– Как вы смеете? Вы не имеете абсолютно никакого права не пускать меня к моей золовке!

– Диана, может, и не имеет, зато я имею полное право, – объявил Гейбриел, приближаясь к ним и забывая о незастегнутой рубашке.

Диана с благодарностью обернулась к нему, ей показалось, что ее жених снова сделался похож на архангела Гавриила, в честь которого его назвали. Правда, на сей раз холодная ярость, сверкающая в его глазах, была направлена не на Диану, а на Дженнифер Прескотт.

– Немедленно отпустите Диану. – Он угрожающе навис над женой дяди, не сводя с нее испепеляющего взгляда. – Мадам, не вынуждайте меня повторять приказ! – В его голосе послышались такие грозные нотки, что по спине Дианы пробежал холодок.

Дженнифер, видимо, тоже поняла, что спорить не стоит; правда, она смерила Гейбриела вызывающим взглядом и подбоченилась.

– Чем делать мне выговоры, приструните лучше свою невесту – она слишком много на себя берет!

Гейбриел поднял темные брови:

– Диана способна сама решать, что ей делать и чего не делать.

Услышав его голос, Диана нашла в себе смелость пояснить ему:

– Я только что сообщила миссис Прескотт, что сегодня ночью мы вдвоем посидим с вашей матушкой и покараулим ее сон.

Несколько долгих секунд он не сводил с нее пытливых глаз. Перед тем как он повернулся к Дженнифер, лицо его снова превратилось в непроницаемую маску.

– Кажется, вам нечего возразить?

Красивое лицо Дженнифер перекосилось от ярости.

– Последние четыре месяца я забочусь о Фелисити…

– И успели натворить много бед…

– Сегодня можете отдохнуть от забот и поспать, – ласково перебила его Диана, предупреждая вспышку гнева, которая, впрочем, была совершенно оправданной. – Уверяю вас, – решительно продолжала она, – мы с Гейбриелом будем очень рады провести всю ночь с миссис Фолкнер.

– А если я против? – Карие глаза Дженнифер горели гневом.

– Мадам, этот вопрос не обсуждается. – Гейбриел посмотрел на нее свысока. – И учтите, я не потерплю, чтобы вы в таком тоне обращались к леди Диане.

– Но…

– Если вам больше нечего сказать по существу, буду вам очень признателен, если вы немедленно уйдете отсюда, – с нескрываемым отвращением произнес он.

Диана подумала, что она бы умерла от унижения, если бы Гейбриел посмотрел так на нее, и Дженнифер Прескотт, видимо, это поняла – она утратила свою всегдашнюю самоуверенность.

– Не сомневайтесь, я расскажу Чарльзу о вашем самоуправстве, когда он вернется!

Гейбриел презрительно скривил губы.

– Жду не дождусь! – только и ответил он.

Карие глаза полыхнули яростью.

– Вы не имеете права…

– По крайней мере, я по-прежнему имею право оставаться сыном своей матери, – резко ответил он. – Вы же не больше чем гостья в ее доме и потому не смеете решать, кто может ее навещать, а кто нет. – Он смерил Дженнифер презрительным взглядом. – А теперь будьте любезны, уходите! Мы с Дианой проведем ночь с моей матерью.

Дженнифер зашипела от ярости:

– Если я захочу, я сделаю вашу жизнь такой невыносимой, что вы пожалеете, что родились на свет!

– Мадам, если ваша угроза означает, что я больше никогда вас не увижу, я буду безмерно счастлив!

– Когда-то я вам очень даже нравилась, – фыркнула она.

– Вы ошибаетесь, мадам, – скучающим тоном ответил Гейбриел. – Позвольте уточнить: в детстве мне иногда удавалось терпеть ваше назойливое внимание.

Лицо Дженнифер смертельно побледнело.

– Еще тогда я вас ненавидела! – прошипела она. – Вы всегда были таким заносчивым, таким высокомерным!

– Наконец-то, мадам, мы с вами хоть в чем-то пришли к согласию – мы испытываем искреннюю взаимную неприязнь друг к другу, – насмешливо ответил он.

Разумеется, Диана уже и сама обо всем догадалась, но сейчас получила последнее подтверждение: Дженнифер Прескотт солгала восемь лет назад, оклеветав Гейбриела. Оказывается, она еще тогда его ненавидела? Очень интересно…

– Уже поздно, и страсти накаляются, – хладнокровно заметила она, оборачиваясь к Дженнифер. – Прошу, не волнуйтесь больше за состояние миссис Фолкнер. Уверяю вас, я последние годы ухаживала за отцом и способна присмотреть за матушкой Гейбриела.

Поскольку у Дженнифер уже не оставалось поводов спорить, Диана положила конец разговору, тихо постучав в дверь спальни и попросив Мэй открыть и впустить ее. Еще несколько секунд после того, как она вошла, Гейбриел и Дженнифер продолжали мерить друг друга ненавидящими взглядами. Наконец Дженнифер досадливо фыркнула и, круто развернувшись, зашагала прочь. Он же медленно последовал за своей невестой в слабо освещенные апартаменты матери.

Диана стояла у кровати и шепотом переговаривалась с горничной, которая вскоре сделала книксен и вышла. Гейбриел приблизился к кровати матери.

Он искренне поразился изменениям, произошедшим с матерью. В последний раз, когда он разговаривал с ней, она выглядела совсем не так. Впрочем, их последняя встреча оказалась не самой счастливой – в тот день он с позором покидал Фолкнер-Мэнор. Гейбриел помнил, что тогда лицо матери было смертельно бледно, глаза полны слез. Ей пришлось вынести и обвинения Дженнифер Линдсей, и непримиримую суровость мужа. Раньше Фелисити Фолкнер была красавицей, Гейбриел привык считать ее вечно молодой. Теперь же лежащая в постели женщина выглядела точно на свои пятьдесят два года: в ее темных волосах виднелись седые пряди, лицо стало таким бледным, худым и безжизненным, что напоминало маску, какую надевают участники венецианского карнавала.

– Гейбриел, не сомневаюсь, перемены, которые вы видите в вашей матушке, лишь кажущиеся.

Он поднял глаза на Диану. Его невеста стояла напротив, с другой стороны кровати. Она ответила ему сочувственным взглядом. Хотя они еще так недавно были близки, Гейбриел понял, что ему трудно принять сочувствие даже от нее. Он отвернулся.

– Может быть, теперь, когда общество миссис Прескотт нам больше не угрожает, вы соизволите объяснить, зачем мы сюда пришли?

– Конечно, – с улыбкой ответила она. – Но может быть, чтобы не разбудить вашу матушку раньше времени, нам лучше перейти в гостиную? – Она указала на смежную комнату. В приоткрытую дверь видны были мягкие диваны и кресла. – Дверь в спальню мы оставим открытой, чтобы сразу услышать, когда она проснется.

Гейбриел прищурился:

– Судя по тому, что вы сказали мне раньше, я понял, что мы и идем сюда главным образом для того, чтобы разбудить мою мать?

Диана почувствовала, как к лицу приливает жар. Еще совсем недавно они вдвоем находились в ее спальне и Гейбриел ласкал ее так пылко и страстно, что у нее при воспоминании о его ласках до сих пор перехватывает дыхание. А потом она тоже подарила ему удовольствие, удивив саму себя…

Она отвела глаза в сторону и отрывисто ответила:

– Надеюсь, очень скоро ваша матушка проснется сама. Просто мне кажется, будет лучше, если наш разговор не будет первым, что она услышит, придя в себя.

– Почему? – удивился он.

На лицо Дианы набежала тень.

– Гейбриел, когда я чуть раньше поднималась к вашей матушке…

– Под тем предлогом, будто ищете платок?

– Да. – Диана сжалась: ей неприятно было даже вспоминать о своей вынужденной лжи. Она считала, что ее оправдывает лишь то, что она действовала ради блага другого человека. – Опийная настойка, которую принимает ваша матушка, весьма высокой концентрации. Она гораздо крепче, чем требуется в том случае, если бы она просто страдала бессонницей. И потом, – продолжала она, – миссис Прескотт несколько раз повторила, что последние четыре месяца лишь она одна ухаживает за вашей матушкой. Несомненно, в числе прочего она и давала ей снотворное. – Диана подбирала слова осторожно, но со значением.

Гейбриел несколько секунд смотрел на нее ничего не выражающим взглядом, а потом кивнул:

– Вы правы, Диана, будет гораздо лучше, если мы продолжим разговор в гостиной. – Не оборачиваясь, он зашагал прочь.

Диана последовала за женихом; если ее подозрения подтвердятся, им предстоит не самый приятный, хотя и необходимый разговор.

Гейбриел нарочно тянул с продолжением – сначала зажег свечу от пламени камина, затем нагнулся и подбросил в огонь немного угля из стоящего рядом ведерка. Мысли у него в голове путались. Он вспоминал объяснения Дианы. Наконец несвязные мысли перешли в подозрения.

Ушло несколько минут на то, чтобы к нему вернулось самообладание. Глубоко вздохнув, он повернулся к ней, сцепив руки за спиной.

– Итак… – высокопарно произнес он. – Теперь можете продолжить ваши объяснения.

Диана сморщила носик и спросила:

– Надеюсь, вы понимаете, что это пока всего лишь предположения?

– Сейчас и предположений более чем достаточно. – Он так плотно сжал зубы, что они едва не заскрипели. Ужин прошел ужасно; время, проведенное в спальне Дианы, показалось ему раем; одному Богу известно, что принесут ему следующие несколько минут.

Диана начала расхаживать по комнате.

– С самого нашего приезда поведение миссис Прескотт показалось мне весьма необычным. Помните, она не стала ждать нас на крыльце, а ушла в дом. После, когда мы вошли в холл, она сбежала нам навстречу по лестнице, и лицо у нее раскраснелось от напряжения. Я сразу подумала, что она вспомнила о каком-то срочном деле…

– Да, верно.

– Тогда я еще подумала, раз вас с ней связывали… какие-то отношения…

– Нас с ней ничего не связывало!

– Конечно, – ответила Диана, слегка озадаченная новой вспышкой Гейбриела. – Вначале я решила, что, увидев вас, миссис Прескотт просто растерялась, но, все обдумав, я склонна приписать ее смущение другому. Я полагаю, увидев нас, она побежала к вашей матушке и дала ей очередную дозу лекарства.

– Может быть, так и надо?

– Тогда остается лишь восхищаться преданностью миссис Прескотт своей пациентке! Она не забывает о своем долге даже при сильном потрясении! – Диана не скрывала насмешки. Обычно она склонна была снисходительно относиться к чужим недостаткам и искала в других только хорошее. Но, как она ни старалась, она не могла найти ничего хорошего в миссис Прескотт.

Гейбриел зловеще прищурился:

– Следовательно, вы полагаете, что она дала лекарство моей матери по другой причине?

– Да… я так полагаю.

– Не сомневаюсь, сейчас вы назовете мне эту причину, – протянул он, видя, что она замялась.

Диана заговорила:

– Поведение миссис Прескотт не показалось бы мне таким странным, если бы не ее речи за ужином. Вначале заверив нас, что ваша матушка вовсе не так серьезно больна, как вы предположили, и ей не требуются заботы врача и сиделки, она вдруг заявила, что ваша матушка так слаба, что не вынесет путешествия в карете! Два эти утверждения прямо противоречат друг другу. Не желая позволять своему воображению слишком разыгрываться в поисках возможных причин такого противоречия, я попросила разрешения ненадолго покинуть столовую под тем предлогом, что мне понадобился платок. На самом же деле мне хотелось самой посмотреть, каково состояние здоровья вашей матушки. – Она поджала губы. – Надеюсь, вы помните, что первые признаки волнения за ужином миссис Прескотт выказала, когда вы сказали, что все же нашли время и навестили матушку в ее комнатах?

– Да, припоминаю, – кивнул Гейбриел.

– Я склонна считать, что ваша матушка не просыпалась, пока вы были у нее, потому что ее предварительно специально одурманили огромной дозой лауданума!

– Но для чего? – пылко спросил Гейбриел.

– Наверное, для того, чтобы ваша матушка не проснулась в то время, когда вы зайдете ее проведать!

Гейбриел побледнел. Постепенно он начал понимать, на чем основаны подозрения Дианы. И его собственные мысли мало-помалу приходили в порядок.

Он вспомнил, что шесть лет назад, после смерти отца, когда он написал матери и попросил разрешения навестить ее, дядя с женой уже жили в Фолкнер-Мэнор. Теперь он сомневался и в том, что его мать получила то письмо…

В письме Элис Бриттон, полученном три дня назад, недвусмысленно утверждалось, что матушка очень соскучилась по нему и уже давно хочет с ним повидаться… Чрезвычайно подозрительно и поведение Чарльза! Почему он четыре месяца назад уволил доктора и сиделку? В результате его мать осталась совершенно одна во власти Прескоттов.

У Дианы сжалось сердце, когда она по изменившемуся выражению лица жениха поняла, как сильно задели его ее разоблачения.

– Простите меня, Гейбриел…

– Вам совершенно не за что просить прощения, – возразил он.

Может быть, и так, но она не испытывала никакой радости, делясь с ним своими выводами. Особенно потому, что ее разоблачения как будто вернули к жизни того холодного, замкнутого человека, каким она запомнила Гейбриела по их самой первой встрече.

– Предположив, что ваша матушка спала во время вашего первого посещения, потому что миссис Прескотт успела дать ей дозу лауданума, я пришла еще к одному выводу. По опыту я знаю: в таком случае вечером необходимо дать пациенту еще одну порцию настойки, дабы его сон не прерывался, – негромко продолжала она. – Я приставила к вашей матушке свою горничную, приказав ей запереться и никого не пускать…