нет.

— В таком случае…

— Мы страшно шумели, он наверняка все слышал.

Мне стало неловко: от такой подробности многое прояснилось. Опасную тему следовало обойти.

— Кстати, зачем он заезжал домой? — спросила я. — Хоть убей, не помню.

— За какими-то билетами в Военный музей.

Ну конечно! После гамбургеров мы осматривали выставку машин для убийства, которыми тогда увлекался Каспар.

— Милые сердцу воспоминания, — сказала я.

— Да уж, такое не забывается. Билеты он оставил на кухонном столе. Если бы я только заметила! Но клянусь, я не видела их.

— Значит, наверх он не поднимался.

— Наша одежда была раскидана по всему дому.

— Ну ты и дура! — От этих слов мне не стало легче, а Франческе тем более. Я пожалела о них сразу же, но слова уже вылетели. Мы обе вздохнули и некоторое время молчали. — Да уж, помогла, называется…

— Зато сказала, что думала.

— Но почему дома, Франческа?

— Я же не знала, что так получится! Я ни за что не допустила бы, тем более на нашей кровати…

— Думаешь, в другом месте было бы лучше?

— Нет… не знаю. В то время казалось, что было бы. Но мы зашли к нам домой, я нервничала, мне не хотелось, чтобы все закончилось. Ради этого мужчины я поставила на карту все, что имела, — только бы побыть с ним лишних полчаса. Представь: он у меня в гостях, мы одни. Я не хотела, честное слово, но…

— Не объясняй. Само получилось.

— Жалкое оправдание, да?

— Как всегда. Но я сама им пользовалась, когда спала с кем попало.

— Тебе простительно, — возразила Франческа.

— Может быть, но вредно для здоровья.

— Исключительно для твоего здоровья. А я рисковала не только пострадать сама, но и разрушить семью.

— Значит, ты думаешь, Каспар бунтует против тебя после той сцены.

— Именно. Врет, матерится, совсем меня не уважает. Честное слово, лучше бы он меня просто не замечал.

— Ерунда какая-то. Ждать четыре года, чтобы отомстить?

— Может, он не сразу понял смысл того, что увидел.

— Твоему сыну было двенадцать, а не два.

— А вдруг сначала он постарался выбросить все из головы, потому и преспокойно вернулся в машину как ни в чем не бывало.

— Не складывается. Он рассказывал мне, что каждый раз, когда в класс входит учительница рисования мисс Клэр, у него эрекция, а о тебе словом не упомянул. Разве что перенял опыт…

— Тесса!

— Прости, хотелось тебя развеселить.

— Веселить меня не надо, я не для того звоню. Дело серьезное.

— Без сомнения, но не конец света. Вы с Ником по-прежнему вместе.

— Слава богу.

— И больше у тебя никого не было?

— К счастью, нет. Хотя я знаю, что случится, если потерять бдительность: шаг-другой — и покатишься по наклонной. Поначалу кажется, что тебя покарают за измену, что весь мир рухнет, а когда ничего не происходит, недоумеваешь: если можно преспокойно вернуться домой и как ни в чем не бывало поставить на плиту рыбные палочки, почему бы не повторить? В конце концов начинаешь наслаждаться не романом, а тайной. Мы часами говорили о нашей жизни — в коттедже среди торфяников, на ферме в Испании, — и все было чудесно, пока речь шла только о фантазиях. Но когда я представила, что Каспар видел… — Франческа задохнулась от стыда. — Вот в чем притягательность фантазий — они никого не ранят.

— Что же было потом, когда Каспар ушел?

— Я осознала, что мой промах может иметь страшные последствия. Каспар буквально стащил меня на землю. Я просто взбеленилась, тут же выставила моего друга из дома. Села у телефона, ожидая, что вот-вот ты позвонишь мне и скажешь: Каспар связался с отцом, все погибло. До конца дня мой друг названивал мне каждый час, потом продолжал звонить ночью и весь следующий день. Телефон разрывался, а я не отвечала. Наконец не выдержала и зашвырнула его в реку. Сразу же пожалела об этом, чуть не кинулась за ним, но каким-то чудом заставила себя вернуться домой. Я знала, что звонить ему с домашнего телефона не смогу. А когда перестала тосковать о нем, страшно удивилась: любовь всей моей жизни я забыла за каких-нибудь десять дней.

— Страсть трудно пересилить, — кивнула я. — А одиночество часто толкает на самые дурацкие, нелепые поступки. — Уж я-то точно знала, поскольку не могла похвастаться высокой моралью. — А потом? Вы помирились с Ником?

— И это самое странное: мой роман спас наш брак.

Я недоверчиво молчала.

— Не веришь? Правильно. Вероятно, я просто пытаюсь оправдаться, и все-таки Ник привел меня в чувство. Может, решил, что я больна — я и вправду выглядела больной. Снова начался кашель. Ник уложил меня в постель, взял отгулы, набрал мне в прокате фильмов, привозил девчонок из школы. Он так заботливо ухаживал за мной, что я начала с нетерпением ждать его: только он спасал меня от депрессии. Каким-то чудом мы нашли путь обратно в наш коридор. Однажды утром я проснулась и поняла, что ничего не случилось. Тот, другой человек, не любил меня. Меня любил Ник. Знаешь, что страшнее всего? Если бы в тот день вы с Каспаром не заехали домой, мне бы не хватило духу порвать с любовником и я разрушила бы семью из-за пустяка. У нас с Ником будто открылось второе дыхание. Никто не пострадал, кроме Каспара. Только я ношу в себе чудовищное чувство вины.

— Это было утром! — выпалила я.

— Что?

— Мы с Каспаром заезжали к вам утром.

— Нет, днем. Все утро мы бродили под дождем. Не знаю, когда мы вернулись, но точно помню, что скорее ближе к вечеру.

— А мы заезжали не рано утром, но точно до обеда.

— Не может быть.

— Может. Я все вспомнила. Когда Каспар принес билеты, мы еще поспорили, куда теперь — в музей, а потом пообедать, или наоборот. И в итоге предпочли бургеры бомбам.

— Вашу машину я не видела, только слышала шум двигателя, когда вы отъезжали.

— Мы некоторое время стояли возле дома. Но Каспар был абсолютно спокоен. Вряд ли он поднимался к вам.

— А как же шаги на лестнице и хлопнувшая дверь? Должен был подняться.

— Ты же сама говорила, что не видела билетов на кухонном столе. Потому что мы забрали их, пока вы бродили по парку. Клянусь тебе, было еще рано — половина двенадцатого, в крайнем случае двенадцать, но не больше.

— В двенадцать мы еще шатались по парку.

— Значит, это был не Каспар, он ничего не видел, не перепугался до смерти и вовсе не собирается мстить тебе. Я с самого начала говорила, что ты ни в чем не виновата. Просто Каспар отбился от рук и заслуживает трепки.

— А может, он еще раз прибегал?

— Нет. Мы пробыли вместе до конца дня.

— Но кто же тогда топал на лестнице? Кто хлопнул дверью?

— Не уборщица?

— Тесса, в нашем доме уборщица — это я.

— М-м… — Я задумалась. — У кого еще есть ключи?

— Больше ни у кого.

— У кого-то они должны быть, если только это был не грабитель.

Нет. Грабитель оценил бы обстановку и смылся. И попутно прихватил все ценное с нижнего этажа, зная, что хозяйка занята наверху и ничего не услышит. Внезапно меня осенило. Франческу тоже.

«Ник!» — хором сказали мы. Ключи от дома могли быть только у Ника.


Успокоить Франческу по телефону не удалось, поэтому я села в машину и примчалась к ней. Мы проговорили до поздней ночи — о том, может ли мужчина застать жену с другим и не только не разлюбить ее, но и полюбить еще крепче. Несколько раз Франческа порывалась звонить мужу, а я отговаривала. Если это действительно был Ник — мы в этом по-прежнему сомневались, — значит, он по каким-то причинам решил молчать о том, что увидел и услышал. Вместо того чтобы вскипеть, ворваться в спальню и устроить побоище, он заботился о жене, помог ей залечить воображаемые раны, которые казались ей настоящими. Все это время он знал, что Фран подкосил не кашель, а завершившийся роман, но тем не менее приносил ей чай в постель, наливал ванну, забирал детей, давал ей отдохнуть. Оставалось только признать, что Ник великодушнее, чем я думала. Он любит свою жену крепче, чем кажется на первый взгляд, и она обязана отплатить ему молчанием за молчание. Лучшая благодарность — счастливая семья, и я уже начинала понимать, что построить ее чертовски трудно.

А если Ник ни при чем, тогда какой-нибудь мелкий воришка заметил Франческу и ее таинственного спутника, дождался, когда они забудут обо всем на свете, и прокрался в дом. А Ник — всего-навсего муж, живущий в блаженном неведении. Лично я все-таки надеялась на первое. Несмотря на зыбкий подтекст, измена Фран и всепрощение Ника вселяли в меня надежду и выглядели жизнеутверждающе — в отличие от бессмысленного романа, в который вляпалась моя подруга.


Однако ни тот ни другой сценарий не объяснял, почему Каспар хамит родителям и упорно вредит самому себе. Я выпила столько, что садиться за руль побоялась, поэтому забралась в постель Франчески и заняла место ее рогоносного супруга.

Ровно через полминуты после того, как моя голова коснулась подушки, в дверь проскользнули две маленькие фигурки и запрыгнули на кровать. Сна у них не было ни в одном глазу.

— Что за хер…

— Доброе утро, девочки, — перебила меня Франческа.

— Который час, черт подери? — Я сощурилась, вглядываясь в циферблат.

— Вы умницы, — неизвестно почему заявила моя подруга.

— Умницы? Это с какой радости? За окном еще темень.

— Дождались семи часов.

— Семи?!

— Мы в шесть проснулись, ждали, ждали…

— Поппи чуть не вошла.

— Неправда.

— Правда.

— Нет!

— Поппи, не кричи.

— А она хлопья просыпала.

— Это не я!

— Не выдумывай, Кэти, — терпеливо произнесла Франческа.

Я откинулась на подушку и застонала. С каких это пор у девчонок такие пронзительные, ввинчивающиеся в мозг голоса?