Гейл Форман - Куда она ушла

– Мия, прекрати! – голос рикошетом отскакивает от стен ее спальни. – Мы уже не в школе!

Она смотрит на меня, вопрос повисает в воздухе.

– Концерты у меня начинаются только через неделю.

Между нами появляется ниточка надежды.

– И знаешь еще что, я суши хочу.

Улыбка у нее грустная, не на такую я рассчитывал.

– Ты полетишь со мной в Японию?

– Я уже там.

– Я была бы очень рада. А потом – я знаю, что что-нибудь придумать можно, но мне же так много выступать и…

Как она может этого не понимать, если для меня все ясно как на ладони?

– Я буду твоим «плюс один», – говорю я. – Твоим фанатом. Или помощником, который носит аппаратуру. Кем скажешь. Буду ездить за тобой всюду. Если хочешь. Если не хочешь – я пойму.

– Нет, хочу. Не сомневайся. Но как это может получиться? С твоим-то графиком? У тебя же группа?

Я какое-то время молчу. Когда я скажу это вслух, это действительно станет фактом.

– Группы больше нет. Для меня, по крайней мере, все кончилось. После этого турне я брошу.

– Нет! – Мия качает головой с такой силой, что даже ее длинные волосы скользят по стене. Это выражение решимости на ее лице я знаю слишком хорошо, и у меня душа уходит в пятки. – Не смей делать это ради меня, – говорит она, и ее голос смягчается. – Мне даром больше ничего не надо.

– Даром?

– Последние три года все, разве что кроме преподов из Джулиарда, досталось мне задаром. Более того, я и сама себя ни за что не заставляла платить, и на пользу это мне не пошло. Я не хочу быть человеком, который у всех только берет. У тебя я взяла уже предостаточно. Я не позволю тебе бросить то, что ты любишь, и превратиться в моего опекуна или носильщика.

– Но дело в том, – бормочу я, – что я как-то разлюбил музыку.

– Это из-за меня, – скорбно говорит Мия.

– Из-за жизни, – отвечаю я. – Играть я буду всегда. Может, даже что-нибудь еще запишу, но сейчас мне нужно просто остаться наедине с гитарой и вспомнить, почему я вообще начал этим заниматься. Я ухожу из группы в любом случае – либо к тебе, либо просто так. А что касается опекунства – если уж на то пошло, оно нужно мне. И багаж у меня слишком тяжелый.

Я стараюсь выдать это за шутку, но Мия всегда видела меня насквозь; и в последние сутки это опять подтвердилось.

Ее взгляд похож на луч лазера.

– Знаешь, я много об этом думала последние пару лет, – говорит она сдавленным голосом. – О том, кто же с тобой рядом. Кто держит тебя за руку, пока ты горюешь о своих потерях?

Эти ее слова что-то во мне разбудили, и мое лицо опять вдруг все в слезах. Я не плакал уже три года, а теперь плачу второй раз за пару дней.

– Теперь моя очередь тебя поддерживать, – шепчет она, подходит ко мне и укутывает своим платком, а я опять пускаю сопли. Мия держит меня в объятиях, пока ко мне не возвращается моя Y-хромосома. Потом она поворачивается ко мне и смотрит несколько отстраненным взглядом.

– Фестиваль в следующую субботу, да?

Я киваю.

– У меня два концерта в Японии, а в четверг – в Корее, так что в пятницу я освобождаюсь, к тому же когда летишь на запад, выигрываешь день. А следующее выступление у меня в Чикаго только через неделю после этого. Так что если мы полетим прямо из Сеула в Лондон…

– Ты о чем это?

Говорит Мия это так скромно, как будто есть шансы, что я ей откажу, как будто это не то, о чем я мечтал всю жизнь.

– Можно я полечу с тобой на фестиваль?

– А почему меня на концерты не берут никогда? – спросил Тэдди.

Мы сидели за столом все вместе, Мия, Кэт, Дэнни, Тэдди и я, третий ребенок, который повадился есть у них. Но я не виноват! Дэнни готовил куда лучше, чем моя мама.

– Это ты о чем, молодой человек? – поинтересовался Дэнни, накладывая в его тарелку к приготовленному на гриле лососю и шпинату картофельное пюре, от которого Тэдди все пытался безуспешно отказаться.

– Я смотрел старый альбом с фотографиями. Мию все время брали на концерты. Даже когда она была совсем крошечная. А я еще ни разу не ходил, хотя мне уже почти восемь.

– Тебе всего пять месяцев назад исполнилось семь! – захохотала Кэт.

– Неважно. Мия ходила, когда и ходить еще не умела. Так нечестно!

– А кто тебе сказал, что в жизни что-то бывает честно? – вскинула бровь Кэт. – Уж точно не я. Я последовательница учения, которое гласит, что судьба готовит только удары.

Тэдди переключился на более легкую мишень.

– Пап?

– Мию брали, потому что я выступал, Тэдди. Так мы проводили время всей семьей.

– К тому же ты ходишь на концерты, – добавила Мия. – На мои.

Тэдди посмотрел на нее с таким же омерзением, как на шпинат незадолго до этого.

– Это не считается. Я хочу на такой, где громкая музыка, и чтобы в глушителях, – под ними подразумевались гигантские наушники, которые в детстве надевали на Мию на концертах бывшей группы Дэнни. Он же играл панк – очень громкий панк.

– Мне кажется, глушители ушли на пенсию, – ответил Дэнни. Он уже давно бросил группу. К тому времени он работал учителем в средней школе, носил винтажные костюмы и курил трубку.

– Можешь на мой концерт прийти, – предложил я, занимаясь своим лососем.

Все остальные перестали есть и повернулись ко мне: все взрослые Холлы смотрели на меня по-своему, но с неодобрением. Дэнни просто устало созерцал открытый мной ящик Пандоры. Кэт оказалась недовольна тем, что я посягнул на ее родительскую власть. А Мия, которая по какой-то причине воздвигла между своей семьей и моей группой стену, подобную той, что отделяет государство от церкви, метала молнии. Только Тэдди, вставший на колени на своем стуле, захлопал в ладоши.

– Тэдди надо спать ложиться вовремя, – сказала Кэт.

– Мие не надо было! – возразил Тэдди.

– Теперь никто не сидит допоздна, – устало вставил Дэнни.

– Да и мне это тоже кажется неуместным, – недовольно сказала Мия.

Я опять испытал уже знакомую сильную досаду. Я этого никак не мог понять. С одной стороны, нас с Мией связывала музыка, и наверняка ее привлекало, что я рокер. Помимо этого, благодаря взаимопониманию, царившему в ее доме, где мы проводили практически все время, он стал для нас тихой гаванью – и мы оба это знали. Но она буквально запрещала своим родственникам появляться на моих концертах. За весь год, что мы с ней встречались, они не пришли ни на один. И хотя Кэт с Дэнни намекали, что хотели бы нас послушать, Мия всегда выдумывала различные причины, почему именно сегодня идти не стоит.

– Что? Ты сказала, что Тэдди «неуместно» было бы идти на мой концерт? – Я постарался произнести это как можно спокойнее.

– Да, сказала, – а вот у нее получилось крайне резко и воинственно.

Кэт с Дэнни переглянулись. Они уже не злились, а сочувствовали мне. Они знали, что такое неодобрение Мии.

– Так, во-первых, тебе всего шестнадцать лет и ты не работаешь в библиотеке, так что тебе не разрешается употреблять слово «неуместно». А во-вторых – почему это?

– Ладно, Тэдди. – Кэт взяла его тарелку со стола. – Можешь доесть перед телевизором в гостиной.

– Нет, я на это хочу посмотреть!

– Может, Спанч Боба? – предложил Дэнни, оттаскивая сына за локоть.

– Кстати, – сказал я Дэнни с Кэт, – я имел в виду большой фестиваль, который состоится в следующем месяце на побережье. Это днем, в выходные, на улице, так что будет не очень громко. Вот я и подумал, что для Тэдди подойдет. То есть для всех вас.

Кэт смягчилась.

– Да, звучит действительно заманчиво, – но потом она показала на Мию: но перед тобой стоит задача посерьезнее.

Они втроем вышли из кухни. Мия сползла со стула, насколько смогла, и вид у нее был виноватым, но в то же время говорил о том, что она ни за какие деньги не сдаст свою позицию ни на дюйм.

– Ну в чем дело? – недовольно спросил я. – Что плохого в том, чтобы твои родственники увидели мою группу? Или ты считаешь, что мы настолько паршиво играем?

– Нет, конечно нет!

– Может, тебе не нравится, что мы с твоим отцом постоянно о музыке разговариваем?

– Нет, тут я тоже не против.

– Так что за дела, Мия?

В уголках глаз у нее появились предательские слезинки, и она сердито смахнула их рукой.

– Ну что? Что такое? – спросил я уже нежнее. Мия вообще не была склонна плакать крокодиловыми слезами, да и вообще плакать.

Она покачала головой, крепко сжав губы.

– Скажи, а? Вряд ли это хуже, чем то, что я себе вообразил – что ты считаешь нас говном и стыдишься?

Она снова покачала головой.

– Ты знаешь, что это не так. Просто… – Мия смолкла, словно принимая серьезное решение. Потом вздохнула. – Ваша группа. Когда вы вместе, мне и так приходится делить тебя с ними. Я не хочу добавлять в эту кучу еще и своих родственников, – потом она не сдержалась и все же заплакала.

Все мое раздражение ушло.

– Вот дурашка, – заворковал я, целуя ее в лоб. – Ни с кем ты меня не делишь. Я весь принадлежу только тебе.

Мия уступила. Они приехали на фестиваль всей семьей. Выходные удались, собралось двадцать групп с Северо-Запада, а на небе ни облачка. Само мероприятие почило в бозе, но из него родился диск с живой записью и несколько других фестивалей, которые продолжают существовать и по сей день.

Тэдди настоял на том, что ему нужны глушители, так что Кэт целый час, ворча, рылась в коробках в подвале, пока не отыскала.

Мия в целом любила тусить за кулисами, но когда выступала «Падающая звезда», она оказалась в фан-зоне, и они с Тэдди протанцевали мош[33] все это время.

Когда наш самолет садится в Лондоне, дождь льет, как из ведра, так что мы оба все равно что оказались на родине. Времени пять часов. На следующий день нам выступать, и начнется обратный отсчет до полной свободы. Мы с Мией разработали план на ближайшие три месяца наших турне, сопоставили паузы, в которых мы сможем пересечься, съездить друг к другу, увидеться. Вряд ли это будет прямо восхитительно, но по сравнению с предыдущими тремя годами все равно рай.

В отель мы заселяемся уже после восьми. Я попросил Алдуса на этот раз забронировать мне номер там же, где и остальным, и не только на этот фестиваль, но и вообще до конца турне. Не знаю, как они отреагируют на то, что я решил уйти из «Падающей звезды», но если я буду ночевать в трех километрах, напряжение не уменьшится. О Мие я еще никому не рассказывал, даже Алдусу, и каким-то чудесным образом ее имя еще не попало в таблоиды. Кажется, вообще никто не знает, что прошлую неделю я провел с ней в Азии. Все чересчур увлеклись новой пассией Брен – каким-то актером из Австралии.

На стойке регистрации меня ждет записка, сообщающая, что вся группа на закрытом ужине в атриуме, и они приглашают меня присоединиться. У меня такое ощущение, что это приглашение на казнь, и после пятнадцатичасового перелета из Сеула больше всего на свете мне хочется принять душ, а с ними я бы встретился завтра. Но Мия кладет мне руку на пояс.

– Нет, ты должен пойти.

– Ты со мной? – Мне неловко ее просить, Мия только что отыграла три совершенно потрясающих концерта в Японии и Корее, где ее приняли просто на ура, перелетела через пол земного шара, а теперь я приглашаю ее принять участие в своей психодраме. Но если она пойдет со мной, я вынесу.

– Ты уверен? – спрашивает она. – Я не хотела бы мешать.

– Поверь мне, если там кто-то кому-то помешает, так это только я.

Портье хватает наши чемоданы и несет в номер, а консьерж ведет нас через фойе. Отель находится в старом дворце, хотя сегодня его захватили рокеры, и со мной здоровается несколько различных музыкантов, но я настолько разнервничался, что не могу им ответить. Нас приводят в атриум с приглушенным освещением. Вся группа в сборе, накрыт фуршет с традиционным английским жарким.

Первой в нашу сторону поворачивается Лиз. У нас с ней после предыдущего турне отношения изменились, но как описать этот ее взгляд, я даже и не знаю: словно я самое большое в ее жизни разочарование, но она все равно старается быть выше этого, забить, вести себя как ни в чем не бывало, как будто я просто очередной фанат, приспешник, один из многих, кому от нее нужно нечто такое, что она не обязана давать.

– Адам, – говорит Лиз, вежливо кивнув.

– Лиз, – осторожно отвечаю я.

– Привет, засранец! Хорошо, что пришел! – в безудержном выкрике Фитци слышится и сарказм, и приветствие, словно он сам не знает, что выбрать.

Майк молчит. Делает вид, будто меня не существует.

А потом из-за моей спины выходит Мия, легко коснувшись меня плечом.