Гэвин ударил кулаком по подлокотнику, не в силах скрыть разочарование. Его сводный брат-бастард Гилрой стал разбойником, крадет скот и зерно. Его поведение угрожает репутации Гэвина, подвергая сомнению его способность управлять своим кланом.

Сейчас, когда Шотландия все еще была разделена, даже члены собственного клана Гэвина ставили под сомнение его решение поддержать Роберта Брюса, поскольку будущий король Шотландии был не более чем изгоем в собственной стране. Однако Гэвин не был намерен нарушить клятву, тем более что не хотел повторить печальную судьбу тех, кто смело встал на сторону Роберта Брюса в борьбе против короля Англии.

Не ограничиваясь тем, что казнил своих врагов, король Эдуард захватил и привез в Лондон двух сподвижников Брюса и приказал их повесить, а потом еще и четвертовать. И в качестве последнего унижения — насадить их головы на колья и выставить на Лондонском мосту для всеобщего обозрения.

Это варварство отпугнуло некоторых сторонников Брюса, но Гэвин остался ему верен. Напротив, это даже укрепило его решение сделать все, что в его силах, и помочь королю Роберту вырваться из-под господства англичан и добиться независимости.

Но может ли он ожидать, что его люди будут его уважать и считать своим вождем, если он не может ограничить действия своего сводного брата? Если слух о неспособности Гэвина быть главой клана распространится, одному Господу известно, какие еще опасности это сулит. В Шотландии, если не будешь держать крепко то, что тебе принадлежит, другой клан с радостью это присвоит.

Дункан, Коннор и Эйдан были кузенами Гэвина, сыновьями брата его отца, и самыми опытными воинами. Киркленд был уверен в их преданности лично ему и делу благосостояния клана. Ему не очень хотелось быть жестким, но обстоятельства вынуждали к этому.

Гилрой должен быть пойман, и как можно скорее!

— В южных лесах были замечены чужие, милорд.

Эту весть принес молодой воин, появившийся на пороге зала.

Может, это именно та весть, которую он так долго ждет? Гэвин почувствовал, как сильно забилось сердце при мысли, что проблема будет решена раз и навсегда.

— Это люди Гилроя? — с надеждой в голосе спросил Гэвин.

— Не думаю. — Парень был, видимо, огорчен. — Их заметил Джеймс и послал меня сюда, к вам. Это две женщины, мальчик, человек в одежде священника и шесть вооруженных рыцарей. Джеймс побоялся подъехать к ним слишком близко, но велел сказать вам, что, пожалуй, они англичане.

Англичане? На моей земле?

Киркленд почувствовал, как напряглось его тело, но внешне он оставался спокойным. Это не люди сводного брата, но можно ли быть уверенным? Вдруг это его очередной трюк? Какой-то отвлекающий маневр?

— Возьмите несколько человек и догоните этих чужаков, — велел Гэвин. — Приведите их ко мне, если сможете сделать так, чтобы не возникло осложнений.

Дункан покраснел, Коннор запыхтел, Эйдан состроил гримасу.

— Нам не нужны неприятности, — резко сказал Коннор.

Гэвин никак не отреагировал на это замечание, лишь сделал знак, что они могут идти.

Кузены были недовольны приказом Киркленда, но ушли. Вот и хорошо.

Гэвин допил эль и откинулся на спинку кресла.

Он взглянул на игроков в кости, но ни один из них не посмел встретиться с ним взглядом. Неудивительно, если учесть, в каком сейчас настроении пребывал предводитель клана.


Спрятавшись за ствол огромного поваленного дерева, Эван Гилрой наблюдал сквозь густую листву за людьми Маклендона, приближавшимися к его временной стоянке. Когда они поднялись на вершину холма, их окликнул часовой. Одна из женщин подошла к Маклендонам в сопровождении невысокого широкоплечего рыцаря. Остальные воины окружили лагерь, но мечей не обнажали и не предпринимали никаких явных действий, свидетельствовавших о том, что они собираются защищаться. Эван подполз ближе, чтобы разглядеть все в деталях.

Интересно!

По правде говоря, удивляться было нечему. Гилрой уже четыре дня следовал за этой группой незнакомцев, и все, что они делали, не имело с его точки зрения никакого смысла. Сначала отряд двигался по общественной дороге, но когда он оказался на земле Маклендона, поехал лесом, явно нарушая права собственности. Было похоже на то, что путники делали это умышленно, словно хотели, чтобы их заметили.

— Если мы намерены напасть на этот лагерь и захватить все имущество в качестве трофея, лучше сделать это сейчас, пока люди Маклендона не опередили нас.

Эван узнал голос Магнуса Фрейзера. Магнус не был постоянным членом его банды, и Эван часто сожалел о своем решении взять его с собой в последние набеги. Воевал он, конечно, хорошо, но уж очень был жестоким и высокомерным. Эван пришел к выводу, что от Магнуса всегда можно было ждать неприятностей, а ему этого вовсе не хочется.

— Лучше не связываться с этими людьми, — сказал Эван. — Маклендоны считают, что мы далеко отсюда. Глупо обнаруживать себя из-за каких-то побрякушек.

— Мне нравятся побрякушки, — возразил Магнус и сплюнул. — Нам надо было встать на рассвете, как я предлагал. Тогда нас никто не увидел бы.

Эван промолчал, понимая, что Магнус прав. Надо было напасть раньше, но что-то заставило его тянуть время. Что-то, в чем он не хотел признаваться.

Гилрой устал. Бесконечные рейды и постоянное чувство опасности измотали его. У него не было настоящего дома, который он мог бы назвать своим.

В недалеком прошлом его приспешники удачно подрывали дела клана. Это должно было бы вселять чувство удовлетворения, но вместо этого в глубине души Эван ощущал пустоту.

Если бы у него был выбор, его жизнь стала бы совсем иной. Кто он сейчас? Беглец, скрывающийся от правосудия, вор. Быть бастардом Мойры Гилрой нелегко, тем более что отец Гилроя признал его только на смертном одре, за несколько минут до того, как встретиться со Всевышним.

Но уже было поздно. Хотя Мойра была дочерью лорда, семья выгнала ее из дома, узнав, что она беременна. Возлюбленный Мойры, могущественный граф Киркленд, тоже от нее отвернулся, отказавшись признать ребенка своим.

Оставшись одна, отчаявшаяся Мойра все время просила о помощи, и граф, наконец, смилостивился. Это выразилось в том, что бывшая возлюбленная Киркленда получила хибарку на краю одной из его деревень и жалкое содержание, которое год от года уменьшалось. Если бы Эван еще подростком не научился охотиться, он и мать давно умерли бы от голода.

Воспитанный на ненависти Мойры к отцу, на ее постоянных причитаниях о несправедливости и ежедневных разговорах о боли и страданиях, Эван вырос жестокосердным. Его душа зачерствела. Два года назад, когда ему исполнилось двадцать, он начал из мести грабить клан, и его нападения становились все более частыми и беспощадными.

Но и преследования Маклендона участились. Хотя перед своими людьми Эван хвастался своей храбростью, на самом деле их чуть было не поймали, когда они совершали свой последний налет. Это дало Эвану повод задуматься о том, как и когда все кончится. Граф давно умер, и лордом клана управлял сводный брат Эвана. Считалось, что Гэвин Маклендон — честный и благородный человек, но к Эвану он относился с таким же презрением, как их общий отец.

— Если мы не сможем разжиться, ограбив этих путешественников, предлагаю напасть на Килмор, — сказал Магнус. — Их амбары ломятся от зерна. Что мы не сможем употребить, сумеем продать.

— Килмор — одна из крепостей графа, — сказал Эван. — Там у нас мало союзников.

— Даже они будут не так лояльны, если их желудки будут пусты, а дети, ложась спать, будут плакать от голода, — прорычал Магнус.

Эван закрыл глаза, почувствовав, как защемило сердце.

— Я никогда не позволю, чтобы из-за нас умирали с голоду невинные дети.

— Но это умный ход, — возразил Магнус.

В толпе окружавших их людей послышался ропот одобрения.

— Откуда только в твоей тупой башке взялся ум? — насмешливо спросил Эван. — Скажи нам правду, Магнус, это крошки-феи оставили его тебе, когда ты спал?

Все рассмеялись, и Эван почувствовал, как общее напряжение спало.

Магнус смеялся столь же весело, как остальные, но так сжал кулаки, что побелели костяшки пальцев. От внимания Эвана не ускользнули эти явные признаки гнева, и он осторожно нащупал нож, спрятанный за голенищем сапога. Жаль, конечно, было бы убить такого опытного воина, но если Магнус нападет, Эван, не колеблясь, сделает это. Эван не питал иллюзий по поводу характера своих людей.

Большинство из них были бессердечными негодяями. А он был среди них самым отъявленным.

Магнус слегка покраснел, а под его левым глазом задергалась мышца. Эван ждал, но Магнус оставался на месте, только оглядел толпу. Все присутствующие опустили глаза.

На этот раз ничего не будет, понял Эван. И все же он был достаточно опытен, дабы понимать, что однажды очень скоро случится нечто подобное, и тогда Магнус не упустит свой шанс.

Так что надо быть готовым к худшему.

Глава 3

Помешивая жидкую похлебку из кролика, Фиона размышляла о том, как избежать нападения, если знаешь, что оно неминуемо. Ни время, ни даже место неизвестны, но оно случится. Они нарочно остановились на земле графа, нарушив закон. За ними следят, так что это только вопрос времени — на них обязательно нападут.

Возбуждение заставило быстрее биться сердце. Если Фиона не ошиблась в оценке характера Киркленда, жизни ее спутников грозит серьезная опасность. Она успокаивалась, лишь глядя на Спенсера. Мальчик считал это путешествие грандиозным приключением. Самые простые вещи приводили его в восторг, и это поднимало всем настроение.

Но и восторги Спенсера уже не могли развеять тревогу Фионы. Она была почти на грани нервного потрясения.

— Почему люди Маклендона даже не приблизились к нам? — спросила Фиона сэра Джорджа, бросив в котел с варевом горстку головок дикого лука.

— Они ждут приказа Киркленда, — предположил сэр Джордж, принюхиваясь. — Еще не готово?

Фиона вздохнула. Святые угодники, неужели он голоден? С того момента, как они пересекли границу Шотландии, она едва сумела проглотить несколько кусочков сыра и черствого хлеба. Хорошо, что сэра Джорджа не так-то легко вывести из себя, но все же это было тревожно.

Фиона налила в деревянную миску большой половник супа и протянула ее сэру Джорджу.

— Надеюсь, вы не сожалеете, что согласились помочь мне, сэр Джордж?

Обжигаясь, сэр Джордж набрал полный рот горячей похлебки и, проглотив, ответил:

— Поездка в Шотландию — это не то, чего я хотел бы для вас и мальчика, миледи, но я понимаю, почему вы покинули замок брата.

Почувствовав запах еды, к огню потянулись и сопровождавшие леди Фиону люди. Фиона передала половник своей горничной Элис, и та начала разливать похлебку.

Фиона отошла в сторону от костра, чтобы ее не могли услышать. Сэр Джордж последовал за ней, предварительно налив себе еще одну порцию.

— Все ли понимают, что должны делать, когда появятся наши преследователи?

— Я приказал людям стоять смирно и ждать моего сигнала, прежде чем браться за оружие. — Сэр Джордж нахмурился. — Но я до сих пор не уверен, что это верная тактика. Шотландцы — воины, и известны тем, что сначала нападают, а потом задают вопросы.

— Я знаю. Поэтому так важно их не провоцировать.

Фиона избегала взгляда сэра Джорджа, зная, что ее слова могут оскорбить его. Он был не тот человек, который уклоняется от боя, а она просила его именно об этом.

— Я сделаю так, как вы говорите, — ответил сэр Джордж весьма недовольным тоном. — Но я должен вас предупредить: как только шотландец выхватит меч, я и мои люди ответят тем же.

— Понимаю. Я молю Бога, чтобы в этом не было необходимости.

Сэр Джордж доел похлебку и вытер рот рукавом.

— Расскажите мне еще раз, леди Фиона, почему вы решили обратиться за помощью к этому шотландскому графу?

— Поверьте, он не первый, к кому я обратилась. Мне уже давно стало ясно, что надо смотреть фактам в лицо. В Англии не оказалось никого, кто поддержал бы Спенсера в его стремлении завоевать свои права, принадлежащие ему по праву рождения, включая мою собственную родню!

— И вы думаете, что Киркленд вас поддержит? — Было видно, что сэр Джордж не верит в успех.

— Он — моя последняя надежда, — прошептала Фиона, ненавидя себя за эту минутную слабость.

— А если он откажется?

Хотя прозвучало это мягко, жестокий смысл вопроса поразил Фиону. Что она будет делать, если граф отвергнет ее просьбу? Даже думать об этом было страшно.

— Бог милостив, — ответила она, втайне надеясь, что вера поможет ей. Печаль сжимала сердце Фионы, но она улыбнулась рыцарю. — Давайте я налью вам еще похлебки, прежде чем ее съедят.