В июле, привезя новую партию комплектующих в один из своих магазинов, столкнулся у входа с Толиком, спешащим куда-то по делам. Бесцеремонно поймал его за руку, отвел к краю тротуара и спросил, глядя в упор:

– Слушай, сколько ты заплатил Даше?

Толик озабоченно принахмурился, пытаясь вспомнить, о ком речь, даже в затылке почесал для ускорения процесса.

– Даша? Ах, Даша! Секс-бомбочка из санатория? Тысячу баксов – всё, что у меня с собой было. А что, тебе удалось?

Он с детской непринужденностью присвистнул. Получилось слишком громко, на них стали оглядываться прохожие.

Юрий рассеянно ответил, не думая о том, что говорит:

– Ты же знаешь, я никогда не говорю о своих женщинах.

Толик глумливо хохотнул, звонко хлопнув себя по бедрам:

– О своих? Ну вот, все и понятно!

Юрий досадливо передернулся, только сейчас заметив свою оплошность.

– Я не то хотел сказать.

Толик не дал ему оправдаться, фамильярно хлопнув его по плечу.

– Да все понятно, можешь и не объяснять! Но я спешу, дружище! Звони, ежели что! – Взмахнул рукой и умчался, оставив Юрия с досадой смотреть ему вслед.

У него осталась добрая дюжина вопросов, ответов на которые он так и не дождался. Звонить Толику не собирался, не телефонный это разговор. При таком разговоре нужно смотреть в глаза собеседнику и знать, что никто не дышит в спину.

Летом объемы продаж сезонно упали, персонал распустили в отпуска. Родители, совладельцы их семейной фирмы, укатили на два месяца в Палангу и, по сути, за руководителя остался он один. Главный бухгалтер, кузина матери, тоже отпросилась в отпуск, и ему пришлось крутиться, как белка в колесе.

В конце августа неожиданно вырос спрос на жидкокристаллические мониторы, и ему пришлось срочно заказывать их в Малайзии.

Но, в целом, его пребывание на посту владельца в гордом одиночестве прошло довольно успешно, если не считать противной дрожи в груди при одном воспоминании о весеннем отпуске в санатории. Юрий твердо решил разобраться с этим странным чувством, еще раз побывать там и выяснить, что ему мнится, а что нет.

Когда в сентябре вернулись отдохнувшие и довольные родители, он заявил, что тоже уходит в отпуск. Отец, не ожидавший от сына подобной просьбы, скорее даже требования, воспротивился. Стоя посредине кабинета и тряся кипой невыполненных заявок, раздраженно втолковывал сыну:

– Ты прекрасно знаешь, что с этим объемом нам без тебя не справиться. Ты коммерческий директор!

Сын угрюмо стоял перед родителями, засунув руки в карманы и широко расставив ноги. Ему этот отпуск нужен был позарез и уступать он не собирался.

– Ага, а так же зам по сбыту, снабжению, даже уборке территории.

Николай Геннадьевич недовольно прервал:

– Нечего тут нам жалиться, мы все в том же положении. Сейчас самая горячая пора. Можешь взять недельку, но не больше. Да и то после того, как затаришь все склады!

После горячих торгов, в которые вмешалась мать, сошлись на двух неделях. Отец, сдаваясь, примирительно пробурчал:

– Ладно! Куда поедешь – на Кипр или Багамы? Любашу с собой возьмешь?

Когда Юрий назвал все тот же местный санаторий и предупредил, что едет туда один, родители в немом изумлении уставились сначала на него, а потом друг на друга. Смущенно покашляв, отец протяжно протянул:

– Вот, значит, как? Появился особый интерес? Поэтому ты и ходишь сам не свой после приезда оттуда? Ну что ж, если решил за ум взяться, одобряю! Давно уж пора, не мальчик, тридцать лет скоро! – И, не удержавшись, спросил: – И кто она?

Инна Федоровна также с интересом смотрела на сына, забыв о своем правиле не лезть в его жизнь. Он небрежно отмахнулся.

– Да что вы, в самом деле! Может, мне там просто понравилось? Тихо, спокойно…

Отец так и впился в него глазами, привстав в кресле.

– Тихо, говоришь, спокойно? Ты же всегда этого терпеть не мог! Ну что ж, мать, похоже, нам и в самом деле пора готовиться к свадьбе.

Юрий скривился, но промолчал, окончательно убедив родителей в верности своей догадки. Посмеиваясь, Николай Геннадьевич немного иронично пожелал:

– Ну, удачи тебе, сын! Поймай за хвост свою жар-птицу! Смотри только, чтобы не вырвалась!

Перед отпуском Юрию пришлось еще пару недель помотаться туда-сюда, покупая компьютеры, мониторы, и разные причиндалы к ним. Наконец можно было уезжать. Путевку купить было пара пустяков. Санаторно-курортную карту, при правильных действиях, удалось оформить всего за два часа. Вернее, два часа он сдавал в поликлинике всякие там анализы, а саму карту занесла к нему домой его участковая врачиха. Не безвозмездно, естественно. В результате все были довольны – он тем, что ему не пришлось тратить драгоценное время, а она неплохим приработком.

Несмотря на Любашины слезы, озадаченной и обеспокоенной его отъездом, и, главное, выбором места отдыха, он твердо заявил ей, что поедет один. Они даже поссорились перед отъездом, потому что она настойчиво просила его взять ее с собой. Отговорился тем, что ее всё равно не отпустят с работы, она работала врачом-психотерапевтом в престижной частной клинике с весьма крутыми порядками.

Сейчас, сидя напротив Даши, чувствовал себя так, будто вернулся домой после долгого нежеланного отсутствия. Напряженно всматривался в ее лицо, и на мгновенье ему показалось, что в ее глазах мелькнул ответный радостный огонек.

Но она быстро его потушила, и Юрий прочитал зловещее предупреждение, аршинными буквами написанное у нее на лбу: руками не трогать! У меня муж и ребенок!

Он поморщился от ее двуличия: с одной стороны – нарочитая недоступность, с другой – порочность. Это грубое слово царапнуло по нервам, но он напомнил себе Толика. Ведь не наврал же он ему? Зачем? Когда тот, еще не отошедший от страстных ласк, случайно рассказал ему о санаторной медсестре, Юрий и не думал ехать сюда. Именно под впечатлением его слов он и купил путевку.

Отбросил в сторону сбивающие с истинного пути мысли и сосредоточился на Даше. Ему хотелось хотя бы взять ее за руки, а еще лучше посадить на колени и целовать, но он боялся новой вспышки праведного гнева и сидел скромно, как примерный ученик на уроке строгой учительницы. Ничего, он подождет, когда растет лед. Если быть достаточно терпеливым, то всё получится, он в этом уверен.

Под его пристальным взглядом Даша чувствовала себя на редкость неуверенно, ее кидало то в жар, то в холод. Она застыла на самом краешке кресла как туго натянутая тетива, нервно вздрагивая от каждого его движения. Вдруг он опять вздумает ее поцеловать? Она не была уверена, что у нее хватит воли и здравого смысла положить этому конец. Его поцелуй разжег в ней непонятную темную жажду, и она наперекор разуму и врожденной порядочности всем своим существом жаждала продолжения.

К ее облегчению, Юрий больше не делал попыток к физическому сближению, видимо, решив для начала узнать о ней побольше. Сначала Даша неохотно отвечала на его вопросы, но вокруг было так тихо, так спокойно, он с таким искренним сочувствием и интересом слушал ее рассказ, что она потихоньку расслабилась и говорила всё откровеннее. Он спрашивал ее обо всем – что ей нравится и что нет, кто ее родители, что любит ее маленькая дочка.

Когда она для равновесия спрашивала его о нем самом или его родных, отвечал откровенно и без запинки. Несколько раз заставлял ее искренне смеяться над своими шутками. В общем, делал всё, чтобы ей понравиться. И, надо признаться, это ему вполне удавалось.

Они проболтали больше трех часов, подшучивая друг над другом и смеясь. Ровно в три она случайно взглянула на часы, ахнула, и заботливо, как строгая, но любящая мать, заметила:

– Юрий Николаевич! Вам пора идти спать! Причем давно! Вы нарушаете санаторный режим!

Слова о том, что он хочет спать только с ней, застряли у него в горле, к счастью, так и не вылетев наружу. Он учтиво распрощался и послушно вышел, спрашивая у самого себя, что это с ним такое.

Неделя пролетела незаметно. При каждом удобном случае Юрий приходил к Даше в сестринскую, но и днем, и ночью вел себя сдержанно, если не считать откровенно плотоядных взглядов, которые он благоразумно пытался скрывать. Даша чувствовала тихое удовольствие от его появлений, хотя прятала свою радость даже от самой себя. Она постоянно повторяла себе, что замужем и испытывать подобные чувства к другому мужчине не имеет права.

В четверг пришла домой после работы в несвойственном ей нервическом возбуждении. Юрий весь день не давал ей проходу. Смотрел в глаза настойчивым и страстным взглядом, прикасался по малейшему поводу, будто ненароком. Даша пыталась от него прятаться, но он находил её везде, возникая как из-под земли.

Это заметила даже ненаблюдательная Марья Ивановна. Прокомментировала ситуацию со свойственной ей житейской мудростью:

– Брось ты своего увальня, Даша, не стоит он тебя! Подвернулся хороший вариант, вот и воспользуйся им! Жизнь коротка, будет что вспомнить в старости! – и неприлично хихикнула.

Даша пораженно посмотрела на женщину. Такого она от благоразумной Марьи Ивановны не ожидала. Если бы это сказала Вера, было бы понятно, но вот Марья Ивановна… Вера же, наоборот, молчала, никак не реагируя на двусмысленную ситуацию, хотя Даша могла поклясться, что подружка всё отлично подмечает.

Стараясь перебороть собственные плотские желания, зашла в комнату, кинулась к книжному шкафу и выложила на стол фотографию лучшего периода жизни с Валерием – после рождения дочки, где он в непривычной для себя роли молодого папашки стоял у роддома с гордым и счастливым видом с розовым свертком в руках.

Но это не помогло. Внутри бурлила и требовала выхода темная жажда, справиться с которой у Даши не хватало сил. Как настоящий медик, рассудила, что это лишь последствия длительного отсутствия физической близости с мужем. В конце концов, она не святая, а обычная женщина, и у нее вполне могут быть земные желания!

Вечером дождалась, когда после просмотра очередного триллера в постель ляжет Валерий, обняла его и стала целовать. Он так удивился, что даже сделал неловкую попытку удовлетворить ее желание, но безуспешно. Отодвинулся от нее и смущенно пробормотал:

– Не ты одна устаешь! Я тоже устал! – и отвернулся к стенке, тут же засопев.

Смущенная Даша с силой покусала губы, чтобы не расплакаться, но слезы всё равно потекли по щекам. Вспомнились слова свекра о том, что у настоящего мужика должно быть две женщины. Итак, она пригодна лишь как обслуга? Тогда должна быть и подруга для утех. Вот только кто она? Измученная, решительно запретила себе ведущие в никуда мысли, и провалилась в тяжелый, без сновидений, сон.

Пятница пронеслась так же, как и вся неделя – с якобы нечаянными встречами, улыбками и прикосновениями. Юрий был настойчив, нежен и безжалостен. Скрыться от него было невозможно. Казалось, он чувствовал, где она может быть, и оказывался там раньше, чем она. Это смущало и обескураживало. Уже не только Марья Ивановна с Верой, но и другие коллеги и даже пациенты заметили, что здесь что-то не так.

Когда он в очередной раз попался ей в коридоре и будто ненароком провел рукой по ее плечу, она резко остановилась и потребовала:

– Прекратите, Юрий! Это непорядочно, в конце-то концов!

Он притворился непонимающим. Прищурившись, переспросил, задержав свою руку на ее плече:

– Что конкретно вам кажется непорядочным, милая?

Даша порозовела и оглянулась по сторонам, нервно дергая плечиком, стараясь сбросить нахальную ручонку. Но он с горестным вздохом пробормотал, так и не дождавшись вопроса:

– А что мне остается делать, если вы меня избегаете? Если бы вы согласились встретиться со мной в нейтральной обстановке, сходить в ресторан, к примеру.

Даша с ужасом представила, какие разговоры пойдут по поселку, если она согласится на это сумасбродное предложение, и, ничего не отвечая, в панике побежала по коридору дальше, чувствуя затылком его сверлящий взгляд. Он с кривой улыбкой пошел следом, соблюдая дистанцию.

Она вошла в сестринскую в надежде, что там кто-то есть, но комната была пуста. Юрий вошел следом, и, воспользовавшись моментом, быстро шагнул к ней. Обхватил ее за талию, и, не обращая внимание на ее возмущенное лицо, быстро приник к губам. Даша обескураженно затрясла головой, стараясь увернуться от его ищущих губ, но не удалось. Поцелуй становился всё горячее, всё глубже, они оба потеряли ощущение действительности и очнулись лишь тогда, когда над ухом раздался оглушительный кашель.

Они оторвались друг от друга и посмотрели назад. Стоявшая там Вера, сделав страшные глаза, усиленно махала на дверь. Юрий выпустил Дашу, смущенно пробормотал: – «Извини»! – и вышел, столкнувшись в дверях с Пал Палычем.

Тот странно посмотрел на раскрасневшихся и взбудораженных девушек, но промолчал. Когда он ушел, Даша смущенно посмотрела на подругу, но та сделала вид, что ничего особенного не произошло, и принялась усердно проверять назначения лечащего врача.