— Дай тебе Свет дожить до этого момента.

Шацар кивнул, принимая его благословение. Когда господин Танмир встал, чтобы проводить Шацара, пошел к двери, Шацар запустил руку в карман и достал револьвер. Стрелять он не стал, ударил господина Танмира прикладом в висок. Господин Танмир пошатнулся, как слабое деревце на сильном ветру, и упал, завалившись набок. Шацар наклонился к нему, он еще дышал.

Действовать надо было быстро. Шацар открыл духовку газовой плиты, подтащил господина Танмира к ней, уложил так, чтобы голова оказалась в духовке, как если бы он стоял до этого на четвереньках, но упал, ослабев.

Шацар включил газ на полную мощность и поспешил в комнату на втором этаже. У него было достаточно времени, почти год, чтобы изучить квартиру господина Танмира в подробностях, узнать ее тайники. Шацар хорошо умел ждать.

Он знал, где находится вся документация. Он мог бы украсть ее давным-давно, однако лучший момент наступил сейчас. Проект был почти готов, необходимы были лишь маленькие доработки — пока вместе с магией газ блокировал и отдельные функции центральной нервной системы. Проект был почти готов, и его можно было доработать, чтобы использовать против Перфекти. В отличии от обычных людей, они представляли собой сложную мишень. Кроме того, в этой суматохе никто и не заметит смерти господина Танмира. Надо же, самоубийство четыре недели боявшегося выходить из дома, почти свихнувшегося профессора.

А документы — документы сгорели. Надо же, какая досада.

На втором этаже, в спальне покойной жены господина Танмира была шкатулка из розового мрамора, украшенного лилиями золотого теснения. В ней был ключ, подходивший к тайнику подполом в ванной, а в тайнике лежала папка с самым опасным изобретением, которое только могла предложить Двору Халдея.

Шацар взял папку, простую и ветхую, туда господин Танмир складывал все записи с начала своей работы. А когда он начинал работать, ему было столько же лет, сколько Шацару сейчас — двадцать три.

Вот и жизнь прошла. Но ничего, подумал Шацар, пусть господин Танмир не расстраивается там, где он окажется. Его творение переживет его, пусть ненадолго, но все же.

Шацар быстро прошел через первый этаж, проверил, что газ включен, а господин Танмир или уже его тело — на месте. Шацар вышел из квартиры, захлопнув за собой дверь. Да, это был просчет — закрывать дверь снаружи Шацар не стал, это было бы нелогично, а господин Танмир всегда трепетно относился к безопасности своего жилища и не оставил бы дверь открытой.

Что же, что же — новое правительство вряд ли будет слишком активно заниматься поиском убийцы. Однако, Шацар надеялся, что ему удастся замести след. Он сунул папку под пальто, вышел на улицу. Со свидетелями все тоже отлично — люди не могли оторваться от окон, на улицах творился бунт — какое кому дело, кто заходил проведать старика Танмира.

Хороший он был человек и ученый талантливый. Такое у Шацара было задание — достать документы и уничтожить господина Танмира. Потому что так уж все работает — все записи лишь копия, пока существует автор и оригинал хранится в его голове.

Шацар спустился по лестнице, перескакивая через несколько ступенек за раз, вышел на улицу. Светло было почти как днем, и Шацар отметил, что от поднимающихся в высоту костров небо приобрело медный оттенок, свойственный небесам Двора. Люди сгрудились у огней, греясь. Пахло порохом, пищей, которую здесь готовили, чем-то едким и химическим, может быть, горючим.

Он сосредоточенно рассматривал толпу. Чувства были напряжены до предела, он ощутил пульсирующую головную боль. В такой огромной толпе сосредоточиться было сложно. В конце концов, он почувствовал.

Инкарни здесь было достаточно, Шацар ощущал их присутствие, будто был связан с ними невидимой, тонкой нитью. Нитью, которую не разорвать. Стоило дернуть за нее, и она привела бы его к брату или сестре во тьме.

Особенно ярко Шацар чувствовал девушку с остриженными волосами, сквозь толпу он продвигался к ней. Когда Шацар шел, никто не отталкивал его, все уступали дорогу. Он был молод и бедно одет, они приняли его за своего. Шацар чувствовал атмосферу братства здесь, невозможную нигде, кроме как на баррикадах.

На девице были брюки и мужская куртка, но одетая как мужчина, она воспринималась невероятно женственно с ее нежными чертами, длинной шеей и большими, обрамленными густыми ресницами, в которых запутывались отсветы костра, глазами.

По ярости в этих прекрасных глазах, Шацар понял — она Инкарни Страсти, а по узнаванию, мелькнувшему в них — она чувствует, знает, она из Двора. Они, никогда не видевшиеся прежде, друг друга узнали.

Они смотрели друг на друга ровно секунду, а потом она повисла на нем и поцеловала. Шацар целовался с ней самозабвенно и страстно, как нельзя целовать никого, кроме другого Инкарни, они кусали друг друга, и когда она отстранилась, одновременно провели языками по губам, слизнув кровь.

— Свобода и смерть! — сказала она громко.

Лозунг звучал предельно ясно, Шацару нравился предлог «и» вместо более логичного «или».

— Смерть и свобода, — ответил Шацар.

И они оба знали настоящий смысл этих слов. Он притянул девушку к себе и зашептал ей на ухо.

— Дому напротив очень не хватает огня. Чтобы взорвать это место. По-настоящему.

Она кивнула. Шацар знал, ей можно довериться, как и любому другому из братьев и сестер. Все они были связаны, все они могли друг на друга положиться, в Государстве это чувствовалось, как нигде.

Когда Шацар пробирался сквозь толпу обратно, он слышал, как девушка, вскочив на одну из скамеек, закричала:

— Наши товарищи, наши соратники, наши друзья борются там, они стоят на баррикадах, они защищают нашу свободу! А что делаем мы — стоим здесь и готовим еду на костре? Что мы делаем для свободы, которой добиваемся? Смотрите, вот они, наши цели! Богатые дома вокруг! Квартиры родовитых людей! Неужели мы просто стоим и глазеем на них? Неужели мы не войдем туда? Неужели мы не подожжем их дешевый буржуазный мирок?

Шацар чувствовал, что сила и страсть, с которыми она говорит — магического происхождения. Ему самому захотелось остаться здесь, ощутить единство и свободу, бороться.

Шацар был уверен, девушка, чьего имени он даже не знал, поняла его правильно. Она знала на что идет. Когда газ взорвется, погибнут люди, может быть даже она сама, ведь Шацар не сказал ей, в какой именно квартире прогремит взрыв. Шацар знал, что она первая пойдет туда и будет смелее всех, когда пойдут штурмовать и грабить дом. И умрет. Скорее всего.

Она была к этому готова, она ждала этого всю жизнь. Шацар знал, однажды и он примет смерть как настоящий Инкарни.

Но сейчас у него еще были дела.

Амти проснулась в его объятиях. Убийца, ублюдок, которому было плевать на жертвы среди невинных людей задолго до того, как он стал вертеть Государством, сделавшись законом, вместо закона. Шацар обнимал ее, крепко прижимая к себе, одна его рука лежала на ее животе, удерживая, как будто его дитя, которое она носила чуть меньше месяца, уже связало их.

Шацар дышал мерно, почти бесшумно. Амти было приятно чувствовать его тепло, приятно чувствовать, как он ее обнимает, в то же время после этого отвратительного сна ей захотелось вымыться, чтобы избавиться от его запаха, от следов его семени. Гадость, подумала Амти, но часть ее наоборот чувствовала томительное возбуждение.

Может быть, больше всего ей нравилось в нем то, что Шацар — убийца, убийца миллионов, совершенно безжалостный.

Амти не знала. Она еще на некоторое время замерла в его объятиях, греясь. До нее медленно начинало доходить, какого дурака она снова сваляла.

Впрочем, вряд ли он будет ее убивать — ему нужно, чтобы они нашли преступника. Потом — скорее всего. Но не сейчас.

Кроме того, Амти надеялась, что ее не хватились дома. Только подумав об этом, Амти едва не засмеялась. Она называла домом место, где они были лишь гостями, находясь в собственном доме. Амти осторожно отодвинула руку Шацара, сползла с кровати, нащупала очки и надела их. Мир снова приобрел точность линий.

Раз уж все ее друзья отправились на охоту в леса без нее, Амти решила пойти к Мескете. Может быть, можно будет поискать хоть что-нибудь, что приведет ее к Эли, к тому, что с Эли сейчас происходит.

Мысль об Эли заставила Амти вздрогнуть. Жива, жива, только бы она была жива.

Но Амти этого не знала, вместо этого она забывалась в постели с их общим врагом. Амти медленно, на цыпочках, передвигалась по комнате, подбирая одежду. А потом она взглянула на папин рабочий стол, и будто сердце у нее вздрогнуло. Папины записи в огромном количестве тетрадок, которые он никогда не заканчивает, ручка, которую Амти подарила ему на день рожденья. Она подошла к столу, взяла листок бумаги и ручку. И поняла, что не знает, что написать. Столько всего произошло, вся жизнь ее была разбита и заново собрана по кусочкам.

Амти написала:

«Я люблю тебя, и я жива. Пожалуйста, ты тоже живи дальше. Однажды мы встретимся. С любовью, твоя дочь.»

Амти сложила бумажку несколько раз, взяла фотографию родителей в рамке и заснула ее с обратной стороны, пристроив к креплению. Амти знала, что папа часто берет в руки эту фотографию. Он почувствует под пальцами записку. Он ее увидит. Когда Амти обернулась, чтобы снова взять вещи, она услышала голос Шацара.

— Я не буду ее вытаскивать. Может так оно и к лучшему.

— Правда?

— По крайней мере, сейчас я так думаю. Собираешься во Двор?

Что он, в конце концов, мысли читает что ли?

— Откуда ты узнал?

— Твой старший товарищ, Мескете, стала недавно царицей зверей.

— Да, но…

— Неважно. Мы не в дешевом детективе, чтобы я изложил тебе весь спектр своих догадок.

Шацар поманил ее к себе. Амти покраснела от того, как спокойно и внимательно он рассматривал ее, все еще не одетую. Ночью это было совсем не то, по крайней мере было темно.

— Впрочем, я думаю, что ты хочешь помочь своей подруге и отправишься туда за этим, — сказал Шацар задумчиво. — Поэтому я дам тебе подсказку. Иди в школу, девочка. Там, где ты нашла мой дневник. В библиотеке есть тайный ход, потрудись найти его сама. Там будет часть разрушенного храма Матери Тьмы. Поищи древнейшие обряды. Может быть, ты найдешь что-то, что угрожает сейчас твоей подруге. Не уверен, что это полезно в поиске. Но ты можешь понять, с чем вы столкнулись.

— А вы — вы понимаете, с чем мы столкнулись?

— Не совсем. У меня есть предположения, но они не касаются поисков и не вашего ума дело.

Шацар сел на кровати, Амти осталась стоять перед ним. Он задумчиво погладил ее по щеке, скользнул пальцами между ключиц, чуть надавив на косточку, по груди, сжав ее, огладил живот, а потом сжал ее пальцы, тем же детским, дурацким жестом.

— Я могу идти?

— Да, разумеется. Кроме сомнительной легальности связей у меня есть так же и важная работа.

Амти кивнула, отошла от него на шаг, и он легко выпустил ее пальцы, однако взгляд его оставался неподвижно прикован к ней. Амти подхватила свою одежду и ушла в ванную.

Как же прекрасно было стоять под душем в собственном доме. Ничего уютнее и правильнее Амти, казалось, не ощущала никогда. Ее собственный шампунь, собственный гель для душа все еще стояли на полке, и Амти некоторое время просто нюхала исходящее ароматом шоколада с мятой мыло.

На бедрах у нее остались синяки от хватки Шацара, на груди и шее — засосы и укусы. Было странно смывать одни следы их связи и оставлять другие. Только под душем Амти поняла, как болит у нее все тело.

Амти опустилась вниз и довольно долго сидела под струями теплой, чистой воды. Точно так же, как когда впервые поняла, что она — Инкарни. Некоторое время Амти рисовала на плитке невидимые даже ей самой узоры. Все мысли из головы улетучились, даже чувства страха и вины. Как будто все в мире потеряло свое значение, кроме текущей воды, тепла и возможности скользить ногтем между каплями на белой плитке.

Амти выключила воду только когда почувствовала, что от пара в ванной уже тяжело дышать, но продолжила сидеть, пока не замерзла. Потом встала, испытав волну сильного головокружения, такого невыносимого, что ей пришлось схватиться за батарею, не обращая внимания на жар.

Она неспешно вытерлась, оделась. Надевать на себя вчерашнюю одежду было чуточку противно, ведь Амти чувствовала себя такой чистой после душа.

Когда она вышла, Шацара в комнате отца уже не было. Она нашла его на кухне, Шацар сосредоточенно размешивал сахар в кофе, занятие, казалось, увлекало его больше всего на свете, ровно с тем же видом, вероятно, Амти водила пальцем по кафелю десять минут назад. Да уж, привычки у них явно были похожи больше, чем Амти думала.