Мария Ветрова - Криминалистка

— Сейчас или никогда! — произнес мой непосредственный начальник, старший советник юстиции Виктор Павлович Карандашов по прозвищу Грифель. Сказано это было с пафосом, которому позавидовал бы и герой трагедии Шекспира.

— Никогда! — поспешила я поддержать заданный им тон, поскольку работала под его началом не первый год, и всегда своего добивалась.

— Светочка, — почти ласково проговорил Грифель, — ну хоть ты-то должна меня понять?

— Никогда! — упрямо повторила я и посмотрела Карандашову в глаза. — Сами вы, Виктор Павлович, если память мне не изменяет, отправились отдыхать в разгар цветущего мая? Между прочим, как раз когда по графику должна была гулять я! А Костицына, значит, загорай в ноябре, да еще самом гнусном за последние сто лет! Нет уж, спасибо!

— Подожди-ка! — не отступал Грифель. — Ты что, забыла, что случилось в этом твоем цветущем мае? Да отпусти я тебя тогда по графику, с меня бы три шкуры содрали, а тебя все равно отозвали бы из отпуска. Сам я всего на неделю уходил, да и ту провел у тещи на даче задницей кверху.

Я фыркнула, представив грузного Карандашова, вскапывающего или там пропалывающего тещины грядки, но тут же, сообразив, что коварный Грифель пытается увести меня от темы, мотнула головой в сторону своего заявления, лежащего на его столе.

— Короче, Виктор Павлович, подписывайте компенсацию за отпуск, и дело с концом! На будущий год отгуляю вдвойне. В мае.

Теперь фыркнул Карандашов, и был, между прочим, прав. Поскольку на моей памяти среди работников нашей системы отгулять когда-нибудь двойной отпуск за пропавший прошлогодний было расхожей голубой мечтой, которую пока никому не удалось претворить в жизнь.

— Ладно, Свет, — вздохнул Грифель. — Подумай до завтра, а? Сама говорила, мол, переутомилась и все такое… А я вечерком кое-кому звякну, вдруг путевка какая горящая для тебя отыщется, а?

— Завтра будет то же самое, — стояла я на своем. — Не могу я свою Светку на целый месяц одну оставить, у нее колледж!

— Пятнадцать лет девке, а ты все «не могу», да «не могу»… Короче, товарищ Костицына, вы свободны, все остальное, как я и сказал, завтра!

Мысленно плюнув, я покинула кабинет Грифеля несолоно хлебавши, и разумеется, первое, что я увидела в приемной, сочувствующий взгляд нашей всеобщей «мамы» — Людмилы Яковлевны, его секретаря, или, как теперь принято говорить — помощника. Она и впрямь была помощницей, и не только Карандашова. Она ухитрялась опекать едва ли не всех членов немалого коллектива прокуратуры, включая младших юристов и практиканток. Лично у меня при одном взгляде на круглое, доброе лицо Людмилы Яковлевны неизменно теплело на душе. Чего, судя по всему, никак нельзя было сказать о девочке из юридического подразделения, которая в данный момент с удрученным видом топталась возле стола нашей Милочки, как звала ее за глаза вся прокуратура.

Девочка была из новеньких, лично я даже не знала ее имени. Однако причина ее растерянного вида становилась очевидной при одном взгляде на хрупкую фигурку новоиспеченной юристочки. Несмотря на собственное паршивое настроение, я не удержалась от улыбки. Из-под форменного пиджака девицы едва виднелась юбка. Девочке было невдомек, что Грифель при одном виде дамских коленок, мелькнувших в коридоре вверенной ему конторы, приходит в состояние неописуемого возмущения.

— Пойми, деточка, — увещевала Милочка свою подневольную собеседницу, — мы — структура серьезная, можно сказать, единственный в государстве орган надзора! А ты — пусть младший, но юрист, очень ответственная и, если хочешь, солидная должность… И вдруг — на тебе, заявляешься на службу, считай, и вовсе без юбки! В уставе что сказано? То-то! До середины колена! Никаких тебе мини или там макси, кто ж тебе позволит мундир — мундир! — укорачивать?!

— Так ведь я же уже обрезала, — всхлипнула несчастная. — Что я теперь делать буду?

— А ты ее сверху надставь, — абсолютно серьезно советовала Людмила Яковлевна. — Под пиджаком-то и не видно будет!

И, улучив момент, снова бросила на меня сочувствующий взгляд. И поскольку Милочка была единственным на всю прокуратуру человеком, чьи соболезнования меня не раздражали, я, послав ей в ответ благодарную улыбку, покинула наконец Грифелеву приемную.

Сегодняшний день явно не задался. Я прекрасно понимала, почему начальству приспичило отправлять меня в отпуск. Оттого и упиралась, как могла: имеет право человек в сорок с хвостиком не просто обзавестись парочкой принципов, но и хотя бы изредка их отстаивать?! Этим я и собиралась заняться в ближайшую пару недель, и как раз этому явно вознамерились воспрепятствовать вышестоящие товарищи. Проще говоря, хотели закрыть в мое отсутствие «за недостаточностью улик» дело, над которым и я, и следователь с операми из нашего УВД поработали до кровавого пота.

Кому-то это понадобилось, и я даже знала кому. В том смысле, что дело было заведено в связи с убийством, явно заказным. И на данном этапе не нужно было особого ума, чтобы вычислить, кто так старается объявить собранные улики недостаточными и почему вдруг сразу трое свидетелей, проходящих по делу, начали менять свои показания. Хорошо же я буду выглядеть в глазах ребят из УВД, если возьму — и вот так, запросто, смоюсь в отпуск! Будь все проклято! Не то чтобы жертва этой самой «заказухи» озонировала воздух, скорее, наоборот: по меньшей мере около сотни человек, сказавших «Туда ему и дорога», на свете наверняка существуют. Но убийство есть убийство… И если кто-то уже и на нашу пусть районную, но прокуратуру начинает давить, черта лысого стоит не только работа, но и карьера. И вообще, неужели вся моя жизнь — одна сплошная большая ошибка?!

Так я продолжала сама себя накручивать на пути к ближайшему метро, посреди текущей в жерло подземки толпы, и не заметила груженную сумками коляску, которую волокла за собой идущая впереди тетка. Результат был плачевным, и если бы не какой-то добрый мужик, поднявший меня с грязного асфальта и шуганувший тетку, честное слово, я бы, наверное, разрыдалась от обиды. Ну бывают же на свете такие паршивые дни, когда неприятности сыпятся одна за другой.

Мужик абсолютно бескорыстно помог мне очистить пальто, пожертвовав целой пачкой бумажных носовых платков, а я, дав себе мысленно клятву завтра же забрать, наконец, машину из ремонта, горячо поблагодарила моего спасителя и кинулась со всех ног к сияющей букве «М».

В каком настроении я вошла в свою родную, типовую двушку, расположенную в доме рядом с Новогиреевской развязкой, объяснять нет смысла. И ничуть не удивилась, что моей Светланки, названной в честь меня ее покойным отцом, нет дома.

Должна сказать, что я совершенно не выношу возвращаться в пустую и темную квартиру. По независящим от меня причинам сердце мое тут же начинает стучать в два раза быстрее, откуда-то из глубины души подымается непреодолимая тревога, и спустя секунду я уже уверена, что со Светланкой что-то стряслось. Этот синдром возник много лет назад, сразу после гибели самых близких мне людей — моего Саши и моей лучшей подруги Оли.

Включив в прихожей свет, я сбросила пальто прямо на пол и, прежде чем войти в комнату, подошла к зеркалу, чтобы провести сеанс психотерапии.

Из голубоватого Зазеркалья, украшенного в правом верхнем углу небольшим, но приметным ржавым пятнышком, на меня глянула сердитая, хорошо знакомая физиономия. Черноглазая брюнетка, лицо овальное, правильной формы, ресницы все еще густые и довольно длинные, из особых примет — родинка на правой щеке. Кожа довольно гладкая, волосы пышные, в данный момент собранные на затылке в небольшой пучок. На вид запросто можно дать лет тридцать восемь вместо имеющихся в наличии сорока двух. Если бы не кислое выражение лица.

— Улыбнись сейчас же! — сказала я этой растрепе, начиная сеанс. — Все у тебя в порядке, и даже Светланка сейчас объявится… Или через час — какая разница? Главное — объявится непременно!

Брюнетка послушно растянула губы в улыбке, и в этот момент в комнате зазвонил телефон.

Хотела бы я знать, почему именно сегодня судьба решила так однообразно надо мной поизмываться. Но первое, что я сделала, машинально метнувшись сквозь темную комнату на звонок, так это споткнулась обо что-то твердое, имевшее, по моим ощущениям, не меньше десятка острых углов. И, разумеется, грохнулась на пол, пребольно ударившись коленками и ладонями. Очевидно, падая, я задела телефонный провод, поскольку аппарат тоже очутился на полу, и трубка упала достаточно близко от моей головы, чтобы неизвестный абонент мог услышать мои комментарии. Единственное, что мне оставалось, — это взять все-таки трубку и прошипеть свое «алле». А вдруг это Светланка, с которой все-таки что-то случилось?..

— Петровна, что с тобой?! — взвизгнула вместо приветствия по ту сторону провода моя давняя приятельница Татьяна. Что за преотвратная привычка называть всех знакомых отчеством без имени, отчего чувствуешь себя по меньшей мере семидесятилетней старухой.

— Ничего, — буркнула я, пытаясь понять, все ли мои несчастные кости целы. — Просто я только что вошла.

Внезапно в комнате вспыхнул яркий свет, и я едва сдержалась, чтобы не вскрикнуть. Татьяна что-то тараторила, но я ее не слушала. Потому что, как только ко мне вернулась способность видеть, обнаружила, что на пороге спальни стоит моя Светланка собственной персоной, с крайне изумленным выражением на заспанной мордашке.

— Тань, — попросила я, — погоди минутку.

Приятельница что-то булькнула, а Светланка все с тем же видом поинтересовалась:

— Ма… Это ты?

— Неужели не узнала?! — съязвила я. — Что, так разительно изменилась с утра?

— А почему ты… говоришь с тетей Таней лежа?..

Покосившись назад и обнаружив причину своего падения, я перехватила инициативу:

— Так это ты оставила стул на самой дороге?

— Ничего я не оставляла… — обиженно завелось попавшееся под горячую руку дитя, но я от нее уже отключилась и, поднявшись, перебралась в кресло. Демонстративно морщась, я вернулась к разговору с Татьяной.

— Слышь, Петровна, что я тебе скажу! Я тут на такое напоролась — как раз по твоей части…

Вот только этого не хватало. Ибо последнее, что я приветствую, — это когда мои знакомые обращаются ко мне по упомянутой «моей части». Особенно такие ушлые, как Татьяна.

Дело в том, что Таня, несмотря на свою крестьянскую манеру общения, — самая настоящая телевизионная акула, только что не родившаяся в один год с отечественным телевидением, зато отдавшая ему всю свою жизнь без остатка. Ни один из самых популярных каналов ТВ не обходился без программ, созданных телегруппой, которую она возглавляет в качестве генерального продюсера вот уже добрый десяток лет! Передачи у нее были самые разные: от политических до игровых, но всегда интересные, яркие, а главное — удивительно быстро накручивающие рейтинг. Не женщина, а ходячий генератор блестящих идей, которые к тому же умеет успешно реализовывать.

Главным Таниным недостатком в моих глазах была даже не манера звать меня Петровной. А то, что в процессе воплощения своей очередной идеи она непременно нарывала что-нибудь, как ей казалось, «по моей части». То бишь взывала ко мне, работнику прокуратуры, чтобы я немедленно занялась выявленными ею вопиющими фактами правонарушений.

— Так вот, — возбужденно сыпала между тем моя приятельница. — Мы тут как раз одно марьяжное шоу делаем. Я тебе рассказывала?

— Нет…

— Как так?! — удивилась Татьяна. — Ну, такая помесь игры и ток-шоу, марьяж. Да говорила я тебе, ты, наверное, забыла, как всегда!

— Таня, — вздохнула я, — зачем вам на телевидении еще одно марьяжное шоу? Что, мало шизофреников, излагающих свой диагноз в «Моей семье»?

— Забудь! — отрубила она. — Мы — не они, мы — другие. Дело не в этом, а в брачных агентствах, которые срочно понадобились! Знаешь, что я обнаружила?

— Знаю, — заверила я Татьяну. — Что подавляющее большинство из них занимаются совсем другим бизнесом, под названием проституция.

— И ты — ты! — так спокойно об этом говоришь?!

В голосе приятельницы звучал неподдельный ужас. Интересно, как вообще в одном человеке может сочетаться талант ухватить самую злободневную тему и абсолютно детская наивность?

— Татьяна, — сказала я невозмутимо, — ты постоянно меня с кем-то или с чем-то путаешь: я не полиция нравов, а обыкновенный, рядовой работник заурядной районной… то есть окружной прокуратуры!

— Но у тебя должны быть по меньшей мере знакомые в этой самой, как ее? Ну, полиции нравов. Мне они нужны, они-то точно знают, какое из брачных агентств настоящее! Ну, скажем, методом исключения: если из всех имеющихся заминусовать те, что у них на учете по шлюхам, получится искомое! Ты чего ржешь?!