Девушка удивленно приподняла брови.

— Это настолько же маловероятно, как и то, что я на самом деле любимая дочь короля Эдуарда, — захихикала она.

Джимми улыбнулся.

— Знаешь, так случилось со мной. Я очень расстроился, когда ты исчезла. Ты была моим единственным другом и неожиданно пропала. Но, как ни удивительно, благодаря этому моя жизнь волшебным образом изменилась. После пожара к нам переехала Мог, ее присутствие сделало дядю счастливее, а попытки найти тебя поставили перед нами новую цель и сплотили нас. Даже наш паб стал процветать.

— Да уж, я вижу, как наладилась твоя жизнь, — кивнула Бэлль. — Но сомневаюсь, что доживу до той минуты, когда скажу: я рада, что меня сделали проституткой.

— Нет, я не об этом. Но отсюда вытекает и другое. Я сам смог это понять, только когда оглянулся назад. Тяжело было видеть, как Мог страдает, я тоже был вне себя от волнения. Это было темное, страшное время. Но не будь всех этих событий, полюбил бы я своего дядю, стал бы уважать его? Не думаю. У меня появилась Мог, которую я обожаю. И я нашел великолепного друга — Ноя. Они в свою очередь оказали мне доверие, я стал справляться с работой в пабе. Теперь мне кажется, что у меня есть настоящая семья и будущее. И так думаю не только я. Посмотри, как счастливы Мог и дядя Гарт. Жизнь троих людей изменилась к лучшему.

— В таком случае мне нужно и самой оглянуться и посмотреть, может, я тоже что-то приобрела, — протянула Бэлль.

— Пока для этого слишком рано. Ты все еще зациклена на прошлых обидах. Но держу пари, есть люди, с которыми ты хотела бы встретиться вновь. То, что ты пережила, изменило твой образ мыслей. Однажды ты проснешься, как проснулся я, и обрадуешься.

— Может быть, — ответила Бэлль. Единственный человек, которого она искренне хотела бы видеть — это Этьен, но она не собиралась в этом признаваться, поэтому решила сменить тему.

Гринвич привел Бэлль в восторг своими старомодными домиками, пивными, расположенными в непосредственной близости от реки, и элегантными домами в георгианском стиле, расположенными чуть поодаль. Девушка подумала, что роскошные зеленые лужайки перед Королевской медицинской и Военно-морской академиями добавляют этим заведениям величественности. Они с Джимми купили пирог в палатке у реки, потом взобрались на холм, чтобы взглянуть на обсерваторию, посидеть на скамейке, полюбоваться видом на реку.

— В этом дворце родился Генрих Восьмой, — сказал Джимми. Казалось, он отлично знает историю. — Хотя позже здание сожгли дотла. Теперь на том месте, где была крепость Гринвича, построили обсерваторию. В этой крепости Генрих держал своих любовниц. Должно быть, это было удивительное зрелище — короли и королевы, плывущие по реке в своих ладьях. Трудно представить, что здесь проходит нулевой меридиан.

— Тебе нравится управлять «Бараньей головой» или у тебя другие планы на будущее? — поинтересовалась Бэлль.

Они много беседовали. Джимми рассказал ей о похоронах короля Эдуарда, а потом о коронации Георга Пятого, состоявшейся год назад. Он целую ночь не спал, чтобы найти местечко, откуда было бы отлично видно королевскую процессию. Джимми объяснил Бэлль, чем занимались суфражистки, пока ее не было, скольких из них насильно кормили в тюрьме и как погибла одна из них, бросившись под копыта королевской лошади во время скачек в Эпсоме. Он рассказал, что Мог с Гартом жарко спорят об активистках этого движения. Мог ими восхищается, а Гарт полагает, что им следует сидеть дома и ухаживать за своими семьями, а политику и избирательное право оставить мужчинам.

Они обсудили гибель «Титаника», которая случилась 15 апреля, когда Бэлль находилась в лечебнице в Париже. Ной сказал ей, что тысяча пятьсот пассажиров пропали, когда корабль налетел на айсберг, но, вероятно, предполагая, что новость слишком сильно ее расстроит, он не вдавался в подробности, а во французских газетах она прочесть о трагедии не могла, потому что не умела читать по-французски. Но Джимми знал всю историю и рассказал ей все, вплоть до мельчайших деталей — любой мог бы подумать, что он сам находился на корабле.

Бэлль заметила, что, несмотря на то что Джимми много говорил о делах насущных, о соседях, о Мог с Гартом, на ее вопрос о работе так и не ответил. Поэтому она задала его еще раз.

— Мне кажется, как только дядя Гарт и Мог поженятся, они захотят переехать из центра Лондона, — ответил Джимми. — Я думаю, что мог бы остаться в «Бараньей голове» и сам управлять пабом, но не хочу этого делать. На Пасху, задолго до того, как мы узнали, что ты нашлась, мы все вместе ездили в Блекхэт на целый день. Мы все время говорили о том, что нужно найти здесь пивную, но как-то позабыли об этой идее, когда ты вернулась домой.

— А где находится Блекхэт? — спросила Бэлль.

Джимми махнул рукой, указывая направление.

— По ту сторону от парка Гринвич. Дорога от Дувра ведет прямо туда, а поскольку многие уже обзавелись автомобилями, Блекхэт — отличное место для жизни. И к тому же там строится много новых домов. Если Гарт найдет подходящее заведение, они с Мог смогут сдавать комнаты в пансионе. Идея кажется мне замечательной. Блекхэт — чудесный городок, с озерами, близ которых устраивают пасхальную ярмарку. Летом там играют в крикет, да и вообще, этот городок по-настоящему красив.

— Мне кажется, что ты мечтаешь туда переехать, — заметила Бэлль. — А для шляпного магазинчика там найдется местечко?

Она рассказала Джимми и Мог, что, пока находилась в Америке, научилась делать шляпки и хочет открыть собственный магазинчик, но они никак не отреагировали на ее откровения.

— Место было бы идеальное, — заверил ее Джимми. — Это один из тех городков, где живут представители среднего класса. Бóльшая часть мужского населения работает в Сити. Их жены гордятся тем, что хорошо и модно одеваются.

Бэлль охватило волнение при мысли начать новую жизнь там, где ее никто не знает. Но она тут же почувствовала, что эти мечты лопаются, как мыльные пузыри: она была главным свидетелем обвинения по делу об убийстве. Ее прошлое всегда будет преследовать ее.

— Что такое? — встревожился Джимми, заметив, как изменилось выражение ее лица.

Бэлль объяснила.

— Люди быстро забывают о таких вещах, — успокоил ее юноша. — А старыми газетами они разводят камин, вот и все. Прочли и забыли. Только семье и близким друзьям сложно забыть об этом кошмаре. К тому же ты можешь изменить имя.

Бэлль на минутку задумалась.

— Не могу представить, что меня будут звать не Бэлль Купер, а как-то иначе, — наконец произнесла она.

— Ты могла бы стать Бэлль Рейли. Если бы вышла за меня замуж.

Бэлль боялась, что Джимми станет давить на нее, но ее рассмешило то, как беспечно он сделал ей предложение.

— Девушка должна выходить замуж по более весомой причине, чем желание просто сменить имя, — заметила она.

— Верно, — легко согласился Джимми. — Но если мы переедем в Блекхэт — а там чрезвычайно респектабельный район, — мне придется представляться твоим братом, чтобы избежать ненужных пересудов. А это очень сложно. Намного проще представить тебя моей женой. И тебе будет легче открыть магазин — арендаторы предвзято относятся к одиноким женщинам, которые хотят взять недвижимость в аренду.

Бэлль думала, что будет нервничать из-за поворота, который принял их разговор, однако она была совершенно спокойна. Все, что говорил Джимми, было правдой.

— Я имел в виду, что мы можем стать мужем и женой по документам, — быстро произнес он, пока Бэлль не придумала, что ответить. — Я прекрасно понимаю: после всего, что ты пережила, меньше всего тебе хочется, чтобы в твоей жизни появился еще один мужчина.

Она почувствовала, что он говорит совершенно искренне, и была бесконечно тронута его открытостью.

— Это было бы нечестно по отношению к тебе, Джимми, — негромко возразила Бэлль.

— Ты намекаешь на то, что не захочешь делить со мной постель? — напрямик спросил он.

— Ну… да. Ты не привлекаешь меня как мужчина, — смущенно произнесла она. — Я так сильно люблю тебя, Джимми, и безгранично тебе доверяю, мы могли бы стать лучшими друзьями, но… — Она запнулась, не зная, как продолжить.

— Послушай меня, — произнес юноша, беря ее руки в свои ладони. — Я сделал тебе предложение, ничего больше. По-настоящему я хочу только одного — чтобы ты оправилась после пережитого; быть твоим другом и поддерживать тебя во всех начинаниях.

Бэлль посмотрела в его янтарные глаза и увидела то, что привлекло ее в Джимми в их первую встречу — искренность.

Они побродили по парку и дошли до железных ворот. Джимми сказал, что огромная зеленая равнина перед ними и есть Блекхэт. По озеру на лодках катались дети. Все мальчики были в матросских костюмчиках, а девочки — в красивых платьицах. За ними пристально следили матери. Некоторые сидели на скамейках рядом с детскими колясками.

За Блекхэтом Бэлль увидела церковь со шпилем. Пейзаж настолько отличался от суматошного и грязного Севен-Дайлса, что у девушки ком встал в горле.

— Мама однажды возила меня сюда, когда я был таким же малышом. — Джимми кивнул на мальчишку лет семи. — Она никогда не говорила, но я чувствовал, что она мечтала, чтобы мы жили в таком месте и я мог бы плавать на лодке, а не бегать по улицам. Моей маме приходилось тяжело работать, чтобы содержать нас. Но она никогда не жаловалась.

— Поэтому ты хочешь сюда переехать? — спросила Бэлль.

— Наверное, отчасти и поэтому. Я хотел бы иметь детей и приводить их сюда кататься на лодке, играть в крикет. Но больше всего мне хочется жить там, где много открытого пространства, просыпаться по утрам под пение птиц и просто быть счастливым.

— По-моему, это очень красивая мечта, — поддержала его Бэлль и поразилась тому, что разделяет ее.

В последующие дни Бэлль ловила себя на том, что мечтает о залитом солнцем Блекхэте, об озере, по которому плавают лодки. Она уже осознала, что невыгодно открывать шляпный магазинчик рядом с Севен-Дайлс, ведь вокруг так много мест — Оксфорд-стрит, Риджент-стрит, — где можно купить шляпку. Блекхэт подходил идеально, и мысли о собственном магазинчике тут же вытесняли воспоминания о том, как она жила последние два года. Как только Кента и Слая арестуют, у нее появится возможность позаботиться о своем будущем.

Но пока полиции не удалось поймать этих людей, и каждый день Бэлль все больше и больше тревожилась из-за этого. Она понимала, что если Кент узнает о ее возвращении в Англию, он захочет найти ее и убить. Бэлль догадывалась, что Гарт и Джимми думают о том же — они тщательно запирались на ночь и настаивали на том, чтобы она никуда не ходила одна.

Джимми бóльшую часть дня и по вечерам был занят, но когда паб закрывался, они с Бэлль сидели в кухне у плиты и разговаривали. Постепенно она рассказала ему все о Новом Орлеане, о Фальдо, о своей поездке в Марсель. Сперва Бэлль тщательно следила за своими словами, вспоминала только забавные случаи или излагала события так, как будто все это происходило не с ней. Но в конце концов, когда она поняла, что Джимми не так легко шокировать, рассказала ему все так, как было на самом деле.

— Этот парень умеет понять других, — сказала Мог, когда однажды Джимми пошел с Бэлль на Боу-стрит в полицейский участок, чтобы она прочла и подписала свои показания. — Мне кажется, работая в пабе, такого понаслушаешься… Когда живешь в Севен-Дайлз, долго оставаться наивным не удастся. Но Джимми никого не осуждает. Похоже, именно это я и ценю в нем больше всего.

Бэлль не могла не согласиться с Мог. Она даже подтрунивала над Джимми, говоря, что из него вышел бы отличный священник.

— Я легко мог бы выслушивать исповеди, — смеялся он. — Но с молитвами и всем остальным мне не справиться.

Бэлль только гадала, подразумевал ли он под «всем остальным» целибат. Она знала, что Джимми встречался с молодыми женщинами, пока ее не было, но подозревала, что он все еще девственник. Где-то в ее подсознании затаилось его предложение. Оно напоминало о себе в самый неожиданный момент. Бэлль считала, что было бы разумно принять его; так одним махом она сделает счастливыми всех, в том числе и себя, потому что с каждым днем Джимми нравился ей все больше. Но пока Бэлль продолжала думать об Этьене, надеяться вопреки всему, что он приедет и заберет ее. Было бы нечестно давать Джимми призрачные надежды.

Но писем от Этьена не было. Бэлль уже две недели как вернулась в Лондон, и, несмотря на то что она уверяла себя, будто письма из Франции идут намного дольше, в глубине души она знала: он не спешит ей написать.

Гарт не пускал женщин в паб. И в этом не было чего-то необычного: большинство хозяев питейных заведений вели себя так же. Мог время от времени помогала подавать блюда во время обеда, но по вечерам — никогда. Гарт относился к женщинам, которые иногда пытались проникнуть в его паб, как к «ночным бабочкам», и указывал им на дверь.