Я думаю над тем, чтобы найти ту шлюшку, с которой виделся ранее, но даже минимальная вероятность приносить извинения за то, как я поступил, не стоит этого. Ставлю пиво, и иду по подъездной дорожке. Приближаясь к высоким железным воротам, я иду медленнее. Видимо, я не единственный, кто решил сбежать, однако причины Эдли серьезнее, чем просто скука.

Она рассматривает препятствие, словно оценивает возможность перелезть через него.

Ее волосы стянуты в высокий конский хвост, который ниспадает по спине и переливается всеми оттенками светлого. Прозрачная накидка ничуть не мешает любоваться потрясающим красным купальником, который обтягивает ее упругую попку. У меня не возникает трудностей с рассматриванием форм, хотя я и считаю, что ей не хватает выдержки.

— Это называется воротами, — медленно объясняю я. — Ты должна нажать на кнопку, чтобы открыть их... Я слышал, что американское образование плохое, но даже не представлял на сколько.

Она, кажется, подпрыгивает на целый километр вверх, испуганная либо моим присутствием, либо близостью. Изящная рука прижимается к сердцу, и я не могу не обращать внимания на очертания ее тела. И я не считаю ее лицо непривлекательным — скорее даже наоборот.

Я оцениваю картину, и не испытываю при этом желания заполучить ее. Мои предпочтения более экзотичны. Эдли красива, но ее симметричные черты вполне обычные. Ничего интересного, чему стоит дать второй шанс.

— Я и понятия не имела, как много знаменитостей получают удовольствие, преследуя невинных, — огрызается она в ответ.

Ее фраза как стрела попадает прямо в меня.

— Говорит девушка, которая обвиняла меня в высокомерии. Кстати, и почему ты считаешь, что стоишь того, чтобы тебя преследовали?

Она фыркает и скрещивает руки на груди, а я моментально жалею о своем восхищении.

— Оставь меня в покое, или ты специально пришел, чтобы пялиться на меня?

С моих губ срывается недоверчивый смех. Она что, серьезно? Неужели девушка думает, что я стану преследовать ее, просто чтобы наслаждаться очарованием. Ну да, разбежалась. Я подхожу к клавиатуре и быстро набираю цифры.

Мы стоим в молчании, пока раскрываются двойные ворота. Я специально игнорирую ее вопросительные взгляды, когда мы идем в одном направлении. Очевидно, Кэм не предупредил ее, что Джорджия — не единственный член съемочной группы, которая живет по соседству с ним. Огромное поместье Джорджии находится ближе. Мы с Кэмом живем в паре домов друг от друга — в более новой секции, построенной в виде идентичных мини-особняков, которые выглядят так, словно они сделаны из одинаковых формочек для печенья.

Я не собираюсь утруждаться объяснениями. Я испытываю слишком большое удовлетворение, наблюдая, как в ее голове крутятся шестеренки, пока она пытается понять, почему я иду за ней к дому Кэма. Сомневаюсь, что девушка обвинит меня в попытке идти домой с ней, после того как я оскорбил ее. У нее нет другого выбора кроме как идти вдоль оград, словно ничего не происходит.

Целых три минуты мы шли молча, но, кажется, даже это для нее огромное достижение. Очевидно же, что она не сможет долго скрывать свои мысли.

— Тебя никто не собирается преследовать? Чтобы раздуть твое эго до еще больших размеров? Разве здесь не должна толпиться куча поклонников и папарацци, желающих ходить за тобой?

Из глубины горла вырывается хриплый звук.

— Нет шансов, что папарацци проберутся сюда легальным способом, и здесь хорошая охрана, которая следит за тем, чтобы жильцов не беспокоили.

— Так, значит, ты тоже здесь живешь, — она медленно произносит фразу, будто произнесла вслух лишь затем, чтобы приберечь информацию на потом. Девушка пинает ногой камешек, пока мы идем рядом. Он с мягким стуком катится по асфальту прежде, чем она снова пинает его.

Эдли не рассматривает дома с чистыми лужайками, и это заставляет меня подумать о ней в новом ракурсе. Я хочу знать, что она думает о миниатюрных особняках, которые достаточно большие, чтобы вмещать больше чем одну семью, и вероятно, они месяцами пустовали, а их хозяева приезжают сюда лишь изредка.

Может быть, она выросла в одном из таких домов? В книге «Девушка в Желтом Платье» Эдли Эдер живет в красивом доме похожем на эти. Встреча с реальной Эдли Эдер заставляет меня задуматься о подлинности персонажа книги. Она читается, как собственная история первой любви. В ней есть честность, которая таится в глубинах книжки, и пробуждает в душе нечто давно забытое. В книге рассказывается о первой любви и шрамах, которые она оставляет за собой. Вот почему она так популярна.

Невозможно не увидеть привязанность Кэма к Эдли. Он писал, что ей пришлось сделать невероятный выбор. Кэм сделал ее характер более... более завершенным, чем у женщины, которая находится передо мной.

Я смотрю на нее, и не могу увидеть даже проблеска той девочки.

Эдли, которую, встретил я, твердая как алмаз. Это проявляется во всем: в ее походке, жестких морщинках вокруг ее рта, когда она разговаривает с кем-то кроме Кэма, в ее позе и, особенно, в глазах — темно-синего цвета, пустых и непреклонных.

Сомневаюсь, что когда-нибудь мне удастся увидеть в ней то, что видит Кэм. Интересно, существует ли та девушка.

Я знаю все это, но все равно не могу оторвать от нее глаз. Я не могу заставить себя прекратить искать ту девушку под броней.

— Что? — она нервно вытирает свой рот, будто причиной моего пристального взгляда могли стать остатки еды или пятнышко на губе.

— Ничего, — я с усилием отвожу глаза и хмурюсь. — Просто ты оказалась... неожиданностью.

— Ты все время это повторяешь, — она тоже начинает хмуриться.

Я тоже об этом подумал. Настоящая проблема в том, хорошо это или плохо.


Глава 3

Эдли

Я находилась на съемочной площадке уже на протяжении двух недель и была полностью разочарована тем, что мог предложить мне Голливуд. Во-первых, я совершенно не понимала в чем смысл суеты вокруг знаменитостей. Хорошо, признаю, у меня был момент слабости, когда я впервые столкнулась с кое-кем, кого некоторые считали обладателем идеальной костной структуры, но после того, как Деклан Дэвис открыл рот, все мое временное обожание испарилось... полностью.

Я думаю, что есть некая ирония в том, что знаменитости имеют наглость беситься и жаловаться на преследование папарацци. С того места, где я находилась сейчас, именно я и была здесь единственной жертвой.

Маделин Литтл, очевидно, чему-то научилась от фанов, обожавших ее годами, потому что она определенно за мной следила. Я не могла спокойно сходить в туалет, чтобы она тут же не оказалась рядом и не начала выспрашивать меня о моих «мотивациях» и «внутренней борьбе».

В мой второй день на съемочной площадке она буквально держала в заложниках туалетную бумагу в попытке вызвать меня на разговор. К счастью, я всегда ношу в сумке салфетки.

Кэм считал все это забавным. Он сказал, что я это заслужила за то, что слиняла от него и всей съемочной группы. Однако он ясно дал понять, что не считает это таким уж веселым, так как ему пришлось всю ночь быть в центре внимания Маделин. В конце концов, она заставила его пообещать, что он напишет полный анализ характера Эдли только затем, чтобы она не последовала за ним до дома в конце вечера.

Благодаря новым заданиям, не говоря уже обо всей его остальной работе помимо «Девушки в Желтом Платье», Кэм в основном отсутствовал. Предоставленная самой себе я была гораздо менее склонна заниматься его делами. Единственным временем, когда у меня получалось пообщаться с Кэмом, были наши ежедневные поездки на и с работы, и иногда, за ланчем. По большей части я питалась едой, которой кормили рабочих, сидя подальше от актеров и съемочной группы.

— Стоп! — прокричала Джорджия Торрес, прерывая съемку сцены, которую снимали сейчас под светом кучи ламп и микрофонов.

Я не испугалась, как это было первые двадцать семь раз, когда режиссер так делала. Где-то на пятнадцатом крике, я привыкла к ее хриплому голосу, выкрикивавшему команды. Тусклая игра Маделин требовала многих разочарованных «Стоп!». Она была неуклюжей и сухой, убивала моменты и качество каждого кадра, и не имело значения, насколько потрясающей при этом была игра других актеров. Я мало знала или даже совсем ничего не знала о процессе съемки фильмов, но вибрации обиды вокруг меня явно давали понять, что подобное не является нормой.

Джорджия была полненькой маленькой леди с копной вьющихся волос, которые были темно-каштановыми там, где седина еще не проявилась. Ей не могло быть больше пятидесяти, и если не обращать внимания на ее волосы, больше не было никаких признаков ее возраста. Лицо женщины было гладким, абсолютно без всяких морщинок. К тому же, у нее была душа двадцатипятилетней девушки, которая идет в ногу со всеми молодыми актерами, одновременно управляя ими также безжалостно, как мастер на буровой.

Она поднялась со своего режиссерского кресла, провальсировала к площадке и с жестким выражением лица встала перед Маделин.

Сцена была преобразована в причудливую ванную. Каждый миллиметр свободного места — все необходимые атрибуты типа душа, унитаза и раковины увенчанной прямоугольным зеркалом.

После того, как я почти полдня наблюдала, как Маделин с трудом продирается через простенький монолог, и, воспользовавшись некоторыми подсказками, пришла к выводу, что ванная смоделирована на манер убогой комнатки в общаге, которую Кэм и мой брат Томас делили в Дьюке.

Когда мне было семнадцать, стоя в той ванной, я приняла единственное и самое судьбоносное решение в своей молодой жизни. Мне было тяжело смотреть на эту сцену, вызвавшую у меня воспоминания о реальных событиях. Я ощущала отчуждение. Маделин, может быть, и способна произносить слова, написанные в сценарии, и морщить свое миленькое личико, изображая пережитые мной эмоции, но в этом не было никаких связей с реальностью.

Она старше, чем я была тогда, но даже без этого все выглядит так, словно девушка притворяется маленькой девочкой.

— Ты немного... холодна, — мягко проговорила Джорджия, но ее природный сильный голос с легкостью был слышен повсюду. — Ты все еще работаешь со своим преподавателем актерского мастерства?

Весь актерский состав и команда делали то же самое, что и я — внимательно слушали, пытаясь при этом притвориться, что занимаются другими делами. Я была просто счастлива оттого, что хоть раз внимание Маделин направлено на кого-то другого. Это был один из редких моментов, когда я действительно смотрела на нее, в отличие от всего остального времени, когда я делала все что в моих силах, чтобы избегать находиться с ней в одной комнате.

— Да, — ответила Маделин с пустой уверенностью. Свирепое выражение делало ее зеленые глаза непроницаемыми, усиливая пылающий изумрудный оттенок.

Это был первый раз, когда я смотрела на красотку-старлетку и думала о чем-то помимо хищника. Она выглядела как подросток, некто, кто старается изо всех сил, и ей все равно ничего не удается. Это смягчило ее, и я ощутила с ней своеобразную мелкую, ничего не значащую связь.

— Я не знаю, что еще мне сделать, Маделин, — сказала режиссер с тяжелым, глубоким вздохом. — Мы должны выдать сегодня хоть что-то полезное. Студия вцепилась в мою задницу по поводу графика... А у меня такое впечатление, что ты ощущаешь связь с Эдли не намного больше, чем было три недели назад.

Не имело значения, сколько раз мое имя произносилось на съемочной площадке, это все равно вызывало толчки в моем желудке. Каждый раз после этого у меня включался режим «дерись или убегай», и я была хорошо осведомлена, к какому варианту я обычно склонялась. Инстинктивно сделав шаг назад, я врезалась прямиком в чье-то твердое тело, подкравшееся ко мне, пока я подслушивала.

— Ну, и куда же ты собралась?

Сильные руки схватили меня, удерживая тело на месте, так что мне пришлось оставаться лицом к лицу с Маделин и Джорджией. Его голос был пронизан сладким тоном, которым он разговаривал на камеру, и звук коснулся моего уха, пока Деклан произносил эти слова с едва скрываемым раздражением.

Его гнев не удивил меня. Когда речь заходила обо мне, Деклан Дэвис похоже, не испытывал иных эмоций, кроме мрачных. Ему нравилось ходить нахмуренным. Он делал это постоянно, как в тот раз, когда обнаружил, что я скрываюсь по случайным местам при приближении Маделин; или когда я застукала его за подсматриванием за мной и Кэмом, в один из тех редких моментов, когда великий писатель почтил нас своим присутствием.